Ника, поморщившись ответила, как в тумане:

– Мы с ним не так долго работаем, но я знаю, что у него была очень хорошая память и он предпочитал не тратить времени на «дрессировку», как он выражался, каких-либо гаджетов.

Ника была препровождена в белый до блеска коридор. Мелькнуло какое-то запоздалое чувство… Странно… Оказалось, что, не смотря на операцию, в реанимации он не нуждался. Удивительно – в коме же человек! Пока она размышляла, куда ей жаловаться на такую врачебную безалаберность, а также, куда сообщать родным Андрея о случившемся – у них ведь знакомство носило совершенно деловой характер, и она не знала о его личной жизни ровно ничего, доктор позвал Нику и сказал, что, если ей хочется посмотреть на больного, у нее есть ровно пять минут.

Вновь неприятно удивившись таким легкомысленным отношением к только что перенесшему операцию, Ника все же направилась в гостеприимно распахнутую дверь палаты. Потоптавшись перед входом, вспомнила не в тему – он всегда пользовался стандартным интернет-браузером, не желая каким-либо образом внедрять в свою жизнь комфорт современных компьютерных технологий.

Переступив порог, она увидела своего сегодняшнего работодателя. Ей стало его очень жаль.

Бледный, с забинтованной, как фронтовик головой, Андрей возлежал на высоко поднятой металлическими обшарпанными гребенками койке. У Ники промелькнуло обычное для нее чувство вины – ведь он же спешил на встречу именно к ней. Может она могла бы предотвратить это, если бы… Да нет, ничего она не могла предотвратить.

В палате горько и остро пахло хлоркой. Для кого-то этот запах ассоциируется с чистотой. Брр. Скорее горло дерет и глаза слезятся от такого запаха – сплошной дискомфорт. Химия же.

Ника подошла к лежащему без движения Андрею. Присела на краюшек койки, глядя на него, как будто через линзы, круглыми глазами полными слез от ужаса и сострадания. Ей непреодолимо захотелось взять Андрея за руку. Рука оказалась прохладной и безвольной. Его глаза были немного приоткрыты. Ника заглянула в черноту его зрачков…

И тут все звуки как-то разом отступили, и она неожиданно ухнула в черноту, как будто ее накрыла тьма египетская. Внезапно тьма рассеялась и она окунулась в ватную какую-то серую мешанину облачных серых занавесей. Она чувствовала фоновый запах хлора, но он уже не душил ее совершенно. Она словно в другом мире была. Здесь был и Андрей. Но Ника не видела ни его, ни даже собственных рук. Страшно не было. Не было и любопытно. Она была очень сосредоточена. Ника поняла, что ей каким-то образом удалось попасть в то пространство, где находится сознание Андрея. Горело его живое сердце. Желтым и оранжевым горело – все хорошо. И она направилась на этот стук. Он раздавался размеренно, как удары мягкого упругого колокола, покрывая шапкой хрупкого своего ритма весь этот беловато-сероватый кисель вокруг, просачиваясь между его слоями и заполняя все пространство вокруг.

В то же время, Ника с ужасом осознала, что стоит ей сделать незначительное усилие – накрыть пульсирующий желтым и оранжевым источник звука своею волей, сдавить и сейчас такой уверенный и твердый, а на самом-то деле весьма хрупкий, сердечный ритм моментально умолкнет. Андрей умрет мгновенно. Какая же это беспрецедентная власть! У Ники кружилась голова. Восторг и… искушение? Но она здесь для другого. Максимально Ника собралась. Рассеялись неверные занавеси, она увидела Андрея. Он с закрытыми глазами лежал с забинтованной головой. Ника помедлила, чтобы как можно ближе войти в ритм с биением его сердца, чтобы он понял и сделал то, что она ему собиралась приказать.

«Проснись!», – приказала Ника и Андрей открыл глаза.

Ника оглянулась, как бы очнувшись. Только что они были вдвоем. А теперь, через краткие, как ей показалось, мгновения – уже нет. Вокруг перемены – в палате было очень много народу, но почему-то было очень тихо. Врачи, медсестры. Какие-то люди с остро отточенными взглядами в штатском и одинаковых ботинках, с накинутыми наспех халатами.

Ахнув, несколько медиков кинулись к Андрею, окружив его, совершая какие-то манипуляции рядом с койкой.

