– Вы пришли, чтобы посмотреть книгу расходов? – спросила она деловым тоном.

– Нет, сестра. Это дружеский визит.

Сестра-хозяйка сварила им кофе. За это время она успела замесить и поставить в печь кукурузные лепешки.

– Можем предложить вам позавтракать, отче, – предложила она с доброжелательной улыбкой.

Кюре кивнул, соглашаясь. Он сел за стол и открыл свою знаменитую на всю округу записную книжку в красной картонной обложке.

– Я переписал слово в слово текст записки, которую вы нашли при девочке, – сказал он вдруг. – Меня беспокоит одна фраза, последняя: «Шкурки – задаток за ее содержание». Я прочитал эти слова мэру, и он со мной согласился – из этих слов следует, что родители планируют возместить расходы на ее содержание. Значит, девочку нельзя считать подкидышем. Родители могут в любой момент явиться и потребовать дочь обратно.

– Но почему они выбрали Валь-Жальбер и наш монастырь? – спросила мать-настоятельница.

– Это остается загадкой. Хотя мы думаем, родители ребенка оказались здесь проездом, и, увидев крест над колокольней, да и само здание, большое и новое, они решили, что это либо больница, либо приходская школа, и почти угадали.

– Если так, они могли бы поступить как приличные люди – постучаться и все объяснить! – резко отозвалась сестра Викторианна.

Сердитым взглядом настоятельница призвала сестру-хозяйку к порядку. Той вообще не следовало вмешиваться в разговор.

– Отче, в это время года редко кто путешествует, особенно с младенцем на руках, – заметила сестра Аполлония. – Вы пытались узнать, чья это девочка? Может, кто-то в поселке знает ее родителей?

– Вот уже неделю как я расспрашиваю жителей, – сказал кюре. – Бессемейные рабочие, которые живут в общежитии и в этих страшных бараках, которые скоро снесут, ничего не слышали о семье с годовалым ребенком. А ведь они часто бывают в Шамборе и Робервале… На сегодняшний день у вашей Мари-Эрмин есть крыша над головой, пища и хороший уход. Это главное.

Последовала пауза, во время которой из соседней комнаты донесся заразительный смех. Кто-то эхом засмеялся в ответ.

– Сестра Мария Магдалина играет с девочкой, – с виноватым видом проговорила мать-настоятельница.

– Слышать смех намного приятнее, чем стоны и плач, – добродушно отозвался кюре. – И все-таки, когда ваша школа откроется после карантина, нужно будет что-то решать. Мари-Эрмин можно отдать на воспитание женщине, мечтающей о ребенке. Мадам Гарро постоянно жалуется на одиночество. Ее единственному сыну двадцать, муж работает на лесосеке. Месье Гарро – один из лучших лесорубов в Валь-Жальбере. «Король бумаги» лично выразил ему признательность, когда три года назад приезжал на фабрику.

– «Король бумаги», – повторила настоятельница. – Вы говорите о добрейшем месье Дюбюке, которому мы так многим обязаны?

– Конечно, о нем, – обрадованно подтвердил кюре. – Если бы он не выкупил акции компании, фабрику закрыли бы. Это было бы большое несчастье для рабочих, которые поселились в поселке. А ведь я подбирал их лично, руководствуясь золотым правилом Валь-Жальбера: «Никаких пьяниц и богохульников!» Ведь с неумеренным пристрастием к спиртному непросто бороться…

Беседа продолжилась за кофе, к которому сестра-хозяйка подала хрустящие лепешки. Сестра Викторианна проверяла запасы продуктов, не упуская ни слова из разговора. Кюре заговорил о войне в Европе и высказал опасение, что военные действия могут распространиться на весь мир.

– Наш премьер-министр, сэр Роберт Лэрд Борден, поддерживает Францию. Тысячи канадских мужчин уехали на фронт, и это еще не конец.

Мать-настоятельница глубоко вздохнула.

– А здесь у нас все спокойно. Начинается зима, и мы реже будем получать новости. Живя в мирной стране, тяжело представить жестокую реальность сражений. Мы с сестрами часто молимся за наших солдат. Но скажите, отче, эта мадам Гарро, о которой вы упомянули, согласится ли она взять на воспитание такого маленького ребенка, да еще бесплатно? Где она живет?

