Мамки уже нет три года.

Она ушла от нас …

В мир иной.

Я поражён был горем отца. Я тоже страдал и плакал, просыпаясь ночами. Но как страдал отец …

Я позже понял.

Они три года прожили в браке и потом родили меня. Мамка умерла, когда мне исполнилось девятнадцать. Она сгорела за месяц от какой-то неизлечимой болезни. Высохла и стала маленькой, как девочка. Отец на руках носил её в туалет и в ванну.

За двадцать два года он прикипел к ней, и связь эта рвалась мучительно и долго.

Отец не запил. Нет. Но он замкнулся в себе, в своём горе, он ушёл в себя, в свои воспоминания.

И вот прошло три года, а отец всё в том же состоянии: замкнут, молчалив, неулыбчив.

И однажды мне стало так жалко его, до слёз. Я проснулся ночью и лежал, пялясь в темноту. Потом вспомнил, что завтра, с другом, идём в гости, в общежитие. К девушкам, с которыми познакомились на пляже. Одна из девушек, Лариса, тонула. У неё ногу свело судорогой. И была то она не на большой глубине. И плавать умела. Но испугалась, запаниковала и нахлебалась воды.

Спас её я.

Но девушка нахлебалась воды и была без сознания. И тут уже Мишка, он учится в меде, сделал Ларисе массаж. Дыхание. И когда изо рта девушки струйкой плеснулась вода, её выгнуло, и она пришла в себя.

Подружки, Таня и Алла, напуганные и бледные, увидев, что Лариса очнулась, сначала заплакали, а потом стали обнимать нас с Мишкой.

И вот я лежу и думаю: нас двое, а девушек три. И взбрело мне: что если бы и папка пошёл с нами? Тут мои мысли сразу перескочили к проблеме: а как его позвать? Типа – Пап, мы тут с девчонками познакомились. Классные! Но нам одного не хватает. Не будешь третьим?

– «Ччёрт! Вот как ему это сказать?»

Я лежал, и ломал голову, и заснул, так ничего и не придумав. А утром, только открыв глаза, я уже знал, как.

– «Мишка скажет»

Мой папка, тоже Мишка. И день рождения у них в одном месяце. В августе. У папки – семнадцатого, а у Мишки – восемнадцатого. Они и общаются, как друзья. Как я, с Мишкой. И частенько, надо мной, подтрунивают.

Я позвонил Мишке и предложил ему переговорить с моим папкой. Мишка сразу сообразил что к чему и согласился.

И вот, Мишка, поздоровавшись с папкой, брякнул – Дядь Миш, мы со Стасом, к девушкам в общагу, едем на тортик. Но девушек три, а нас двое …

Я стоял и злился – «Блин! Я тоже так мог. Надо же с подхо …». Но додумать не успел.

Папка согласился.

– Только Миша, Стас, пригласите девушек к нам.

Девчонки согласились и я съездил за ними. План у меня был простой: Алла понравится отцу, и у них что-нибудь закрутится.

Надо немного рассказать о себе, об отце, и Мишке.

Папка говорил, что в роду у него один из дедов цыган. Михаил Романов. И всех первенцев, отцы, называли Михаилом. Но папка, уступил маме, и меня назвали Стасом А между тем, со слов папкиных, именно, на прадеда я и похож.

Ростом метр восемьдесят пять. С чёрной, как смоль, шевелюрой, смуглой кожей, прямым, с горбинкой носом, и чёрными глазами. Спортом я занимался с детства, чуть ли не с детсада. На лыжах бегал. Плавал в бассейне. Тхэквондо. При росте метр восемьдесят пять, мой вес – семьдесят пять кило. Мишка среднего роста (среднего – это метр семьдесят пять), крепкий, подвижный. Он всё смеялся надо мной.

– Тхэквондо – спорт для девочек!

И я пошёл к ним на тренировку. Карате, киокушинкай. За полтора часа, с меня, наверное, полведра пота вытекло.

Да. Тхэквондо – спорт для девушек. И уже второй год я занимаюсь карате. В спаррингах, Мишка, конечно, попадает в меня чаще, чем я в него, хотя у нас, у обоих, уже коричневые пояса.

Мы с Мишкой одноклассники. Он звал меня в мед, но я поступил в универ, на химико-технологический.

Лия Михайловна Пасечник, училка по химии, и наша классная, в десятом и одиннадцатом. Она обожала свой предмет. И мне химия нравилась. А когда она пришла в нашу школу (по распределению, после вуза), я в химию (и в химичку, заодно) влюбился.

