Лора вскинула подбородок, глядя то на него, то на Кея, медленно отступившего в угол.
Кей поднял из соломы вилы. Он знал, что больше никому не позволит себя пороть. Хватит, натешились. Пусть сразу прикончат, суки!
Встретив отчаянный взгляд Доротеи, он только зубами скрипнул.
— Он болел малярией, — отрывисто сказала Лора, тоже поглядев на Кея, и голос её дрогнул. — С тех пор он немного не в себе.
Кей с трудом сдержался, чтобы не захохотать в голос. Эта беленькая цыпочка и не представляла, насколько была права. Но она хотела его прикрыть — это он оценил.
— Извиняйте, белый маса, — издевательски пробубнил он себе под нос, косясь на перекошенную рожицу побледневшего щёголя. — У меня в башке помутилось, и я глюк словил.
Он осклабился, и Лора поспешно потянула щёголя к выходу из конюшни.
— Что он вам такого сказал? — тихо осведомилась она, но Кей услышал.
— Ни… ничего… — промямлил Джошуа, послушно волочась за нею.
Кей дождался, пока они отойдут достаточно далеко, и наконец захохотал во всё горло, падая в кучу соломы. Это было натуральное укаталово!
Доротея посмотрела-посмотрела на него и тоже прыснула. А за ними и Заяц. Кей дёрнул Зайца за тощую лодыжку и опрокинул его, счастливо визжавшего, в сено рядом с собой. Он с удовольствием проделал бы то же самое с Доротеей, но не решился.
========== «Иди, Моисей!» ==========
Yes, the Lord said: Go down, Moses
Way down in Egypt land
Tell old Pharaoh to
Let my people go!
Кей робел перед Доротеей — это он-то, перевалявший столько баб на своём не таком уж длинном веку! Но в тихой черномазой кухарочке, рабыне, не умевшей даже читать, было столько спокойного гордого достоинства, какое и не снилось Кею.
По ночам в знойной липкой духоте хижины, где рядом с ним без задних ног безмятежно дрых Заяц, Кей гонял в кулаке свой стояк, с удовольствием представляя, как засаживает его по самые помидоры мисс Лоре Хендерсон. Но воображать Доротею вот так же: распалённой, стонущей под ним — было просто каким-то святотатством. Он и не воображал, просто тормозился, и всё. Что тоже его удивляло.
Как-то поздно вечером, сходив отлить к выгребной яме и возвращаясь обратно в хижину, Кей услышал приглушённые голоса в кухонной пристройке, где жила Доротея и другая кухарка, старая Салли. Кей редко туда заглядывал, не хотел лишний раз докучать Доротее. Она была не из тех, с кем можно беззаботно зубоскалить, в её глазах словно навечно застыла усталая печаль. Кей завернул за угол пристройки, напряжённо прислушиваясь.
Доротея стояла у дверного косяка, заложив руки за спину и спокойно глядя на Сэмми, топтавшегося под крыльцом и мявшего в руках соломенную шляпу. Сэмми был подмастерьем кузнеца Соломона, не такой громадный, как этот Терминатор, но тоже здоровенный, жилистый и широкий в плечах.
— Нет, мистер Сэмюэль, — ровным голосом произнесла Доротея, склонив голову, — я не пойду за вас. Я вдова, и у меня есть сын.
Сэмми так расстроенно засопел, что даже Кею, затаившемуся в кустах, стало слышно. «То-то, хер черномазый, раскатал губу», — подумал он злорадно и сжал кулаки. Но подмастерье оказался упрямым.
— Я пойду к мисс Лоре, поговорю с нею за тебя, — прогудел он.
— Ваше право, мистер Сэмюэль, — тихо вымолвила Доротея, легко развернулась и скрылась в пристройке.
А Кей, недолго думая, взял и вышел из кустов, преградив дорогу тяжело ступавшему Сэмми.
— Если она тебя не хочет, — процедило он сквозь зубы, — мисс Доротея… посмей только её принудить! Уебу.
Кулаки у него так и чесались, право слово, требуя драки с этим обалдуем, но он боялся, что перебудит весь дом и огорчит Доротею. Ещё не хватало, чтобы они сцепились у неё под крыльцом, как два охуевших пса из-за сучки!
— Она мне нравится, — пробормотал Сэмми и чуть отпрянул, без негодования, а почти жалобно косясь на Кея, хоть тот и был ниже него почти на голову. Здесь, как и в Бронксе, репутация бежала впереди Кея, и это не могло его не радовать.
