Василий посмотрел своей любимице в глаза, и Поля увидела слезы. Это были самые настоящие слезы. Поля прижала к себе кота и долго не отпускала. Василий, который терпеть не мог телячьих нежностей, даже не шевелился.

На следующий день Полю ждало страшное испытание. Она пришла из школы, поиграла немного с Аннушкой и хотела уже присесть за уроки, как в доме раздался громкий крик бабушки.

– Ах ты, негодяй! – кричала она.– Иди сюда, быстро! Окаянный! Не жилец ты теперь! За все грехи сразу ответишь!

Поля испугалась, увидев, как бабушка тащит Василия за шкирку на улицу. Отец выбежал за ней. Спустя несколько минут, бабушка зашла домой, подбежала к столу и выбросила в мусор миску со сметаной, в которую Василий и залез.

– Папа, где Василий? – тихонько спросила Поля.

– Пелагея, не задавай лишних вопросов. Лучше сходи с Нюрой погуляй. Присмотри за ней во дворе. Да, в амбар не ходи! Запрещаю.

Девочки вышли на улицу. Аннушка играла с цыплятами, а Поля оглядывалась по сторонам и звала Василия. Кота нигде не было. Потом она попросила Прасковью приглядеть за Аннушкой, а сама пошла в амбар. Ей очень было интересно, почему отец запретил ей туда наведываться. Когда она зашла внутрь, у нее перехватило дыхание. На веревке, посредине амбара висел ее друг, ее Василий. Она рванулась к нему, но когда подошла, то было ясно, что Василия больше нет. Кот не издавал никаких признаков жизни. Заливаясь слезами, Поля сняла кота с веревки, обняла его и до вечера сидела с ним в амбаре. Отец несколько раз заходил к ней, но она громко кричала и не хотела расставаться с другом. Потом он присел рядом с ней и попытался уговорить дочку отдать Василия, чтобы его похоронить. Он ругал себя за то, что не снял животное сам и не спрятал, но самому себе ему было трудно признаться, что он не смог этого сделать. Он не смог дотронуться до мертвого друга, которого и сам очень любил.

Столько Поля еще не плакала в своей жизни. Это было первое серьезное испытание, которое ей пришлось пройти. С той поры Поля изменилась. Она поняла, что есть жестокость. И эта жестокость жила у нее под боком, в их семье. А когда отец через месяц принес с улицы маленького котенка, Поля даже на кота не посмотрела. Зато Аннушка его очень полюбила и играла с ним охотно.

К зиме у Поли и Аннушки появился братик. Отец был сам не свой от радости. А еще через год мама родила еще одного мальчика. Работы у Поли прибавилось. Аннушка подросла и тоже стремилась помогать. Они вместе нянчились с мальчишками. Рана, нанесенная бабушкой, затянулась, но Поля об этом не забыла. Она тосковала по своему другу, с которым выросла. Василий для нее навсегда остался любимчиком. К новому коту Поля потихоньку привыкла и тоже к нему привязалась. Они назвали его Тихоном. Тихон был абсолютно другим. Да все в этом доме становилось другим. Дети росли, взрослели. Жизнь менялась. Часто в доме возникали странные разговоры, приходили чужие люди, родители волновались, ссорились. Поля не понимала, в чем дело.

– Все! Три класса окончила и будет! – сказал дед Поли.

Семья собралась за большим столом и приготовилась ужинать.

– Расписываться научилась и отлично! – хмуро сказала бабушка. – Полон дом детей, помогать надобно.

– Арифметике-то научили? – спросил отец.

– Да, мне понравилось считать, – ответила Поля.

– Вот и хорошо, дочка, и достаточно, – тихо сказала мама.

Поля бы и дальше училась. Ей нравилось ходить в школу. Хотя учителя были не все такими любимыми, как Варвара Павловна, но Поле они нравились. Отношение учителей к детям в большинстве своем отличалось доброжелательностью. Наказывать в школе стали редко. За плохое поведение делались замечания, внушения в присутствии товарищей, стояние за партой, Могли и оставить в классе после урока. Если ученик совершал очень плохой поступок, то могли сообщить об этом родителям. Исключение из школы было редким явлением. В классе у Поли таких детей, которые бы постоянно нарушали дисциплину, не было. Учебный день начинался с общей утренней молитвы, сопровождаемой положенными песнопениями. С молитвы начинался и заканчивался каждый урок. Поле нравились песнопения. Все слова она не запоминала, но петь любила. На третьем году ее обучения в школе открылась библиотека. Раз в месяц Поля брала оттуда книги. Книги для внеклассного чтения были или церковного содержания или исторические. Поля брала и те, и другие.

