– Меня зовут Арина Хасанова. А Марселинн мой сценический псевдоним. Когда-нибудь я с этим завяжу, не хотелось бы запачкать настоящее имя.

– Так завязала? – спросил наш ботаник-горилла.

– Не успела, – вздохнула Марселлинн. – Мы приехали.

– Если бы не парила мне мозги…

– Не начинай, а?

Наш приятель вылез из машины и оглядел дом. Вообще уже темнело, так что весь масштаб ужаса и инфернального пиздеца он оценить не успел. Но ему хватило.

В принципе, обычная деревянная усадьба. Заброшенная. Но три этажа. Хотя доски местами осыпались, кое-где провалилась крыша…

– А на крыльцо надо прыгать, потому что ступеньки сгнили, – сказал я. – Понимаешь, мы тут неофициально живём. Ну, пока. Я завтра займусь покупкой жилья в нашу с Марселлинн собственность.

– Говорил же, что отвод глаз выставил…– проворчала моя подруга.

– Это чтобы мы могли свет невозбранно включать, а на весь периметр моих сил банально не хватит.

Аринка взяла в руки баулы, и прыгнула с ними на крыльцо, подождав когда к нам поднимется Гарри, она вручила ему его вещи, и так мы вошли в дом.

– Поспишь пока на диване, – продолжал я экскурсию. – А завтра мы обустроим твою комнату. Кстати, мы так и не познакомились. Ты уже понял, что я Антуан, это вот Марселлинн, она же Арина, а ты?

– Игорь…

– Отлично. Будешь, значит, Гарри! Ты ведь в гориллу можешь превращаться, получится созвучно.

– Вообще, это орангутанг.

– Не, в Абрама мы тебя переименовывать не будем. А как так случилось?

– Да оно с рождения. Мамаша моя отчудила. На волне сексуальной революции 90-х и снятия всех барьеров. Она в каком-то дико секретном НИИ работала, ну как работала… уборщица, – на большее ее не хватило, – да и взяли её туда, потому что за те гроши в то время только такие, как она, и работали.

– И чего?

– Да ничего, – Гарри поморщился. – Зоофилией она увлеклась. Решила попробовать с тамошним экспериментальным орангутангом… Ну и вот…

Мы с Марселлинн заржали. Мне за это до сих пор, кстати, стыдно, но тогда мы ничего с собой поделать мы не могли. Гарри сидел весь красный.

– Извини, – отсмеявшись, сказал я.

– Да ничего, – вздохнул он. – Вы хотя бы не морщитесь от брезгливости.

– А ты вообще как про это узнал?

– Да это с детства было понятно. Её же поймали, ну, так сказать, в процессе.

У нас с Марселлинн окаменели лица. Мы очень сильно старались не смеяться. Гарри тем временем продолжал.

– Сначала просто хотели уволить. Потом передумали и не стали— просто втык дали. Тогда мало желающих было за копейки полы в НИИ мыть. Наконец, когда выяснилось, что она залетела, перевели тоже в подопытные, даже подкармливали, чтобы только аборт не сделала. Может быть, я до сих пор бы в этом НИИ в соседней клетке с папашей жил, вот только сам институт скоро закрыли, учёных кого куда… А мать осталась вот с таким вот отпрыском.

– Охренеть, конечно, у тебя весёлая жизнь. А где матушка сейчас?

– Да в дурку сдал. Она же вообще умом тронулась, когда я превращаться начал. Сначала потихоньку так. Терпимо. Скитались с ней по разным городам… Я с трудом школу закончил. Сложно каждый год в новый класс входить, особенно когда там тебя пытаются постоянно разозлить. Потом медучилище пошёл, потому что койку в общаге давали. Вот теперь санитаром в морге тружусь…

– Нужная специальность, – одобрил я и отвесил Марселлинн подзатыльник потому что она, похоже, опять хотела засмеяться.

Чего смешного-то? Что может быть удачнее для начинающего некроманта, чем сотрудник морга? Моя агрессивная помощница, в ответку толкнула меня в бок и на этом успокоилась.

Игорь оставил свои баулы в комнате, что мы определили для него. Жить там пока было нельзя, поэтому когда мы ушли в кухню, я показал ему диван, где он будет временно ночевать, пока ремонт не сделаем, и я начал рассказывать ему свою историю, как я стал некромантом.