— Мне тоже, — исчерпывающе сообщил он. — Но принуждать её я не стану и тебе не советую, бро. Целее будешь.
Он величественно кивнул, как бы отпуская Сэмми на все четыре стороны.
Холостые мужики и бабы тут жили по отдельности и встречались всей толпой по вечерам возле разожжённого на заднем дворе кострища, где обычно пёкся батат и сладкий тростник. Негры там пели и танцевали под банджо или просто так, подхлопывая в ладоши и колотя палкой по полому внутри бревну — чем не барабан. Кей на эти танцульки ходил исправно — хоть какая-то веселуха. И ещё ему хотелось послушать Доротею, которая изредка выходила в круг, чтобы спеть — и как! У Кея продирало морозом спину, когда он слушал её голос — низкий, глубокий, медовый, шоколадный голос, распарывавший сердце напополам.
Он ни на минуту не мог забыть, как она пела тогда в сарае на аукционе — пела своему сыну перед тем, как расстаться с ним навсегда. Она, конечно, тоже помнила это, потому и выходила в круг так редко.
Иногда из господского дома к костру заявлялась хозяйка со своими гостями, чтобы посмотреть на увеселения рабов. Мисс Лора Хендерсон не брезговала стоять рядом с неграми и весело хлопать в такт их пению, потряхивая светлыми кудряшками. Кей так и передёргивался, видя это.
Когда хозяйка не заявлялась к костру, молодые раздолбаи играли в дурную игру, которую Кей с удивлением узнал по Бронксу. На улицах его родного квартала она называлась «Грязные дюжины», и смысл её был в том, чтобы усесться друг напротив друга и оскорблять мамашу противника до тех пор, пока тот не выдерживал и не вцеплялся оскорбителю в рожу. «Так вот откуда пошла эта забава!» — с угрюмой ухмылкой думал Кей, слушая, как мелкие поросята поливают неизвестных им женщин всякой отборной похабщиной. Он мог бы дать сто очков форы каждому из них по этой части, но… здесь же была Доротея!
Он, может, и хотел бы чем-то поразить её, но не этаким же непотребством.
«Ты превращаешься в мальчика из церковного хора, Кей Фирс Дог, грязный ты ниггер», — с усмешкой говорил он себе.
И это окончательно случилось, когда однажды вечером он не выдержал и вышел в круг поющих и ритмично хлопающих в ладоши рабов.
Чтобы спеть им одну песню, которую он знал, а они не знали.
У его бабки была целая коллекция спиричуэлов — сперва на допотопном виниле, потом на компактах. Кей, можно сказать, вырос на этой унылоте… пока не обрёл Тупака, Снуп Догга и других рэперов, а случилось это с ним лет в семь. Но теперь, стоя у рассыпающего искры костра под звёздным небом алабамщины, он понял, что именно просто должен спеть тут. Именно тут! Но он боялся, что не вытянет.
Чёрт, это же был Великий Луи!
Кей глянул сперва на Доротею, чьи глаза были огромными и тревожными, а потом на мисс Лору, застывшую тут же. Эта фифа вмиг перестала улыбаться и заметно напряглась, уставившись на Кея. И все остальные тоже пялились на него. Галдёж, стоявший на поляне, стих.
«Ладно же, смотрите и слушайте», — подумал Кей. Поднял голову, несколько раз глубоко вздохнул и запел.
— Иди, Моисей,
Вниз к земле Египетской.
И скажи старому фараону:
«Отпусти мой народ!»
Когда народ Израильский был в Египетской земле…
Отпусти мой народ!
Он был угнетён и унижен…
Отпусти мой народ!
У него временами перехватывало горло, но это было даже лучше — больше похоже на низкий хриплый голос Великого Луи. Кей видел расширившиеся, ставшие совсем круглыми глаза Лоры Хендерсон. И совсем не удивился, когда почувствовал в своей руке маленькую жёсткую ладонь Доротеи, мгновенно подхватившей припев:
— И Господь сказал: Иди, й,
Вниз, к земле Египетской.
И скажи старому фараону:
«Отпусти Мой народ!»
Мороз снова побежал по лопаткам Кея в алабамскую стоградусную жару, когда глубокий голос Доротеи слился с его голосом — так же, как её пальцы крепко, до боли переплелись с его пальцами.
Она не знала слов, просто и ясно ведя мелодию вторым голосом, а потом начав повторять за ним.