— Скорее! — закричал я ему сердито. — Ты еще можешь удрать!

Он старался изо всех сил, но задние ноги плохо слушались. Чтобы разозлить или напугать, я бросил в него комок земли. Tax поднял голову, сделал еще одну попытку подняться, но вдруг шея его ослабла, ноги замерли, глаза закрылись, и он потерял сознание.

Моя тетя говорит, что пора кончать, иначе ты подумаешь, что мы здесь ничего не делаем, а только пишем длинные грустные письма про наших лошадей. Но я совсем не хотел, чтобы это письмо получилось грустным. Я пишу его для того, чтобы ты поняла, какая смелая и необычная лошадь скоро будет жить в ваших лугах и какого дикого и опасного приятеля поручит твоя Мушка.

Всех четырех лошадей, пойманных в тот день, связали и увезли на вертолете, а за табуном установили постоянное наблюдение. Так я потерял всякий след Таха. Я не знал, где он был и что с ним, пока к нам не приехал твой дедушка и не сказал, что молодой жеребец, о котором я так беспокоился, поедет с ним в Уэльс.

Уже прошло два месяца, как поймали Таха. Все это время пойманных лошадей, чтобы они немного успокоились после своего пленения, держали на свободе, на огороженном участке недалеко от нашей столицы Улан-Батора.

Когда наши ученые решили, что лошадей можно отправлять, они сообщили твоему дедушке, что он может забрать обещанного ему жеребца. Он сначала побывал в Улан-Баторе, а потом навестил нас.

— Я подумал, что, пожалуй, есть смысл расспросить тебя обо всем, — сказал мне твой дедушка, — что тебе известно о повадках диких лошадей, живущих в ваших горах.

Это было очень здорово. Я тогда понял, что Tax попал в хорошие руки. Мы поехали с твоим дедушкой в горы, чтобы он увидел, к какой природе привыкли дикие лошади. Он задавал мне тысячу вопросов, потому что ему рассказали, как я в течение многих месяцев следил за диким табуном.

Я хотел расспросить его, как он собирается сохранить Таха, какие у вас луга, горы и климат, но моя тетя (она переводила нашу беседу) сказала, что это будет невежливо.

Но твой дедушка рассказал мне о тебе, Китти, и о твоей милой Мушке. Поэтому, если у тебя найдется свободное время, напиши мне, пожалуйста, и расскажи о ваших лугах, о том, какая у вас природа, бывает ли у вас снег, не убежит ли Tax, много ли людей живет в вашей местности, что ты собираешься делать, когда привезут Таха и т. д. и т. п. А прежде всего расскажи о твоей лошадке, которая теперь станет подружкой Таха.

Мне, правда, удалось задать твоему дедушке один вопрос:

— Ваша маленькая кобылка Мушка дикая или прирученная?

Твой дедушка засмеялся и ответил:

— Мушка такая ручная, что повсюду ходит за Китти как собачонка.

Вот откуда я узнал, что твоя лошадка ручная, и это беспокоит меня.

— Мушка совсем домашняя, — продолжал твой дедушка, — и поэтому мы надеемся, что она сможет уговорить Таха остаться в нашем заповеднике, пока ему не пришлют кобылку из дикого табуна.

— Но Tax такой дикий, — возразил я, — что нигде по собственной воле не останется. И потом, он может обидеть вашу лошадку.

Но твой дедушка рассмеялся над моими страхами:

— Я думаю, что у Мушки хватит очарования, чтобы заставить его остаться. И он не обидит ее.

Я надеюсь, что Tax не обидит ее. Нам всем очень понравился твой дедушка. По нашему мнению, он своими седыми волосами, колючей бородой и смеющимися глазами похож на доброго седого бурого медведя.

Теперь заканчиваю и снова прошу, если будет время, написать мне о себе, ваших уэльских лугах, твоей маленькой Мушке и прежде всего о том, что произойдет, когда прибудет Tax. Ты можешь писать по-английски, а моя тетя Серогли мне переведет. (На этот раз она поехала с нами в горы.)

Итак, до твоего письма, с дружеским приветом.

Твой искренний друг

Барьют Минга.

P. S. Я послал тебе с твоим дедушкой нашу зимнюю монгольскую шапку. Он сказал, что тебе она понравится. Надеюсь, она тебе пойдет. Осторожнее, если у вас есть собаки. Tax убьет любую собаку, если она к нему приблизится. Поэтому держи своего песика подальше. И все же я очень беспокоюсь за твою милую добрую лошадку.