Марселлинн сбил поезд на переезде. Она понадеялась, что успеет проскочить, но соревноваться в скорости с товарным составом – глупая затея. Есть у поездов такая решётка, чтобы, значит, таких, как Марселлинн, одним ударом – и в сторону, чтобы ошмётки с путей не собирать.

Я узнал лишь сутки спустя. Бросился в морг, а там уже её тело забирали родители. Документы-то были при ней и в порядке, и им сообщили почти сразу, как установили личность. Я съездил с ними на квартиру Марселлинн, и мы забрали вещи. Про стриптизные шмотки сказал, что это для нашего личного пользования одежда. Они вроде поверили, тем более, что не знали, чем занимается их дочь: она разорвала все связи с ними. Сказал им, что перебивалась подработками. Везде без трудовой. Впрочем, какое это теперь имело значение?

Хоронили её в Великоуральске. Я сначала приезжал каждые три месяца на её могилу, клал цветы, общался, а потом, спустя пару лет, когда уже ни на что не надеялся, мне на кладбище встретился некий старик. Хотя как старик? Выглядел он на сорок лет, но глаза у него были старые. Он мне просто ко мне подошёл, спросил, показывая на фотографию Марселлинн на памятнике:

– Хочешь её вернуть?

Я пребывал в такой дикой тоске и депрессии, что не послал его. Какая разница? Если кинет меня, то и ладно, а вдруг и правда поможет? Тем более, что я сам аферист опытный, кидалово мог почуять за версту, а тут явно ничего такого не было.

Старик оказался некромантом. Вернее, это я так его называл, а он морщился, говорил, что это всё новомодная чушь, и он последователь древних учений, старых хтонических богов. Даже говорил какое-то название нашей профессии на греческом. Хотя и признавал, что последние полтысячелетия за этим разделом магии закрепилось именно такое название. Некромантия. Учил он меня качественно и жёстко целых три года. Всё рассказал, показал, а когда я его спросил, почему он выбрал именно меня, старик объяснил мне так:

– Вся эта некромантия, ну, вернее, древние учения, она же магия – это такой контракт с богами или демонами смерти. Непонятно, зачем им это надо, вернее, знаю, но не скажу: ты не поймёшь, но на Земле должно существовать несколько таких, как я и ты. Сколько точно, неизвестно. Я встречал за свою жизнь пятерых. Словом, этим сущностям нужны те, кто общается с душами мёртвых, воскрешает иногда, а когда потребуется, и способствует массовым смертям. Про это я расскажу позже. Жить мы можем, сколько нам пожелается, но перед смертью обязаны оставить ученика.

Сам старикан родился где-то в конце блистательного восемнадцатого века, как он сказал, помнит ещё матушку-императрицу Екатерину. Рассказывал про свои приключения, как с Наполеоном воевал и многое другое. Я не удержался и спросил, за кого он бы в Гражданскую войну.

– Да как и все маги, – вздохнул он, что-то вспоминая, вероятно, весёлые приключения. – За красных, разумеется.

Я сначала удивился, а потом понял, что всё логично. Словом, двести лет старик проболтался по планете, много где был, много чего видел. Жил он, конечно, в основном в России. Теперь ему это надоело,– нет, не Россия, а вообще жить. Так что он собрался идти дальше, только куда, мне не объяснил. Сообщил, что сам пойму, когда придёт срок. Приняв решение, старик начал искать «нужного клиента» по великоуральским кладбищам. Во-первых, ему нужен был человек со способностями, а во-вторых, переживший потерю.

– Какой нормальный человек, если он не страдает из-за потери близкого, полезет в могилу копаться в мертвецах? – задавал он логичный вопрос.

И кстати, его самого на этом подцепили. Жена умерла от брюшного тифа. Он её потом и оживил и прожил с ней счастливо и очень, очень долго. Я кстати, общался с ней – хорошая женщина, хотя и не сразу приняла то, что с ней случилось. Рассказы его жены помогли мне после того, как я оживил Аришку.

Могилу Марселлинн он приметил сразу. Опыт говорил ему, что у такой вот молодой и красивой наверняка есть поклонники, которые страдают, и, может быть, даже со способностями. Включил могилку в список регулярных инспекций, вычислил, с какой периодичностью на могиле появляется букет красивых белых роз. Дождался меня, посмотрел – и ура! Способности у меня оказались.