Отложив четыре выбранные карты в сторону, она поднялась с места, и хотела выйти на балкон, но что-то её задержало. Она замерла. Несмело наполнив бокал шампанским, она осторожно посмотрела на колоду карт и замерла.
– Нет, достаточно, – сказала она себе и направилась на балкон, но идя, случайно задела стол. Колода карт дрогнула, карты рассыпались, и одна из них упала на пол. Упала она рубашкой кверху.
– Нет, это уже лишнее, – уверенно произнесла Мария и вышла на балкон.
Поставив бокал на перила, она взглянула на небо. Из-за городской иллюминации звезд на небе видно не было. Одна чернота.
– Что? – глядя вверх, глубоким голосом проговорила Мария. – Я сама решаю. Я сама власть и судьба. – Опустив голову и устремив взгляд в город, она выплеснула тьму из глаз и, развернувшись, вошла в номер.
Быстро подойдя к лежащей на полу карте, она наклонилась, взяла её, села за стол и также, рубашкой кверху положила возле колоды. Немного помедлив, она пометила карту лежащим рядом карандашом, вставила карту внутрь колоды, закрыла глаза и начала её перемешивать, снова что-то шепча. Резко остановившись, она с размаху положила колоду на стол и открыла глаза. Сверху оказалась меченая карта. Не переворачивая её, она убрала колоду в шкатулку и отправилась в ванну.
На собрание у герцога, куда прибыла вся знать герцогства, говорилось о возможной угрозе нападения со стороны соседей, а именно одного из соседей, графа Гумбольдта, известного, как говорили знающие люди, своим бешеным нравом и неутомимой жаждой власти и обладания землей.
– Еще при Фридрихе он был неуправляем, но железная воля императора сдерживала таких, как он. Теперь же… да вы посмотрите, что происходит вокруг…
– Что же нам делать, его войско гораздо сильнее нашего. Наемники со всех концов земли засели у него на земле. Определенно, он готовиться к войне.
– Мы можем обратиться к соседям за помощью.
– Не находиться ли он уже с ними в сговоре?
– Для начала хотелось бы выяснить, откуда идет слух о его готовности напасть на нас. Есть ли какое либо подтверждения этому?
Повисла пауза.
– Если это происки ведьм, о которых говорят крестьяне, то грош цена таким вестям. Ведьм из наших лесов.
– Барон, не будьте ребенком.
– Простите?..
– Вы же не станете верить в приметы, распространяемые крестьянами.
– Те, кто распространяет и есть пособники нечисти, на костер их!
– Уважаемое собрание, ни для кого не секрет, что на нашей земле завелась нечистая сила, а вот в каком обличии она пребывает…
– Прекратите, – оборвал диспут герцог. – Я жду предложений, а не россказней о шабашах, да вурдалаках.
– Осень начинается. Не лучшее время для войны. Урожай скуден, скот мрет, приметы…
– Я просил…
– Народ в страхе. Смерть барона Траубе дала предлог пересудам.
Генрих замер, боясь оказаться в центре внимания.
– Как это относится к делу?
– Судачат, что в землях снова объявился чёрный всадник.
– Что за чёрный всадник? – сурово спросил герцог, хотя сам прекрасно всё знал.
– Поговаривают, что это сам Дьявол. Также поговаривают, что граф Гумбольдт, я прошу прощения, продал душу Дьяволу…
– И тот начал косить самых немощных рыцарей? – продолжил один из присутствующих. – Не говорите чепухи.
– Вы не верите даже в бога!
– За такие слова…
– Прекратить! – воскликнул герцог. – Я и сам готов поверить в то, что среди нас нечистая, раз мы позволяем между собой грызться, подобно волкам.
– Послушайте, господа, – подал слабый голос граф Штольберг, – давайте каждый в своей земле посчитает запасы и силы, коими мы располагаем, а после уже будем принимать дальнейшие решения.
– Ты граф за своей племянницей присматривай, говорят она красавица, а военные дела для тебя дело прошлое. – Раздался хохот.
– Я согласен с графом, – объявил герцог, заставив тем самым всех замолчать.
