(Пауза. МАКДАФФИ смотрит на нее, потом обращается в ДЖОНУ РОУЗУ, но холодно смотрит куда-то ему за спину).
МАКДАФФИ. Видишь, чего ты добился, эгоистичный ублюдок? Заставил мою дочь плакать. Всю жизнь я безуспешно пытался научить мою дочь плакать, но ты, похоже, единственный из всех живущих, кто может довести ее до слез. И не в первый раз, должен добавить. (Пауза). Ты действительно хочешь вернуться в нашу труппу? После всего, что случилось, ты все равно хочешь вернуться?
ДЖОН РОУЗ. Да, хочу.
МАКДАФФИ. Потому что они наконец-то вышибли тебя из этой говняной голливудской фабрики, где ты так бесстыдно торговал собой?
ДЖОН РОУЗ. Нет. Если на то пошло, они хотят, чтобы я остался.
МАКДАФФИ. Тогда почему ты рвешься к нам? Чтобы мучить меня?
ДЖОН РОУЗ. Это мой дом.
МАКДАФФИ. Это не твой дом. Я даже не знаю, где мы, черт побери. Где-нибудь в самой глухой части центральной Англии, так?
МАРИНА. Мы в Корнуолле.
МАКДАФФИ. Не так и далеко.
ДЖОН РОУЗ. Своим домом я могу назвать только эту труппу.
(Пауза).
МАКДАФФИ. Если он хочет, то на какое-то время может вернуться в эту труппу. Я делаю это ради моего ребенка и ради беспомощных, заблудших душ, находящихся на борту этого быстро идущего ко дну старого фрегата, и ради самого корабля. Но не ради него.
ДЖОН РОУЗ. Есть одно условие.
МАКДАФФИ. Условие? Ты ставишь мне условия?
ДЖОН РОУЗ. Только одно.
МАКДАФФИ. Я надеюсь, ты не рассчитываешь, что тебе будут платить за твою работу? Потому что мы варим суп из рукописей, а если старый Пайкрофт умрет при следующем переезде, чего я с нетерпением жду последние двадцать лет, мы собираемся его замариновать, чтобы потом приготовить канапе-сэндвичи.
ДЖОН РОУЗ. Я привез подругу и хочу, чтобы она вошла в состав труппы.
МАКДАФФИ. Подругу? В смысле, подружку? Ты говоришь про это несчастное, трясущееся существо? И ожидаешь, чтобы я взял в свою труппу эту нелепую американскую шлюху?
ДЖОН РОУЗ. Она не шлюха. Она – актриса.
МАКДАФФИ. Боюсь, я не понимаю разницы, на которую ты вроде бы пытаешься указать.
ДЖОН РОУЗ. Она очень хорошая актриса.
МАКДАФФИ (поворачивается, насмешливо смотрит на МЭРИ МАРГАРЕТ). Ты? Сопливая худышка. Ты актриса?
МЭРИ МАРГАРЕТ. Скорее нет, чем да.
МАКДАФФИ. Вот. Из ее прелестных уст.
ДЖОН РОУЗ. В Америке она снялась в десятке фильмов.
МАКДАФФИ. Добавить мне нечего.
ДЖОН РОУЗ. Мак, или мы оба, или никто.
МАКДАФФИ. Да за кого ты, черт побери, себя принимаешь?
МАХОНИ. Приплыли. (Открывает сундук и залезает в него).
МАКДАФФИ. Кто ты такой, чтобы диктовать мне условия? Величайший актер своего поколения?
МАХОНИ. Только потому, что остальные умерли.
МАКДАФФИ. Это абсурд. Как смеешь ты? Как смеешь?
МАХОНИ. Разбудите меня, когда он задохнется от праведного негодования. (Ложится в сундук, закрывает крышку).
МАРИНА. Папа, слезь с белого коня до того, как свалишься и сломаешь шею.
МАКДАФФИ. Я не слезу с белого коня. Это мой чертов конь, и я намерен на нем остаться. Если вы не хотите…
МЭРИ МАРГАРЕТ. Послушайте, я не хочу создавать лишние проблемы. Если вы не хотите…
МАРИНА. Будет лучше, если вы помолчите и позволите мне все уладить.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Я не хочу быть там, где меня считают лишней.
МАРИНА. Плевать мне на то, что вы хотите.
МАКДАФФИ. А мне плевать на то, что хочет кто угодно. Я не поддамся шантажу и не возьму эту жалкую маленькую колониальную шлюшку в величайшую в истории западной цивилизации гастрольную труппу.
МАРИНА. Господи, папа, мы показываем «Рождественскую песнь» на краю земли.
МАКДАФФИ. Даже если бы мы показывали «Панча и Джуди» для двух дохлых свиней и пьяной повитухи во Флайшите, я бы ее не взял, слышите меня? Не взял! Джон Роуз и его миниатюрная сожительница могут прелюбодействовать в чьих-то других походных фургонах. Король сказал!
