Все началось с Севиной самодеятельности. Учуявший некую странность в заурядном с виду хулиганском нападении на подчиненного, подполковник провел расследование и был приятно удивлен. Оказывается, один из нападавших представился свидетелю его, Черепцова, именем и званием, а подполковник отлично помнил, при каких обстоятельствах лишился удостоверения. Доложив руководству, что хулиганов установить не удалось, он занялся делом лично. В неделю расколол потерпевшего мордоворота, узнал о; Бэбике, понял, что судьба предоставила прекрасную возможность улучшить собственное финансовое положение. Спустя еще неделю Валентин Петрович знал почти все. О дедушке, ухитрившемся помереть не на тюремных нарах — с учетом нанесенного плановой экономике СССР ущерба, — а в собственной постели, о непутевом внуке. Пьяница Мишка тоже не остался без внимания. Кроме того, люди Черепцова отыскали в Сочи дипломата Казика, третью неделю бюллетенившего в злачных местах черноморской жемчужины и доставили перепуганного курортника в Минск, где Валентин Петрович выжал из того все до капельки.

До поры подполковник никого из фигурантов не трогал, полагая, что в деле слишком много неясностей и торопиться не резон. Установил наблюдение за квартирой и дачей Будиловского, «пристегнул» двух топтунов к Мишке. К счастью для Сэта с Зубом, произошло это через день после изъятия у Бэбика остатков сокровищ, поэтому на их след гебешники не вышли. Бэбик преспокойно сидел на даче, изредка наведываясь в Минск за продуктами, а Мишка жил исключительно по законам Кир-Буха, наводя на наружное наблюдение ужас феноменальным количеством выпитого за день спиртного и вызывая у непьющих на работе тихарей черную зависть своим вечно пьяным видом. К удивлению Черепцова, никакого присутствия Севиных обидчиков не наблюдалось, и он решил форсировать события. Три исполнителя — все бывшие офицеры спецназа, — сейчас специализировавшиеся именно на таких вот, щекотливых, заказах, должны были вытрясти из Бэбика дедушкины богатства и внести ясность — кто же разгуливает по городу с черепцовским удостоверением в кармане. Христианское всепрощение Валентину Петровичу не импонировало, сказывалась многолетняя привычка все расставлять по своим местам. И приобретенная в органах склонность считать себя чуть ли не Богом — око за око и каждому аз воздам.

Угостив приезжих великолепным обедом, Черепцов предложил прогуляться по набережной Свислочи, где и ознакомил их с заданием. Тут же вручил собранные на Мишку и Бэбика досье, фотороботы Зуба и Сэта, ключи от «девятки» и поинтересовался: — Вопросы? — Вопрос один, — отозвался Стас, бывший у москвичей за старшего. — Оплата… Вы тариф знаете, тридцать процентов от стоимости изъятых ценностей.

— И двести баксов в день, если изымать будет нечего, — продолжил Гном, самый низкорослый из налетчиков. Черепцову они так и представились — Стас, Гном и Веня. То ли клички, то ли рабочие псевдонимы. Документы в отеле, разумеется, предъявили, но вряд ли подлинные. Впрочем, Черепцова это не интересовало. Главное, чтобы с делом справились.

— Кроме текущих расходов, — добавил Веня, провожая взглядом стройную девчонку в умопомрачительно короткой юбке, — отель и все такое оплачиваете вы.

Валентин Петрович перехватил Венин взгляд и рассмеялся: — Согласен, за исключением лекарств от гонореи, оплачу все счета. Когда приступаете?

— Уже, — Стас сплюнул в реку и посмотрел Черепцову в глаза, — и, как условились… Ваша крыша — наша работа.

Крохотное кафе на Комсомольской улице, неподалеку от стадиона «Динамо», не пустовало, хотя цены здесь не кусались даже — разили наповал. Тех, кто жил на, так называемую, среднестатистическую зарплату.

Заполнившие небольшой зал посетители, как говорят в Америке, из денег выскочили, рубли-доллары от получки до аванса не растягивали, потому и чувствовали себя достаточно независимо.

