- Завтра! – объявил лупоглазый очкарик и все, сразу потеряв ко мне интерес, разошлись по нарам. Я же, предоставленный самому себе, пошёл по каземату в поисках свободного места. Оно быстро нашлось на втором ярусе, куда я бросил свой матрац, набитый тонким слоем синтетического волокна, больше похожий на лёгкое летнее одеяло.

Мне нужно было знать, кто такие "хакеры в законе" и какими методами они держат всех арестантов в страхе. Ну не мог я не заметить, что физподготовкой эти ботаники не блещут и дать сдачи в ответ никто из них не сможет. Я суперменом себя не считаю, но с тремя из них сразу я бы совладал без напряга.

Я покосился на своего соседа по нарам. Это был флегматичный блондин, рано начавший лысеть. Он лежал на спине, держа в руке документ и воткнув в уши наушники что-то очень тихо подпевал в такт музыке, которую слушал. Его я в толпе хакеров не наблюдал.

Я потряс его за плечо. Он не спеша выключил свой документ, извлёк из ушей провода и только после этого произнёс, протянув мне руку:

- Лука. Сижу за мародёрство. Пять лет. А ты?

- Михаил. Хулиганство. Один год. Странное и редкое у тебя имя.

- А это не моё имя. Я его тут получил, - ответил он. – Меня Станиславом зовут по-настоящему.

- Кто же тебя Лукой назвал? – спросил я. – На сказочного Чиполлино ты что-то не похож.

- Не-а! Чиполлино был ещё тот кадр. Все время по тюрьмам скитался, как и его папаша-итальянец, а остальное время  в розыске был. До Чиполлино мне далеко. Это меня очкарик, который с тобой разговаривал, назвал. Я в камеру только вошёл, он спрашивает меня: "Фамилия твоя как?". "Лукьянов", отвечаю. Ну, он и говорит: "Раз так, то Лука будешь". Вот и стал я Лукой, а настоящего моего имени так никто и не спросил.

И Лука криво улыбнулся.

- Стас! А где ты мародёрствовал? – спросил я.

Он покрутил головой.

- Ты, Михаил, меньше обращай внимания на статьи, по которым мы тут находимся. Это полицаи придумывают от большого ума, кому как нравиться. Не мародёр я. Пришёл вечером с работы, только поужинал – в дверь стучат. Арестовали меня не за что. Я своей вины совсем не знаю. Да что я? Тут в нашей камере один сидит за изнасилование таракана. Его экологическая полиция повязала за то, что он на газоне в кустах вздремнуть решил. А с какой стороны таракан там оказался, никто не знает. Может и задавил нечаянно пару муравьёв во сне. Подумаешь беда какая. А экологи все перевернули с ног на голову. Видимо прокурор тоже друг и защитник насекомых. Восемь лет ему дали… А! – Лука с досады махнул рукой. – Все эти полицаи одного поля ягода и всё одной меркой меряют…

В этот момент дверь в камеру открылась, и на её пороге появился с матрацем под мышкой Валера Штык.

14 июня 2134 года. 09 часов 37 минут по местному времени.

Тюремное отделение при полицейском участке Московского района Лыткарино.

                                 ***

После скудного и невкусного завтрака, который нам выдали расфасованным в пластиковой посуде, я обстоятельно выспрашивал у Штыка о причинах, почему все боятся хакеров. Валера Штык уже привык к моим вопросам, которые считал чудачеством, но старался мне доходчиво объяснять. Это у него получалось.

- Хакеры – это взломщики, - говорил он тихо. – Вот посмотри: мои средства в документе хранятся. Подберёт к нему хакер ключик и будет оттуда деньги тягать. И если ты против него пошёл, то никогда у тебя денег на счёте не будет.  А то ещё так сделает, что счёт твой в минус уйдёт, и банку постоянно будешь ещё должен. Документ поменять можно, но номер счёта никогда. Понял?

- А если я его найду хакера и вытряхну с него деньги вместе с мозгами? – поинтересовался я.

- Не найдёшь! – Штык зло посмотрел на угол камеры, в котором продолжали завтракать хакеры. – Они в сети не по одному работают. Попадёшь к ним в чёрный список и с голодухи ласты склеишь… Или из тюрьмы никогда не выйдешь за долги. Они тоже прихвостни полицаев. И доходами с ними делятся. Вот с ними никто связываться и не хочет. Они всего один-два процента со счётов у каждого снимают, вроде и привыкли все.

- Нет, - возразил я. – Привыкнуть к этому невозможно. Это у нас полиция такая хорошая. Было бы желание, давно прикрыла бы эту лавочку. Но полицаи предпочитают ничего не делать…

- А зачем что-то делать, если их хакеры не трогают? – заметил Лука. – Лень раньше их родилась!

- Ох! - вдруг сдавленно воскликнул Штык, взглянув на экран своего документа. – Мой счёт обнулили!

- Что такое? – я уже понял, чья это работа. – Хакеры постарались?

- А кто же ещё? – Штык впал в ступор и только беззвучно шевелил губами.

Значит и мои денежки с документа Штыка тоже уплыли в неизвестном направлении. Это мне очень не понравилось. Хакеры, значит. Я посмотрел на хакеров, дружно уничтожавших не тюремную, а покупную пищу и твёрдо решил вмешаться в это дело. Номера счёта у меня нет, а если и будет, то скоро он станет ненужным. Поэтому никакой взлом мне не грозит и ответку я не получу. Возможно, я смолчал бы, если была бы похищена незначительная сумма. Как говорили раньше, последнюю сигарету и вор не возьмёт. Но такая беспредельная жадность должна быть жестоко наказана. Я проверил в носке на ноге заточку и решительно встал.

Но тут лязгнула дверь камеры и вертухай прокричал:

- Рабер, на выход!

"Расправу придётся отложить до лучших времён", - подумал я.

Я последовал впереди конвойного, который позевывая, сообщал мне направление короткими словами: "прямо", "направо".

Так я оказался в кабинете начальника тюрьмы, который смотрел на меня скучающим взором. Конвойный показал на табурет, стоящий с другой стороны стола и отдал приказ:

- Сесть и отвечать, только когда господин майор задаст вопрос!

Я пожевал губами, лениво взглянул на вертухая и молча подчинился требованию.

Кабинет был не особо просторный, но зато пол был застелен ковром. Тюремный опыт сразу подсказал мне, что меня тут бить не будут.

- Значит, ты – Рабер? – спросил начальник тюрьмы, вперив в меня глаза-буравчики.

- Так точно, господин мужественный полицейский! – бодро прокричал я, не сводя с начальника тюрьмы внимательного взгляда. Я точно был не уверен, что мое восклицание, взятое из какой-то детской книжки и запомнившееся мне своей иронией, понравится начальнику тюрьмы. Но, жребий был брошен и я уже перешёл Рубикон.

Лицо полицейского начальника и так маловыразительное, застыло окончательно. Видимо в его голове шёл нелегкий умственный процесс, вызванный моим нестандартным, а потому непривычным ему обращением. Но к счастью для меня в его мыслях, вероятно, возник образ могучего мужественного человека, увешанного наградами и сверкающего огромными звездами на погонах. Поэтому он не понял скрытой насмешки в моих словах и не заорал на меня, гневно топая ногами. Наоборот его широкое лицо расплылось в довольной усмешке: