― Тебе не нужно просить прощения! ― перебила его девушка. ― Мой отец с самого начала, знал, кто ты — Пауэлл всё рассказал ему. Отец пообещал, что не будет ничего тебе говорить, и посмотрит, что ты будешь делать, как себя вести… Вадим, ты ничего плохого не сделал, не причинил нам никакого вреда! Тебе не в чем оправдываться! Более того, ты столько сделал для защиты Маринеи и сам пострадал! Наш народ всегда будет помнить тебя и благодарить за помощь! ― Элая старалась говорить тише, чтобы не беспокоить остальных пациентов в палате, многие из которых спали, но не всегда могла унять эмоции.
― Когда отец рассказал нам с мамой, то тоже взял с нас слово не говорить тебе ничего. Мы так и делали. Было интересно наблюдать за тобой, общаться. Я знаю, что всё, что ты мне рассказывал о себе, это правда. Я это чувствую! Ты — хороший человек!
― Значит, ты знала всё это время, но делала вид, что веришь в мою легенду?! ― Вадим был не на шутку удивлён.
― Да, и выходит, что я тоже не была с тобой вполне честна, и тоже должна просить прощения!
Вадим хотел что-то сказать, может быть, возразить ей, но разговор молодых людей прервала санитарка, которая попросила Элаю помочь — только что прибыла новая партия раненных солдат. Элая, конечно же, без промедления согласилась и, оставляя Вадима, заверила, что скоро вернётся, и они смогут закончить разговор.
После её ухода молодой человек снова почувствовал слабость и тоску от ощущения, что не успел сказать самого главного. Поскорее бы уже закончилась эта война! Тогда он больше не будет тратить время зря, и наверняка они с Элаей будут вместе! А сейчас нужно поскорее восстановиться и снова встать в строй!
К концу следующего дня Вадим уже был как новенький. Раны зажили, и почти не осталось следов. Он чувствовал себя отлично и готов был снова сражаться. Вот только с Элаей увидеться вновь им не удалось: как узнал Вадим, ей пришла телеграмма от Аргоса Тора (система электронного обмена информацией к тому моменту всё же была серьёзно повреждена, и маринейцы использовали старые проверенные способы связи) с просьбой срочно вернуться в Айяделлу. Элае пришлось так спешно уезжать, что она даже не смогла с ним проститься, но передала коротенькую записку через одну из санитарок: «Прости, мне нужно срочно возвращаться! Быстрее поправляйся! Надеюсь, мы увидимся как можно скорее! Твоя Элая!»
Вадим сжал записку в руке, а затем положил в нагрудный карман куртки. Записка была тем ценнее, что написана была на русском языке. Если Элая так сделала, значит, она не хотела, чтобы смысл её стал понятен кому-либо ещё, кроме него. А это что-то значит! Вадим почти наверняка знал, что Элая тоже любит его, и теперь оставалось только прямо спросить её об этом. Вот кончится война, и он что есть сил полетит в Айяделлу и отыщет там свою любимую!
Вадим вернулся в свою часть как раз перед новым наступлением. Предстояло выбить мощный, хорошо вооружённый отряд противника с территории иланодрома. Они окопались там и приготовились держать оборону до последнего солдата. Сражение вновь выдалось жарким, и Вадим, как прежде, принимал в нём активное участие. Однако на этот раз он не проявлял чрезвычайной, граничащей с безрассудством смелости, ибо знал, что своей смертью он причинит Элае огромные страдания.
И, тем не менее, через четыре с половиной часа сражение завершилось в пользу войск Маринеи. Ещё один отряд ардестинианцев был разгромлен, а значит, конец войне всё ближе. Силы противника слабели, и найти выбывшим воинам замену правительству Ардестинии становилось всё труднее. Последовали ещё несколько побед маринейцев, и вот уже боеспособной осталась только одна группировка войск Ардестинии, зато самая мощная.