Услышав о приехавшей к графу племяннице, Генрих перестал слушать дальнейший разговор. Что-то кольнуло его прямо в сердце. Он ощутил непонятную тяжесть во всём теле, такую же, как испытал впервые, когда услышал о её приезде. Он принялся высматривать графа Штольберга, сидящего по правую руку от герцога. У такого неказистого, обрюзгшего старика есть красивая племянница?
«Какое мне дело? – думал Генрих. – При дворе герцога предостаточно чудесных дам. И этих дам я уже видел. Матильда, Грета. Боже, я совсем о них забыл. И все незамужние. И все благоволят мне. Что меня так тревожит эта северянка, которую я не видел. Что-то со мной не так. И это чёрный всадник не даёт мне покоя. Но это-то тут при чём? Я запутался. Они говорят о войне в то время, когда грядет зима, а с ней, возможно, голод, раз урожай настолько скуден… Боже, о чём я?»
Только сейчас Генрих ощутил, что у него кружится голова и подкашиваются колени. Он почувствовал тошноту. Как? С чего? Так неожиданно? Нет, это началось, и он это осознал, сразу, как он услышал о племяннице графа.
– Проклятье, – прошептал он, прислонившись к стене. – Не хватало мне свалиться прямо тут.
В это время вокруг поднялся гвалт. Прения были в самом разгаре.
«За круглым столом короля Артура, интересно, также было? – почему-то подумал Генрих и попятился к выходу. – Господи, прости, что со мной происходит?»
Он выбрался на воздух. «В суматохе моего отсутствия не заметят», – подумал он. Генрих медленно шёл вдоль крепостной стены. Его шатало в разные стороны. Вдруг ему показалось, что воздух задрожал, а всё, что он видел, оказалось искривлённым. Он принялся креститься. Послышалось карканье ворона.
Генрих не понимал, куда направляется, его мотало из стороны в сторону, и, что самое необъяснимое, как он успел отметить, – люди, проходящие мимо, не обращали на него никакого внимания.
«Куда я иду?» Ему казалось, он теряет сознание…
– Ты куда, Вить?
– Пойду, прогуляюсь немного. У меня какое-то кислородное голодание, – смеясь, ответил Виктор, отпирая входную дверь.
– Ты думаешь, московский воздух тебе поможет с этим справиться?
– В сквер загляну.
– Время десятый час. Тебе на работу не нужно завтра?
– Я ненадолго. Кстати, я написал заявление на отпуск. Буду дышать весной. – Виктор вышел за дверь.
– Что происходит с нашим сыном?
– Он же говорил, переходный возраст.
– Да ну тебя.
Виктор вышел во двор своего дома. Тусклый свет фонарей освещал дорожку, ведущую на центральную улицу, где все ещё шумел день. Дойдя до ближайшего сквера, Виктор окунулся в свежесть майской зелени, столь нечасто встречаемой в центре Москвы. Редкие прохожие брели взад и вперед мимо него. Ему казалось, что, не смотря на довольно поздний час для среды, они никуда не спешили.
«Москва – удивительный город. Несмотря на то, что в рамках мировых стандартов его нельзя назвать туристическим центром, тут сложно отличить человека, идущего с работы или, наоборот, на работу, от простого зеваки или, действительно, от туриста. Да и какая, собственно, разница. – Виктор присел на лавку, он тяжело дышал. – Возможно ли такое, что мне просто не хватает пространства. Как в физическом, так и в образном, философском смысле? Мне тесно. Не то, что бы мне тесно в квартире или в офисе. Мне тесно… на земле. Что со мной, чёрт возьми? Начал рассуждать, как обиженный на весь свет подросток. У меня, определённо, переходный возраст. А если нет? Тогда, что со мной? Как жаль, что я не обзавелся настоящими друзьями. Возможно, с ними, за кружкой пива, можно было бы обсудить всё, что угодно. Родители? Это несколько не то. Эти сны, очень похожие на видения, или видения, похожие на сны. Устал? – Виктор на мгновение закрыл глаза и представил берег моря, моря холодного, моря на закате. – Закат. К чему это? – Виктор поднял голову. Он сидел под огромным старым дубом. – Дуб… зеленеющий».
Недалеко остановился троллейбус, высадил пассажиров и тронулся дальше.
– Ты никого не взял с собой, – прошептал Виктор.