Вид у кюре был удивленный. Стало очевидно, что все мысли монахини занимает крошка-приемыш.

– Мадам Гарро живет рядом с фабрикой, в одном из первых домов, построенных на площади. Летом вы лучше узнаете поселок. У супругов Гарро замечательный огород. Еще у них две коровы, и они продают молоко в универсальном магазине.

– Мы подумаем об этом после окончания карантина, – сказала мать-настоятельница. – А пока, отче, не могли бы вы попросить у местных женщин собрать игрушки, которые не нужны их детям? Малышке нечем играть. Кстати, хотите взглянуть на нее?

– Охотно! – воскликнул кюре.

Сестра Аполлония сделала знак сестре-хозяйке. Та ненадолго вышла и вернулась с разрумянившейся сестрой Марией Магдалиной, которая несла на руках девочку.

Какое-то время священник молча рассматривал малышку.

– Какая симпатичная девчушка, – проговорил он наконец. – Слава тебе, Господи, это была не оспа!

Кюре Бордеро встал и ласково потрепал девочку по щечке. Та спрятала лицо на плече у сестры Марии Магдалины, которая тотчас же поцеловала ее в лобик.

– Что ж, мне пора. Можете быть покойны, у добрых жителей Валь-Жальбера найдется чем позабавить вашу подопечную.

Настоятельница проводила гостя до дверей. Сняв с вешалки тяжелую накидку из сукна, кюре многозначительно посмотрел на сестру Аполлонию.

– Матушка, я не ошибусь, если скажу, что сестра Мария Магдалина слишком впечатлительна? Мне показалось, что ее переполняет не слишком уместная радость, когда она держит на руках этого ребенка. Я понимаю, что в своем служении вы часто сталкиваетесь с несчастными и обездоленными, не исключая детей-сирот. Их нужно жалеть, о них нужно заботиться, но… спокойнее, без избытка чувств.

– Вы совершенно правы, отче, – согласилась настоятельница. – Я постараюсь обуздать юношескую пылкость нашей сестры Марии Магдалины.

Кюре нахлобучил на лысую голову шапку и закутался в накидку. Стоило ему приоткрыть створку двери, как резкий ледяной ветер ворвался в дом. Монахиня невольно сделала шаг назад, в тепло, и, кивнув в знак прощания, с облегчением закрыла за священником дверь.

Слова отца Бордеро не пришлись ей по душе. Сверху донеслись удивленные возгласы и звонкий смех. На лестнице появилась сестра Викторианна.

– Матушка, скорее поднимайтесь! Мари-Эрмин сделала два шага! Мы с сестрой Марией Магдалиной держали ее за ручки. Малышка даже топнула ножкой!

– Спокойствие, сестра Викторианна! – приказала настоятельница. – Это никакое не чудо. Нужно создать хотя бы видимость дисциплины! Монастырь – не место для криков и смеха.

Сестра Аполлония не торопясь поднялась по лестнице. Сестра-хозяйка испарилась, но из кухни доносился шепот.

«Угодна ли Господу строгость, к которой меня призывает святой отец? – спросила себя сестра Аполлония. – Благопристойность – да, но разве это хорошо – лишать сестер моментов радости?»

Войдя в комнату, она увидела Мари-Эрмин, стоящую на своих ножках. Малышка держалась за стул и улыбалась ей, показывая свои крохотные зубки.

«Спаситель, сколько в ней невинности! – подумала она. – “Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие!”[6]»

Слова из Евангелия сами собой пришли на ум. Увидев сконфуженные лица окруживших девочку сестер, настоятельница вздохнула.

– Когда к нам приходит отец Бордеро, прошу вас, будьте сдержаннее, сестра Мария Магдалина. Это и вас касается, сестра Викторианна.

Пожилая монахиня удалилась в свою комнату, чтобы помолиться. Головная боль молотом стучала в висках.

«Эта боль – предвестник метели!» – подумала она.

Элизабет Маруа стояла у окна в кухне. Ее муж, зажав трубку в уголке рта, покачивался в кресле-качалке. У Жозефа были свои привычки. Когда ему выпадало работать в ночь, он любил часть дня провести в приятном безделье, предварительно плотно позавтракав. А потом с полудня и до семи вечера он спал.