МАРИНА. Прекрасно. Просто прекрасно. А что будет со мной, когда ты упадешь замертво на сцене по ходу какой-нибудь шотландской пьесы, и труппа развалится? Что я тогда буду делать? Как заработать на жизнь? Ты хоть раз задался вопросом, а что я тогда буду делать? Нет, ни разу, не хватило времени. Ты постоянно скачешь на белом коне, словно Генрих Пятый.
(Пауза).
МАКДАФФИ. Уходи.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Хорошо.
МАРИНА (обращаясь к МЭРИ МАРГАРЕТ). Не двигайтесь.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Это нормально, если вы…
МАКДАФФИ. Ты молчи. Не с тобой разговаривают. Марина, уйди и забери с собой Джона Роуза, этого отвратительного, не чурающегося удара в спину, киношного кретина. Сейчас я желаю поговорить наедине с этим нелепым ребенком.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Я не ребенок.
МАКДАФФИ. Тебя не затруднит заткнуться?
ДЖОН РОУЗ. Я не хочу, чтобы ты наезжал на нее.
МЭРИ МАРГАРЕТ (обращаясь к ДЖОНУ РОУЗУ). Послушай, я и представить себе не могла, что все будет…
МАРИНА. Все хорошо. Мы с Джонни выпьем по чашке чая и поговорим о давних временах. Вы побудете здесь и получше познакомитесь с Папой. Он тебя не укусит.
МАКДАФФИ. Я оставляю за собой право укусить ее. Сегодня я, кстати, с зубами.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Джонни, ты же не оставишь меня наедине с ним?
ДЖОН РОУЗ. Все будет хорошо, поверь мне.
МАКДАФФИ. Да. Поверь ему. Присоединись к длинной и мрачной процессии женщин и прочих дебилов, которые ему поверили. Я готов показать тебе три кинжала, которые он вонзил мне в позвоночник три последних раза, когда я ему поверил, но я отказываюсь вновь поворачиваться спиной к этому сукиному сыну.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Я ему доверяю. В определенном смысле.
МАРИНА. Это так трогательно. Пошли, Джонни. Предоставим шанс этой парочке получше узнать друг друга.
ДЖОН РОУЗ (обращаясь к МЭРИ МАРГАРЕТ, когда МАРИНА берет его за руку и уводит). Не забывай дышать и не выказывай страха.
МАРИНА (обращаясь к МАКДАФФИ). Веди себя прилично.
МАКДАФФИ. Я не могу вести себя прилично. Я – актер. (ДЖОН и МАРИНА уходят. МАКДАФФИ сверлит взглядом МЭРИ МАРГАРЕТ, которая более всего напоминает загнанную в угол мышку). Почему ты здесь?
МЭРИ МАРГАРЕТ. Если бы я знала, что доставлю столько хлопот, поверьте мне, никогда бы не приехала.
МАКДАФФИ. Что он тебе про меня говорил? Представил чудовищем? Великаном-людоедом, завтракающим такими маленькими девушками?
МЭРИ МАРГАРЕТ. Нет.
МАКДАФФИ. Так что он говорил?
МЭРИ МАРГАРЕТ. Он восторгается вами.
МАКДАФФИ. Хрень собачья.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Прошу прощения?
МАКДАФФИ. У меня прощения не проси.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Извините.
МАКДАФФИ. Извините – это нормально. У меня нет сомнений, что ты безумно влюблена в этого пьяного мерзавца, который обманом заманил тебя сюда. Они все его любят, тогда как я не смогу затащить в постель слюнявую семидесятилетнюю каргу, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Нет справедливости в этом мире. Я спрашиваю вас, боги, где справедливость? (Громко рыгает). Поверь мне, надо держаться подальше от всех этих обольстителей.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Мы с Джоном Роузом просто друзья.
МАКДАФФИ. Не бывает просто друзей.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Мы друзья.
МАКДАФФИ. Ты хочешь, чтобы я поверил тебе, что ты приехала из Америки с этим развратным хищником, и он еще не затащил тебя в свою постель? Если ты убедишь меня в этом, дорогая, тогда ты действительно актриса, да только любая известная мне актриса подарила бы ему свои уже мокрые трусики в первые полчаса знакомства с ним. Вот такой получается ребус.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Я, честно говоря, не понимаю, какое вам дело до того, с кем я ложусь в постель.
МАКДАФФИ. Я – Бог. Мне до всего есть дело.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Вы – не Бог.
МАКДАФФИ. В этом месте я – Бог, и не забывай этого, мышка. (Пауза). Моя дочь влюблена в него до безумия.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Правда?
МАКДАФФИ. Разве это не очевидно?