Мы с Ларисой, как-то сразу, потянулись друг к другу. И уже через неделю оказались в постели. Мне показалось, что она опытнее меня. Но ведь и я был не мальчик. Хотя, Лариса, всего лишь вторая.

А первой была, Лия.

Влюблены, в Лию, были все мальчишки из класса.

Конечно, мы понимали: рассчитывать на взаимность просто глупо.

И я думал так же.

И когда, на новогодней вечеринке, Лия пригласила меня на танец, и положив руки на мои плечи, придвинула к себе почти вплотную, в моей голове, даже тень, не мелькнула.

Танец закончился, и Лия, обмахивая лицо рукой, тихо сказала – Стас, мне плохо, проводи меня в туалет. Я дошёл с нею до туалета, и она потеряла сознание. Я успел подхватить Лию, и пришлось мне нести её в туалет.

На руках.

Я стоял, не зная что делать. А она обвила мою шею.

– Стас, мне лучше … опусти меня.

Я опустил её на пол, и хотел выйти.

– Побудь со мной … только дверь закрой.

Я закрыл дверь и обернулся.

– Стас, мне плохо.

Я кинулся к Лие, и подхватил её. А она впилась в мои губы, и целовала. Взасос!

Я стиснул объятия, но Лия отстранилась.

– Стас, не здесь Иди. Иди в класс. Мне уже хорошо.

Я смотрел на неё в сомнении, но Лия улыбалась.

– Всё в порядке, Стас. Иди. Я приду через минутку.

Закончилась вечеринка.

– Проводишь меня?

Лия подхватила меня под руку.

– Конечно, Лия Михайловна.

– Ребята! До свидания. С наступающим. Мы, со Стасом, пройдёмся.

Мишка смотрел на меня, и недоверчиво улыбался.

– Миша, ты можешь подождать. Стас вернётся через пять минут.

Мы пошли.

– Мне кажется, тебе надо поступать на химико-технологический. Ты уже думал, в какой вуз подашь документы?

– Мишка зовёт в мед.

– Стас, я понимаю, друг и всё такое, но химия – это твоё. Если чувствуешь, что недостаточно подготовлен к поступлению в университет, я с тобой позанимаюсь. Индивидуально.

Лия улыбалась.

– После занятий? В школе?

– После занятий. У меня, дома.

В груди растекалось тепло, а к горлу подкатил комок. Так бывает, когда эмоции рвутся наружу. В таком случае говорят о переизбытке чувств. А бывает ещё по-другому: предчувствие, предощущение чего-то, грядущего, неотвратимого: déjà vu.

Позже, после смерти мамы, я понял, что такое одиночество. Поэтому так сопереживал папке: ведь он прожил с мамой на целых три года больше меня.

– Стас, ты плачешь?

По её щекам потекли слёзы. Увидев слёзы, я словно очнулся.

– Я согласен, Лия Михайловна. Только не плачьте.

Лия улыбнулась, смахнув слёзы.

– Беги к другу. Вот мой дом.

И привстав, на носочках, чмокнула меня в нос, как маленького мальчика.

Я вспоминаю Лию. Лию Михайловну. Учительницу по химии, и классного руководителя, и …

И любовницу.

И не стесняюсь. Мне было хорошо с Лией. Надеюсь, и Лие, было хорошо со мной.

После каникул, в первый же день, на перемене, Лия Михайловна подошла к нам.

– Миша, можно Стаса на минутку?

Мне кажется Мишка сразу нас раскусил. Я же, Мишке, о том, что у меня с Лией было, не рассказал.

Мы вышли из школы на улицу.

– Завтра, к пяти часам. Придёшь?

Она была сдержанна и деловита. И у меня даже закралось подозрение, а не нафантазировал ли я?

– Да, Лия Михайловна, приду.

– Хорошо. Друг ждёт – улыбнулась она, видя моё замешательство – Тридцать шестая квартира. Домофон работает.

Я вернулся к Мишке.

Это мучение. Ждать свидания, и считать минуты до назначенного часа. Я был абсолютно уверен, что Лия назначила мне свидание.

Когда время, наконец, перевалило за полпятого, я вышел из дома.

Наш дом недалеко от школы, и через пятнадцать минут я уже стоял у подъезда, с табличкой «Кв. 1-48».

Ещё целых пятнадцать минут!

Я включал и выключал сотовый. Я считал про себя. Но время, будто остановилось.

В 16:59 набрал номер её квартиры.