Почти четыреста тысяч солдат оккупационных войск направили свой удар на Айяделлу, уже не рассчитывая победить в войне, но хотя бы напоследок причинить Маринее как можно больший вред. В свою очередь защитники страны стали также подтягивать свои силы к городу, чтобы отразить нападение неприятеля. По численности и вооружению армии были примерно равны, но у маринецев на этот раз было неоспоримое преимущество — они осознавали, что это последний решающий бой, и от него зависит будущее их родины, а поэтому сражались вдвойне храбрее.
Все сражения, в которых Вадим принимал участие до этого момента, были несравнимы с тем, что он увидел в этот раз. Это действительно был бой не на жизнь, а насмерть. Всё началось в окрестностях столицы, примерно в тридцати километрах к северу и постепенно под бешеным напором ардестинианцев боевые действия вплотную приблизились к черте города. В итоге, спустя полтора дня боёв, маринейцы, ликующие, словно война уже закончилась, стали принимать в плен массово сдающихся оставшихся в живых врагов.
Теперь, когда скорый полный разгром оставшихся оккупационных сил ардестинианцев был очевиден и требовал не больше суток времени, Вадим всерьёз задумался о перенесении войны на территорию противника с целью навсегда покончить с империалистическими планами ардестинианской правящей верхушки. Он решительно был готов отстаивать свою точку зрения о необходимости такой кампании перед Советом обороны, да и в целом, всеми жителями Маринеи. Но этого не понадобилось…
========== Глава XVIII ==========
Несмотря на всё могущество ардестинианской разведки и репрессивного аппарата, в стране, пропитанной атмосферой подозрительности и научившейся самым изощрённым методам слежки за своими гражданами, существовало революционное подполье. Эти люди, уставшие от гнёта корпораций и не приемлющие политику, которую Ардестиния вела с их подачи в отношении всего остального мира, только и ждали удобного случая, чтобы начать восстание.
Начав с небольшой группы отщепенцев вдали от крупных городов, они постепенно, шаг за шагом, в условиях глубочайшей конспирации разрослись до организованного движения, насчитывавшего несколько тысяч активных членов и несколько десятков тысяч сочувствующих из числа простых ардестинианцев, доведённых до отчаяния социальным неравенством, преодолевшим все мыслимые пределы, разграблением национальных богатств страны, отравлением атмосферы и агрессией империалистического правительства Ардестинии.
Но на стороне официальных властей всё ещё было подавляющее превосходство в силе и ресурсах. Правящая верхушка, состоявшая из пары десятков беспринципных магнатов, а также многочисленные прихлебатели из числа среднего класса до последнего готовы были защищать сложившийся порядок вещей и не уступили бы ни на шаг требованиям восставших. Они знали о существовании подполья, и один раз чуть было не разрушили всё, когда в рядах повстанцев завёлся предатель. Многих сторонников революции тогда схватили, пытали, замучили до смерти в тюрьмах. Но движение не было уничтожено, но лишь стало осторожнее и, одновременно, ещё решительнее в своей главной цели.
Поэтому оставалось только ждать удобного случая, чтобы свернуть шею действующей власти финансовых воротил. Многие подпольщики сумели проникнуть в государственные структуры и занять там более-менее значимые посты. И даже ведомство господина Заониса, где, казалось бы, должны были, как нигде, следить за всеми и каждым, пополнилось двумя верными сторонниками революции.
Но настоящим успехом повстанцев стало знакомство одного из них с Одисом. В университете они были хорошими товарищами, и несколько месяцев спустя случайно встретились в городе. Молодой человек не знал, что Одис — сын Тавора Кратоса, но даже известие о том, что он работает в его секретариате, сразу породило план вербовки парня в члены подполья.
Это был крайне рискованный шаг, и в случае провала повстанцы могли потерпеть уже полное, окончательное поражение. Но на совете командиров повстанцев решили, что игра стоит свеч, и вскоре встретились с Одисом лично. Вопреки ожиданиям, его даже не пришлось слишком долго уговаривать — молодой человек, узнав конечную цель всего предприятия, охотно согласился участвовать в восстании и передавать всю информацию, какую только сможет узнать в «Ардестиниан Корпорэйшн».