Твой друг

Барьют.

Здравствуй, Барьют!

Мне было очень приятно получить такие замечательные и длинные письма, а последнее было настолько интересным, что я просто не могла от него оторваться. Я должна была помогать миссис Эванс перебирать фасоль, но отобрала всего две фасолины и очистила одну картофелину, так что миссис Эванс пришлось забрать у меня письмо до тех пор, пока не закончили ужин. У меня даже пропал аппетит, так я разволновалась из-за Таха. Но миссис Эванс заставила меня съесть все: фасоль, картошку, пудинг и вымыть посуду. Только после этого она отдала мне письмо, заставив прежде сесть как следует и читать спокойно. Таким образом я, дескать, получу больше удовольствия.

Но боюсь, что я не очень спокойный человек. По крайней мере, это мне постоянно твердят миссис Эванс и дедушка, хотя лично я считаю себя очень спокойной. Чтобы ответить на все твои вопросы, мне потребуется, наверное, сто лет. Сейчас могу сказать точно только одно: Tax еще не приехал. Его держат в карантине, проверяют, нет ли у него каких-нибудь заразных болезней. Я, между прочим, тоже беспокоюсь за Мушку, хотя дедушка смеется, когда я говорю об этом.

Но одно я могу обещать тебе, Барьют, — мы сделаем все, чтобы Tax чувствовал себя здесь как дома, хоть его горы и долины далеко. Здесь, конечно, все немного скучнее и проще по сравнению с вашими горами. Поэтому боюсь, что, когда буду рассказывать тебе о нашем доме и нашем заповеднике, ты не услышишь ничего о лошадиных поединках и отчаянных погонях в горах.

Я живу в заповеднике с дедушкой и дедушкиной экономкой миссис Эванс.

Моя мама умерла четыре года тому назад. А мой папа — геолог, и ему приходится работать в таких странах, как Персия или Кувейт (там умерла моя мама). Он должен вернуться в будущем году, а до тех пор я буду жить у дедушки. Он профессор зоологии и заведует национальным заповедником для диких животных. Это совсем новый заповедник, специально созданный для тех зверей, которым угрожает вымирание, но пока у нас еще не очень много животных.

Наш заповедник расположен в Черных Горах, занимает большое пространство, покрытое холмами и пастбищами. Вокруг нет ни городов, ни деревень и даже настоящих дорог, за исключением одной, которая ведет к нашему дому. Цель заповедника — дать животным возможность вести привычную дикую жизнь, и поэтому в заповеднике нет загонов и оград. Есть только один электрический забор, в двадцати милях от нас, чтобы животные не выходили на главную дорогу. Мы со всех сторон окружены реками. Одна из них течет по другую сторону гор, и поэтому все горы и пастбища будут в распоряжении одного Таха, если не считать нескольких диких козлов, оленей, барсуков, бобров и других небольших зверей. Вот и все, что пока у нас есть.

Наш каменный дом находится в самом центре заповедника, и в дедушкином кабинете сделаны большие окна для наблюдения со множеством подзорных труб и кинокамер. Моя школа в Крикхоуэле, в двадцати милях от дома. Каждое утро дедушке приходится отвозить меня за десять миль к главной дороге, где я сажусь на автобус. Когда дедушки нет, меня отвозит на своем грузовике мистер Джонс, почтальон. Иногда, в метель, я вообще не хожу в школу. Но у нас не так дико, как в ваших горах, Барьют, хотя люди считают, что мы живем в глуши. Они часто спрашивают: «Тебе не одиноко, Китти? Ты ведь там совсем одна».

Но мне нравится здесь, и я никогда, никогда не уеду отсюда.

Дедушка и миссис Эванс очень добры ко мне, и мне кажется, что они балуют меня, хотя думают, что обходятся со мной очень строго. И они все время ссорятся. Но это не со зла ссоры, просто они так привыкли.

— Эта женщина сведет меня в могилу, — всегда ворчит дедушка, когда миссис Эванс ругает его за что-нибудь.

— У него нет никакого понятия, что хорошо, что плохо, — говорит миссис Эванс, когда ее в чем-нибудь обвиняет дедушка.