«Ты уже однажды умерла ради него, Дример, — перефразировала Эрин про себя слова белобрысого, глядя внимательно в его глаза. — Значит сделаешь это еще раз.»

Виктор всегда был как-то тесно связан с наркотой, и Эрин не удивилась, что такие серьезные таблетки он достал ей так просто. Кадиллак. Он провоцировал галлюцинации и дурное самочувствие и дурное, блять, это еще мягко сказано. Правда, эти наркотики на самом деле были не такими серьезными. Но могли начать затмевать рассудок до такой степени, чтобы совсем потерять потом голову. Случаев полного слетания с катушек очень много. Эрин понимала, что Генри все еще любит ее, и под всеми своими таблетками его сознание до сих пор сохраняет воспоминания о своем ласковой котенке. Но Дример та еще кошка, потому все еще не глотает. Коробок спичек с таблетками каждый раз, когда Эрин на него натыкается, напоминает ей о том, что эта двусмысленная шутка не смешна.

Она сократила свои визиты до минимума. Если раньше Эрин могла по пути в магазин забежать к парню в гости, то теперь, даже в самое скучное время, она в последний момент думала о том, чтобы навестить Генри. Сознание твердило ей, что надо его сфотографировать. Повесить фотографию куда-нибудь в запрятанный угол и тогда больше никогда не навещать его. И, может, это была одна из основных причин, почему второй снимок до сих пор не сделан.

Дример не хотела фотографировать Генри. Она не хотела его навещать. Но каждый раз сдерживала слезы, прикусывала нижнюю губу и раздирала ее до крови. Это была привязанность, с которой надо было срочно разобраться, чтобы жить дальше.

Идти, может, другой дорогой. Но вот это уже вряд ли было возможным.

Время стремительно приближалось к десяти. Шлепая по свежим лужам от недавнего дождя, Дример стремглав мчалась домой. Страшно было подумать, в каком состоянии сейчас мать. Эрин моментом пыталась представить выражения ее лица, когда только покидала лечебницу, но тут же отмела эти фантазии. Сейчас она надеялась, что, добежав как можно быстрей до дома, Джейми смирится и не станет ее слишком сильно наказывать. Эрин плевала на весь мир, но против матери не решалась пойти даже в сильном опьянении. Оно было всего лишь раз, но Эрин этого хватило, чтобы понять, что страшней Джейми Дример в этом мире нет ничего.

Сегодняшний визит к Генри вновь не обернулся ничем хорошим. Только лишние душевные терзании, такие, какие даже в самых дешевых любовных романах не сыщешь. Бедная, печальная, просто типичная и второсортная девица в беде. Свергнутая криминальная принцесса. Трудно вообще представить, чем теперь вернуть прежнюю репутацию. Ох. Возвращаясь с лечебницы, где в чудовищном состоянии находится ее возлюбленный, Дример думает о своей репутации.

Небольшие фонари совсем тускло освещали путь, по которому она неслась, как угорелая. Эрин практически ничего не видела и не заботилась о том, что может в любой момент споткнуться обо что-нибудь и упасть. Холод доводил ее всю до мурашек. Или это страх? Дример старалась ни о чем не думать, когда бежала вперед. Бежала от всего — от собаки известной дряхлой миссис Грин, от свирепых полицейских, которые в позднее время могли появиться в любой момент. Она бежала от звука, бьющего по вискам, голоса врача, дающего неутешительные диагнозы, от пустых, стеклянных глаз и вновь появляющегося злобного выражения лица матери.

Вдруг Эрин резко остановилась, когда одна из навязчивых мыслей все так задержалась в ее голосе. Ощущение, что это бег на месте.

Кажется, что она прибежала в тупик. С противоположного конца улицы, ведя велосипед и вяло передвигая ногами, шагал Билл Денбро. Вот он явно никуда не спешил, хотя время слишком позднее для ночных прогулок. Может, Дример была не права насчет ниточки, и она не значила, что родители за него волнуются? Хотя, вероятней всего они доверяет старшему сыну. Это неудивительно. Билл всегда был чересчур умным для своих лет. Он остановился практически в нескольких метрах от нее. Эрин наклонила голову набок, с интересом рассматривая Билли. В темноте не было видно выражения его лица, но, даже увидь она его, Дример все равно бы не поняла, что на нем написано. Он всегда умел скрывать свои эмоции. Это, разумеется, в нем раздражало. Даже больше того, что он неудачник.