В основном здесь собирались молодые спортивные ребята, чем-то друг с другом схожие. Что и неудивительно, промышляли одним и тем же — частным сыском, рэкетом и охраной, чаще просто совмещая все эти занятия. Года четыре уж, как кафе на Комсомольской превратилось в своеобразный клуб таких вот джентльменов удачи. Здесь заключались договоры, чинились разборки, приобреталась необходимая информация, заодно ребята просто отдыхали в своем кругу. Случайная публика дальше дубовых дверей, охраняемых здоровенным вышибалой, не просачивалась, а кто и ухитрялся, быстро понимал, что попал не по адресу и старался поскорее ретироваться.

Зуб с Сэтом сидели за угловым столиком, тянули ледяной «Будвайзер» прямо из банок и ждали. Вот-вот должен был появиться Витя, водитель-дальнобойщик, взявшийся переправить в Карлсруэ добытые аферистами ценности и валюту.

Всю последнюю неделю друзья посвятили отъезду на Запад. Денег не жалели, время было дороже. Задерживаться в Минске Зуб не собирался. В конце концов почти все уладилось. Лене, подмазав кого надо, сделали паспорт с открытой германской визой, Сашке Сережин гравер тюкнул штемпель, позволяющий пересечь границу воюющей Югославии. Оставалось получить от Вити, не раз уже совершавшего в Германию полосатые рейсы с контрабандой, подтверждение, что ценности благополучно лежат в Сэтовом сейфе банка и распрощаться с многострадальной родиной.

Сперва решили втроем добраться до Карлсруэ, устроить там Лену и немного развеяться. Потом Сэт с Зубом нацеливались прокатиться по истерзанной междоусобицами Югославии, как-нибудь выкрутить Сашке тамошнее гражданство, а далее — по программе. Свадьба, получение права на жительство в ФРГ и спокойная жизнь в цивилизованном обществе. Сэт, правда, переезжать насовсем не собирался. После Сашкиного обустройства, решил покататься по Европе, слетать в Штаты — в общем, мир посмотреть и себя показать. Но с Минском не рвать. Сергей считал, что жить и умирать следует там, где родился. Сашка друга не отговаривал, понимал, что это бесполезно. А Лена… Лена жила теперь только любовью к Сашке, доверилась тому полностью и ни о чем не жалела. Все ей воспринималось сквозь призму этой любви, потому и переезд и даже урановую аферу считала делом вполне естественным. Угрызений совести не испытывала, если Сашка говорит, что должно быть так — пусть так и будет. Квартиру на Калиновского она пообещала отдать Мишке, посоветовав тому сразу подарок не пропивать. Цены на недвижимость, мол, еще подскочат, а пока сдавай, дорогой, метры за валюту, на водку-селедку денег всегда хватит. Мишка от радости даже не поинтересовался, почему Лена уезжает не с Бэбиком, а с Зубом, да и Бэбик, окончательно, по его словам, испортившийся, стал Мишке безразличен. Сам же Бэбик так и сидел на даче, ожидая команды стартовать в Гамбург с контейнерами, и ни о чем не догадывался.

— Гутен таг, — Витя, худощавый блондинистый красавчик, больше похожий на рекламного плейбоя, нежели на водителя грузовика, возник словно бы ниоткуда.

— Наконец-то, — Сэт, показал на свободный стул. — Присаживайся и рассказывай. Как поездка?

— Все тип-топ… Твои дела в порядке, проблем не возникло. Вот ключик, — Витя протянул маленький никелированный ключ от сейфа, — кстати, с начала мая банк коды в хранилище меняет. Твой теперь «гросфатер».

— Дедушка, значит, — Сэт спрятал ключ в бумажник. — Держи, здесь десять штук, как договаривались. — Сумка с десятью тысячами долларов перекочевала Вите под ноги. Тот взглянул на часы и поднялся:

— Верю и не пересчитываю. Понадоблюсь — телефон знаешь, а сейчас, извини, спешу. — Водитель растворился в полумраке кафе.

— Серьезный парень, — похвалил курьера Зуб, — тайм ис мани, ничего лишнего.

— Зато надежный. Я с ним третий год дело имею, никаких сбоев, Сэт допил пиво и огляделся: — Давай по соточке, за удачу.

Заказали по сто граммов «Абсолюта», потом еще по сто. Уходить не хотелось, набегались за последние дни так, что оттянуться совсем не мешало. Тихая музыка и уютный полумрак к тому и располагал, Зуб взял у бармена бутылку «Тропикала» и заявил, что пока не усидит ее до дна, с места не сдвинется.