— Подавись, урод, — охрипшим голосом все-таки ответила Дример. Улыбка Вика готова была выйти за пределы смазливого лица.

— Подавишься скоро ты, — прошипел он. Снова послышалось «мяу-мяу-мяу», и Дример едва не схватилась за голову, чувствуя себя сумасшедшей. Вид Эрин ясно доносил о том, что к следующему испытанию она не настроена. Потому Крисс схватил его руку и сунул в открытую ладонь пачку сигарет. Что дальше? — Держи пока, успокой нервы. Это сигареты твоего Уриса. От этого факта тебе будет легче их курить, кроха? Не обижай своего ебаря и делай это с удовольствием. Или же ты даже его имитируешь, блядинка?

Эрин сжала потрепанную пачку «мальборо». Она еще не закурила, но ее снова начало тошнить, едва она вспомнила один только запах этой мерзости. Как не старалась к ней приучиться Дример, у нее не получалось этого именно из-за того, что срабатывал странный рвотный рефлекс. Патрик шутливо называл ее бракованной содержанкой монастыря. Если рядом не было Генри, за нее заступался Вик. Вик, Вик… Дример развернулась спиной к белобрысому уроду и Стэнли, молчаливо пытающимся до нее достучаться. Будто он думал, что Дример способна читать мысли так поймет, что он от нее хочет. И это у баб еще с логикой проблемы? Эрин начисто игнорировала мысленные мольбы. Урис, сраный и неправильный эгоист — пойми, что я это делаю не для того, чтобы самой спастись! С такой раздраженной предъявой русоволосая поджигала сигарету, сразу несколькими спичками (думаю, наверно, что так она сгорит быстрее) Развернувшись назад к Криссу, лицо которого мрачно светилось нетерпеливым ожиданием момента, Эрин вдохнула дым. И тут же закашлялась.

— Заебись сигареты, кстати, — беспечно заявила она, когда делала еще одну затяжку. Своим блядским смехом Вик будто делал сигарету все длинней, от чего та никак не кончалась. За короткое время Эрин успела много раз вдохнуть, выдохнуть, как на занятиях ебаной физкультуры, но все равно, каждый раз, когда она стряхивала пепел (параллельно кашляя, как больная туберкулезом) с безнадежностью девушка обнаруживала, что сигарета еще не скурена. Таким же взглядом Урис смотрел на Эрин. Она не сдержалась уже от порыва злости на чересчур заботливого еврея. — Перестань на меня так смотреть, Стэн! Я не умираю, черт возьми! Слышишь, Вик, я говорю, хорошие сигареты. Лучше ничего быть не может. Разве что… твоя пидорская рожа, расцарапанная до крови! Сдохни, ублюдок!

Слова будто оказались волшебными. В эту же секунду Эрин обожгла пальцы оставшимся окурком. С чистым девичьим визгом она выронила его на землю; под громким, безудержным ржачем, чуть ли не самого демона. Стэн все мычал, как раненая корова.

— Ты так прекрасно справляешься с испытаниями, Дример. Продолжай в том же духе. А следующее… Ооо, смотри, какой хороший Реджи. Уже несет.

«мяу-мяу-мяу

мяу-мяу

мяу

мяу?..»

— Держи, детка, игрушку, — Эрин поздно протянула руки, и маленький серебристый комочек шерсти, являющийся, наверно, еще новорожденным котенком, чуть не упал мимо них. Взяв животное на руки, Дример прижала его к груди. Опустила к нему глаза, все слушая громкое «мяу-мяу-мяу», желая также замяукать в ответ, чувствуя, что это какой-то зов к спасению. Она запрокинула голову, огорченная, что не может видеть даже сегодняшнее небо, такое красивое, из-за мокрой пелены на глазах. — Помнишь уроки ебанутого Патрика, Эрин? Как и другому, ты нихуя им не следовала. Вот сейчас будешь. — Крисс показал пальцем в сторону, на дерево, и Дример с тихим писком прижала котенка ближе, надеясь на то, что он исчезнет в ней, подальше от проклятого монстра. — Кинь этот блохастый комок шерсти туда, чтобы еще смачно ударился. Или на его месте будет башка Уриса. Дример! — Вик по настоящему зарычал. В отличие от мягкотельного Хаггинса, рыдающая Эрин не пробила в нем ни капли сочувствия. Напротив, она, еще и это нескончаемое мяуканье, пробуждали в парне последнего монстра. Он подскочил к Стэну, который подозрительно затих. Казалось, что в голове парня возник какой-то план спасения…