Билл, кажется, даже не думал продолжать свой путь. Эрин подождала пару минут, пока снова не вспомнила о том, что мама будет в ярости. Удивительно, но она пока не истерила. Русоволосая обернулась по сторонам с наигранно удивленным взглядом. После, раскинув руки, повернулась снова к Биллу и серьезно спросила:

— Я тебе мешаю?

Билл пожал плечами, но двинулся вперед. Неизвестно, что мешало ему сделать это раньше. Эрин фыркнула так громко, что это можно было услышать, наверно, в другом квартале. Когда их разделяло шагов десять, Билл вдруг опять остановился.

— Ты откуда? — спросил парень. Голос его звучал тихо и, кажется, устало, но Эрин не акцентировала на этом внимание, только удивившись тому, что Денбро вдруг решил завести беседу.

— А тебе-то что? — огрызнулась она, остановившись. Ее голос звучал, как обычно — так, что в нем не хватало только открытого рычания, следующего за простыми словами.

— Может т-тебе нужна п-помощь, — ответил Билл. Эрин непонимающе распахнула глаза:

— Помощь? С чего ты это вообще взял?

— Н-ну, редко встретишь человека, к-который просто л-любит гулять так позд-дно.

— Чтоб ты понимал, Денбро, поздно на этой улице сейчас не только я! — рявкнула Дример, возмущенная до глубины души такими заявлениями. Чтобы ей нужна была помощь? Ей?!

— Я т-только что разминулся с Р-ричи, а ты я-явно гуляешь о-одна, — ответил Билл. Его губы растянулись в слабой усмешке, благо, не заметной под покровом почти полной темноты. Эрин собиралась было ответить, но Билл поднял ладонь, этим жестом затыкая ее. — Мне, впрочем, все равн-но.

— Пошел ты, Денбро, — вполне мирно ответила Эрин. — Нечего тогда вообще было со мной заговаривать.

— Эт-то здравая м-мысль, Рина, — ответил Билл, наклонив голову на бок. — Жаль, что ты так п-поздно ей поделилась.

— Тебе заняться нечем, урод?! — крикнула Дример так, что Денбро отошел на шаг назад. Взбешенная Эрин ударила его велосипед, и Билл еле удержал его от падения. — Иди дальше. На месте не стой, пока на тебя шайка убийц или педофилов не слетелась! Последних ты своей смазливой рожей так и привлекаешь!

У Билла Денбро была удивительная способность — он умудрялся сохранять хладнокровное выражение лица даже тогда, когда глаза его светились открытой злобой. Эрин прошла мимо парня с гордо поднятой головой, показывая, что не намерена больше терпеть его общество. На это все указывало внешне, но тут Дример почему-то остановилась.

— С-совсем уже б-бешеная? — воспользовавшись этим, вновь заговорил Билл, в пол оборота глядя на девушку. — Я просто х-хотел узнать, все л-ли у тебя хорошо. И, р-раз ты поздно вечером мчишься откуда-т-то, как чокнутая, а-а потом резко остан-навливаваешься, то я думаю, что с тобой не все в п-порядке!

-О, Билл, как же это мило! Но, кажется, ты мне где-то пару секунд назад сказал, что тебе все равно. Спорю, ты просто хочешь побыть любезным! Зачем?

— А мне ч-что, терпеть твои необоснован-н-ные наезды?! — по настоящему разозлился Денбро. Он бросил велик на землю и в одну секунду, преодолел расстояние, разделяющее их. Эрин даже испугалась, когда он, схватив за плечи, наклонил к ней голову. — Беверли была п-права — хватит с-с-строить из себя мразь. С-суку! Ты в к-конец уже спятила, Дример! Может, тебя п-посадить в одну палату к своему такому же ненормаль-н-ному дружку?

Тут Билл понял, что явно перегнул со словами. Серые глаза девушки затуманились, словно накрытые невидимой пеленой. Денбро понял, что это были слезы, когда Эрин резко ударила его кулаками в грудь и отскочила. Он хотел извиниться (в душе отлично понимая, что он это делать должен в последнюю очередь), но тут уже Эрин подняла ладонь вверх, приказывая ему помолчать.

— Я как раз оттуда, Билли. Извини, но на сегодня с меня хватит его общества, — вскинув руками, сообщила Эрин. Билл совсем затих и потому ее голос на этой глухой улице звучал слишком громко. — Уже очень поздно и я пойду наконец домой. Если позволишь, конечно. Может, у тебя еще есть для меня парочка наставлений или милых любезностей? Поделись, Билл. Мы с тобой не разговаривали уже целых три дня — на рекорд, кажись, идем!