– Милочка, а Вы хорошо себя чувствуете? – спросил тем временем Нику плешивый толстый доктор, чем-то сразу напомнивший Нике Жванецкого.

Ника растерянно перевела взгляд на Андрея и только тут поняла, что до сих пор сжимает его запястье. Она спешно отняла руку и только тут увидела, что под ее пальцами на его запястье уже чернеют, наливаясь свежие гематомы. Нику моментально оттеснили с края койки, отдав на попечение похожему на Жванецкого доктора.

Тот оттер Нику к самой двери, кончиками влажных пальцев ухватив ее за локоток. И, заглядывая ей в глаза снизу вверх, вопрошал:

– Вот что мне совершенно непонятно: Вы почти четыре часа находились у больного. Вот так и сидели с закрытыми глазами. Отсоединить вашу руку не представлялось возможным. Как только мы попытались убрать вас от пациента, вы, как бульдог, вцепились в его руку. Состояние у Вас было такое, что можно было подумать, что вы тоже в коме. Мы с коллегами как раз обсуждали что с Вами нужно делать, на своеобразном стихийном консилиуме… Как вы очнулись и вслед за Вами очнулся находившийся в коме пациент. Не соблаговолите ли объясниться? Вы экстрасенс? Для чего Вы так сильно сжимали ему руку? Это такой у Вас метод своеобразный людей будить? Акупунктура? Может попробуете не других… мххмм… комиках? У нас, видите ли, есть на ком потренироваться… Склиф, – он виновато улыбнулся и развел руками.

Тем временем, мед персонал, хлопотавший вокруг Андрея, разомкнул хоровод, и растерянный крысообразный доктор в косо сидящих на переносице очках сказал, что состояние стабилизировалось. Но нужно его конечно же еще понаблюдать. Вдруг он опять…

Ника молчала. Быстрая смена декораций совершенно сбила ее с толку. Она даже не пыталась понять, как ей удалось помочь Андрею. Полная растерянность. Неужели она целых четыре часа вот так и провела у его кровати? Совершенно не чувствовалось потерянное время. Для нее все произошло быстро – несколько мгновений. Максимум – несколько минут. Она даже не слышала, что вокруг суетились люди. Только биение сердца Андрея. Ничего кроме ритма, тумана и отчаянного желания хоть чем-то ему помочь.

Нику вытеснили из палаты. На ее вопросы медсестра сухо отметила, что посещение больных разрешено с двух до пяти вечера. Приходите, мол, завтра.

Ника, все еще пытавшаяся осмыслить только что произошедшее, побрела к выходу.

Доктор, похожий на Жванецкого нагнал ее скоро.

– Я понимаю, понимаю, суетливо кивал он в такт шагов, – Вам сейчас совершенно не до меня. А можно все же попросить Вас, ну скажем завтра, уделить мне совсем немного времени. У меня в кабинете. Я обещаю угостить Вас вкусным кофе.

Ника неприязненно поморщилась, невольно думая о том, что это просто какое-то массовое помешательство престарелых мужиков – как коты на сметану на нее смотрят. Вот, главное – ни один нормальный мужик подходящего ей возраста и усом, что называется не ведет. А старперы – пачками липнут. И кабинет ему, и кофе… Но тут же, спохватившись и поймав себя на мысли, что она в любом случае ничего неприличного не допустит, а ее доброжелательность в смысле чашки кофе и ответов на интересующие вопросы как-то помогут Андрею – смягчило ее. В конце-то концов совершенно не обязательно кому бы то ни было рассказывать про туманные занавеси и что в тот миг обретенное. Можно ведь наплести что угодно.

– Хорошо, я зайду к Вам завтра, когда приеду еще раз Андрея навестить. Что ему привезти?

– Ничего, что Вы! – замахал короткими руками, с короткими же пальцами доктор, как гротескная ветряная мельница, – мы полностью обеспечим его всем необходимым.

Кончики пальцев доктора влажно поблескивали и остро пахли секретом половых желез. Не любил доктор после уборной руки мыть. Или чесал может что-то, пока никто не видел. Фу! Ведь не старый же мужик. Высшее образование, может и не одно. А все туда же. Быдло.

Не сумев сдержать эмоции, Ника, поморщившись, и, развернувшись на каблуках, вышла прочь.