Но Сергей даже не представлял, насколько всё «плохо» в этой глухомани. После нескольких поворотов и горных серпантинов вдруг открылась фантастическая картина из какой-то сказки. Впереди лежало небольшое горное озеро, окруженное лесом. Возле него стоял небольшой замок, а за ним – горная гряда.

И вдруг, увидев эту идиллическую красоту, у Сергея закружилась голова от того, что он вспомнил эту картину из своего давнего сна. Тот сон долго не мог его оставить равнодушным. После него он несколько месяцев ходил в глубочайшей депрессии, и, чтобы заглушить состояние, много пил.

И сейчас, увидев этот пейзаж перед собой, сон опять ясно и четко проявил себя. В том сне Сергей был в каком-то далеком прошлом. Озеро, лес, горы, дом. И он в незнакомых одеждах стоит на утёсе и смотрит далеко вдаль. А там – много дыма и апокалипсис, война и уничтожение. И ощущение было такое, что всё теряется, исчезает. Что весь мир, построенный на гармонии, любви, процветании, исчезает навсегда. Полностью разрушается и уничтожается.

И у того Сергея, стоящего на утёсе во сне и наблюдающего картину ада перед собой, внутри нарастает нестерпимая боль утраты, которая разливается по всему телу. Боль, которая в десятки раз сильнее любой физической, которая перерастает в глухое и нестерпимое одиночество. Не в физическом смысле, потому что физически людские особи остались на Земле. Скорее, одиночество душевное и духовное, связанное с потерей рода. Эту потерю невозможно описать словами или как-то объяснить.

И, проснувшись в холодном поту с металлическим привкусом крови во рту, Сергей тогда думал, что он сошел с ума. Потому что состояние утраты, боли и душевного одиночества остались. А ещё осталось ощущение, что это был не сон, а воспоминание из каких-то глубинных недр подсознания. Это состояние не проходило ни днем, ни ночью. Он не мог от него избавиться. Только напившись до отключки, он мог забыться тревожным сном без сновидений. Потом были сильные антидепрессанты и мощные транквилизаторы. И постепенно боль загнал куда-то глубоко, через время забылся и этот сон, и боль утраты, и то одиночество.

И вот он вернулся. Вернулось воспоминание о сне и о том, что он тогда чувствовал. Подступила тошнота, и он попросил водителя остановиться. Он вышел из машины и вдохнул морозный горный воздух. И этот глоток запустил воспоминание ещё интенсивнее, но уже не о сне.

Этот воздух был явью. И Сергей на какое-то мгновение переместился в свой сон, вернее в то место и то время, которое им было. Но внезапный страх, который поднялся изнутри, очень быстро его вернул назад. И, пошатнувшись, чтобы не упасть на снег, он оперся о крыло машины. Холод металла отрезвил его, вернул в более-менее нормальное состояние здесь и сейчас.

Сергей взял в ладони снег, умылся, вытер им шею. Немного поприседал, сделал несколько медленных глубоких вдохов и выдохов. Вроде немного шок стал проходить.

Водитель никак не прореагировал на эту странную остановку и на поведение Сергея. Лишь кивнул, когда он сел в машину и сказал, что всё в порядке и можно ехать.

Подъезжая к воротам особняка, Сергей с усмешкой и горечью вспомнил легендарную фразу из кинофильма «Бриллиантовая рука»: «– На его месте должен быть я. – Напьешься – будешь!».

«Да, так должны жить нормальные, образованные люди. Пусть и не в таких больших, шикарных особняках. Достаточно просто небольшого дома среди леса и гор. Но нам такое не светит», – с грустью подумал Сергей.

Автомобиль подъехал к центральному входу. Сергей вышел из машины, осматривая красивое здание.

Замок был небольшим. Но, как и все замки, казался строгим и неприступным. Но была одна странность: асимметрия в количестве сторожевых башен. Их было три, а не как обычно четыре по углам.

«Странный замок», – подумал Сергей, рассматривая здание.

Встречать гостя вышел не пожилой дворецкий, как представлял себе Сергей, а молодой, хорошо одетый мужчина, который, улыбаясь, представился Александром, секретарём хозяина.