Но у него не было ничего. Ни мыслей, ни идей, ни целей — ни-че-го, чтобы помогло Эрин (ему-то на кой) сейчас спастись. Дример продолжала плакать даже тогда, когда Вик обрушил сокрушительный подзатыльник на кудрявую голову Уриса, после которого он едва не потерял сознание, с криком «Либо ты кидаешь кота, либо я кидаю бошку Уриса. Ради такого, блять, можно даже в тюрьму попасть, Эрин, представляешь?!» Отважный Стэнли, чуть шатаясь, вновь приподнялся и снова угрожающе замычал, не отрывая взгляд от Крисса, такой, от которому даже ему стало на секунду не по себе. Белобрысый с неприязнью отметил, что с губ парня тянется ниточка слюны. Молодое яблоко, сквозь которое он рычал, не затыкало подонка никак, блять. Он схватил его за пару прядей, дернул за них, как за канат, который желал поднять наверх. Непроизвольно глаза Уриса оказались на мокром месте — до Эрин, конечно было далеко, и она не обращала ни на что внимание, убаюкивая плачущего котенка в своих руках; мяу-мяу-мяу, это, сука, невероятный и ужасный мир, в котором нет места никому, кроме людей, которые действительно дороги и больше ничего не волнует, просто ни-че-го. Крисс опять завопил, Стэнли вскрикнул от боли так, что ничего не остановило его крик, а Эрин продолжала плакать, реветь, как раненая кошка (расстающаяся с детенышем), и с такими невеселыми мыслями она запустила котенка, как плюшевую игрушку, в то ебаное дерево, даже несмотря на него. Пронзительный писк длился всего секунду, но его не заглушило ни мычание Стэна, ни рев Эрин и даже ни громкое «неужели, блять!»

— Это все? — Дример даже не поразилась, как жалко звучит ее сорвавшийся, от истерики, голос. — Три испытания было. Довольно, Вик. Пожалуйста…

— А с чего ты взяла, что будет только три испытания? Я так говорил? — с искренним удивлением поинтересовался Вик, вызывая у Дример новую порцию слез; таких же сильных и несдержанных. Белобрысый преодолел расстояние, разделяющее их, оставляя за сгорбленной спиной Стэнли, который клевал окровавленным носом землю, уже не поднимаясь. — Я ненавижу число три, Эрин, из-за того, что третьего ноября меня прелюдно унизили в школе собственные предки. Я говорил тебе об этом, красавица, — говорил Вик, даже с нежностью убирая прядки волос, вновь упавшие на красное, опухшее лицо, с трудом напоминающее «красавицу». — Помнишь? Ты сделала вид, что все понимаешь. А на деле, как всегда, пиздела. Также, как с Бауэрсом. Приняла послушно колеса в худые ручки, так, будто это вкусные желанные конфетки. Согласилась на все. Сымитируй свое понимание и сейчас, Дример. На, жри, — заключил Виктор, уже держа в руке знакомые таблетки. В количестве примерно двадцати штук. Тогда он дал Эрин всего четыре, заявив, что их хватит, для того, чтобы слечь в дурдоме. А тут их… двадцать. Парень снова дал Дример пощечину, не замечая за ней инициативы и вернулся к прежним угрозам (новых ему было не придумать, хотя, зачем?) — Жри, тварь, немедленно или твой Урис…

Эрин заглотила все таблетки, присутствующие в его руке. Изумление на лице парня говорило, что он не ожидал такого. Но он снова принял прежнее надменное выражение лица и повернулся с ним с Урису — находящемся в сознании, но не способным уже ни к чему. Зеленые глаза почти не горели жизнью в тот момент, когда Крисс взирал на него свысока. Но, когда за спиной этого идиота, Эрин выплюнула таблетки обратно на ладонь и быстро спрятала в кармане юбки, надежда вернулась к еврею. Быть может, они сумеют преодолеть этот кошмар.

Но…

— Эрин-Эрин, а ты можешь засунуть в свой ротик больше, чем кажется, да? — перешел Виктор на шепот.

Эрин могла поклясться, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди, как в любовных романах, но, отнюдь, ни в хорошем смысле. Она попятилась назад и только мерзкий голос, такой же громкий «Урису, блять, будет плохо, если что!» и в мыслях, остановил ее от побега. Сейчас у нее были все шансы убежать, но Эрин не могла этого сделать. Крисс знал это. И Стэнли, к сожалению, тоже. Он чудом заставлял себя не перевернуться на другой бок, чтобы не видеть следующее, задуманное Криссом. Реджи оказался возле него. Вид громилы тоже был не жизнерадостным, но и не настолько грустным. Стэн не собирался в нем разбираться, тем более, когда он сгреб его в охапку, как мешок с мусором, не давая никак пошевелиться.