Через несколько месяцев случилось то, что определило школьную судьбу и других детей, которые посещали церковно-приходскую школу деревни Круглое. Их школа имела попечителя. Это был местный купец Круглов. Он оплачивал значительную часть расходов на содержание школы: отопление, ремонт, книги и учебные принадлежности. Но с ним случилась беда. «Взял да и помер», как поговаривали в деревне. Школа осталась без финансирования, и сказали, что ее и вовсе закроют. Так и получилось. Аннушка едва начала обучение, как пришлось закончить. Дед приказал Поле учить младшую сестру всем наукам, коим она сама научилась.

Теперь сестры активно помогали с младшими братьями. Их домашние воспитывали немного по-другому. Этакие «добры молодцы» – отцовы помощники. Кроме трудового воспитания, Сереже и Николке прививали и чёткие моральные принципы: их учили почитать старших, милосердно относиться к нищим и убогим, гостеприимству, уважению.

1917 год принес смуту. В сентябре Поле должно было исполниться десять лет. К этому времени она уже была абсолютно самостоятельной. Уровень благосостояния их семьи повысился, все боялись только одного – того, о чем говорили уже давно. Появились странные слова в обиходе, которые далеко не все крестьяне могли объяснить. Говорили о каких-то стачечных движениях рабочих в Ефремове. Помещики привозили из города московские газеты, где тоже были непонятные для основной массы населения призывы. Крестьяне чувствовали себя потерянными.

Жители Ефремовского уезда ничего не знали о событиях в столице, редакция «Тульской молвы» опубликовала единственное сообщение на четвертой полосе: «Петроградское телеграфное агентство уведомляет, что, будучи занято комиссаром военно-революционного комитета и вооруженными силами, лишено возможности передавать о происходящих событиях». Это было 25 октября 1917 года. До штурма Зимнего дворца оставались считанные часы. Зато в последние дни октября 1917 года «Тульская молва» безостановочно писала о непрекращающейся анархии в уездах.

Еще в марте 1917 года начались аграрные беспорядки. В их деревне они быстро перешли в прямые захваты помещичьих земель, а затем и в погромы. Однодворцев пока не трогали, но мужская половина семьи Шаховых была обеспокоена. Фигура Императора теперь не была центром мироздания в связи с его отречением, но как жить дальше, никто не понимал. Начало сбываться пророчество Достоевского, которое звучало так: «Если бога нет, то все позволено!» Монархия пала, и лозунг «поделить все земли поровну» уже кричали крестьяне во всю глотку. А в итоге – крестьяне ограбили помещиков, бедные – кулаков. А советская власть ограбила всех вместе взятых.

Прасковья с семьей съехала в свой дом. Муж и сын срубили избенку неподалеку от дома Шаховых. Работать на семью Поли Прасковья уже не могла, так как разболелась не на шутку. Да и в свете последних событий это было уже неактуально. А мужчины по привычке еще помогали с землей. Хотя в результате «черного» передела, муж Прасковьи отхватил и себе часть земли. Петр был твердо убежден, что право на землю имеет только тот, кто ее обрабатывает. И считал, что земля является естественным источником пропитания для любой семьи, кто сам может на ней работать.

Вот так и началось разнуздание страны. Сразу же после того как пал царский режим, а Временное правительство не смогло установить реальную власть, деревня практически перестала подчиняться государству. В селе Круглом стала собираться община, на которой решали, кого раскулачить и в какое время. Кулаками называли зажиточных крестьян, использующих наёмный труд. Шаховы попадали в этот список. Какое-то время они держались на том, что больше наемных работников у них не было. Они не использовали их труд на свое благо, но потом в деревне начались недовольства такими семьями. Нанимали? Нанимали! Угнетали? Угнетали! Теперь делитесь!