– Добрый день, Сергей Викторович. Добро пожаловать. Я с вами уже разговаривал. Это я вам звонил и бронировал ваши билеты. Я Александр, секретарь Евгения Александровича. Позвольте проводить в вашу комнату.

– Добрый день, Александр.

– Как долетели? Как вам Швейцария?

– Спасибо, долетел хорошо. Швейцария, конечно, великолепна.

Пока происходил этот ничего не значащий диалог, Александр вёл Сергея в правое крыло замка по красивому коридору, на стенах которого висели портреты мужчин и женщин в старинных платьях. Вероятно, это были портреты бывших владельцев этого дома и их родственников. Это традиция в европейских домах. И это было ещё одним признаком того, что этот особняк – не современная постройка, а возможно был резиденцией какого-то графа или барона.

Проходя по этому коридору, Сергей старался не спешить, хотя очень сильно хотелось в туалет. Лица на портретах выглядели почему-то знакомыми, вдруг появилось легкое ощущение тревожности. Появилась дрожь в коленях, участилось сердцебиение. Особенно сердце «подпрыгнуло» в том момент, когда он увидел на портрете «эти глаза».

– Подождите секунду, – охрипшим голосом попросил Сергей Александра.

– Кто это? – задал вопрос Сергей сам себе, остановившись возле портрета женщины в красивом платье средневековой эпохи с длинными, черными волосами.

Эти глаза и лицо принадлежали той девушке, с которой он столкнулся в аэропорту. Сейчас эти глаза выражали легкость и мудрость. Приятная полуулыбка на лице портрета создавала ощущение материнского тепла и женской любви. И от этого взгляда сердце Сергея стало успокаиваться, появилась теплота в груди и щемящее чувство родства. А также ему показалось, что глаза ему «говорят»: «Мы ещё встретимся». И это окончательно добило Сергея.

– Что случилось? – спросил Александр.

– Да нет, всё в порядке, – пробормотал Сергей. – Пойдемте.

Однако спустя пару метров случилось новое потрясение. На стене висел портрет мужчины, который очень напоминал кого-то. И когда Сергей увидел отражение своего лица в стекле картины, его опять пронзила дрожь и бросило в жар всё тело. На портрете было его лицо. Правда, выражение лица было не похожим на собственное. И если глаза Сергея обычно выражали тоску, боль, страдание и желание поскорее умереть, то глаза на портрете светились житейской мудростью, внутренней силой и желанием жить.

И ещё Сергею показалось, что портрет смотрит на него с осуждением и вопросом, мол, что с тобой? Что ты с собой сделал? Что сотворил со своей жизнью?

Сергей стоял и смотрел на портрет, не в силах сдвинуться с места. Он его гипнотизировал и как будто притягивал к себе.

– Что это? – каким-то хриплым и слабым голосом произнес Сергей, указывая пальцем на портрет. – Как это может быть? Кто это? Что здесь происходит?

– Извините, Сергей Викторович, – ответил Александр, – я не могу ответить на ваши вопросы. Евгений Александрович вам всё расскажет при встрече. Пойдемте. Не волнуйтесь вы так, всё скоро прояснится.

Сергей сделал глубокий, медленный вздох, и заставил себя двигаться дальше, продолжая ещё находиться в состоянии ступора, когда твой ум завис и не может найти никаких вариантов объяснения происходящего.

Поднявшись на второй этаж, они прошли по коридору с одинаковыми дверьми. Одну из них открыл Александр и пригласил Сергея войти. Сергей заставил себя вернуться в здесь и сейчас и стал осматриваться.

Комната была с большим окном, с видом на озеро и горы. Помещение сохранило свой староевропейский стиль. У стены стояла массивная широкая деревянная кровать. У окна – такой же массивный деревянный стол. У стены расположился большой шкаф для одежды. И была дверь, которая вела в ванную комнату.

– Располагайтесь, пожалуйста. К сожалению, у Евгения Александровича появилось срочное дело, и ему пришлось покинуть замок. Поэтому вы пока отдыхайте. Через 30 минут вам принесут ужин. А утром я за вами зайду и проведу на встречу с Евгением Александровичем, – сообщил Александр, и, слегка поклонившись, вышел.