Неожиданно им на помощь пришёл Командир. Кашлянув, чтобы привлечь внимание Кощея, он попросил говорить ещё проще.
Несколько секунд Кощей смотрел на Ивана Петровича глазами обиженного котёнка, но Командир был непреклонен, и князю всё же пришлось заговорить по-человечески:
- В общем, вот эта хреновина, - он взял из стоявшей на столе обычной глиняной плошки один из наполненных тьмой шариков, - создаёт круглое пятно сто метров поперечником. И в этом пятне... - Кощей запнулся, подыскивая нужные слова, бросил на Командира ну просто оч-чень выразительный взгляд, но в конце концов продолжил: - Так вот, в этом пятне, если что-то может сломаться, оно сломается, - подумал ещё и добавил: - Наверное...
Час спустя слегка пришибленные и заметно растерявшие гонор осназовцы отправились обратно. И когда они уже почти скрылись из виду, князь, стоявший на крыльце рядом с Командиром и тоже задумчиво глядевший вслед уходящим, проговорил:
- В другой раз, Колычев, объяснять, что такое вероятность и для чего она нужна, будешь сам...
- Через два дня, - невпопад ответил Колычев.
- Объяснять будешь? - хмыкнул напарник.
- А?.. Нет! - покачал головой полковник. - Наступление на их участке начнётся через два дня.
- А на нашем? - не выдержал Гусев, до этого старательно притворявшийся столбиком.
- Через пять дней после них. С корпусом Брусникина*, - ответил Командир после довольно долгого молчания. - Так что завтра вы, соколы мои ясные, берёте друг друга в охапку и дуете к ним в штаб. Взаимодействие налаживать...
*Фамилия взята у Конюшевского. Я в Интернете такого военачальника не нашёл.
Как рассказывал Командир, был когда-то в Германии канцлер Бисмарк, который учил своих потомков, что нельзя воевать с русскими. Правда, объяснял он это тем, что какими бы умными эти потомки ни были, русские всё равно одолеют их своей глупостью. Гусеву, когда он это услышал, стало обидно, а вот Кощей, который тоже сидел с ними, только хмыкнул. Причём довольно. И когда Сергей повернулся к нему, спокойно спросил, стали бы гансы придумывать причины, почему не надо воевать, если бы побеждали?
Сейчас, сидя в ожидании темноты в каком-то подвале, переделанном пехотинцами в блиндаж, майор вспоминал тот разговор и мысленно усмехался. Что придумают нынешние гансы, чтобы объяснить своим потомкам, почему они проиграли эту войну? Потому что эти восточные варвары воюют не по правилам?..
В полумраке звякнуло -- один из молодых, именем Марат из рода Шарафутдиновых который, согрел на самодельной печурке кипяток в котелке и сейчас, вбросив в него щепотку сушёных трав, оставленных князем как раз на этот случай (как он сказал? Облегчают сердце и успокаивают дух?), накрывал котелок крышкой. Минут пять постоит, и можно будет попить горячего. Не чай, конечно. И без сахара. Но всяко лучше пустого кипятка...
Мысли Гусева опять вернулись к недавним событиям.
За два месяца, прошедших с начала нынешней зимней кампании, захватчиков где больше, где меньше, но потеснили на почти всей протяжённости Советско-германского фронта. Именно потеснили -- гансы отступали неохотно, упирались, но напуганные недавними "котлами", при появлении угрозы окружения спешили отвести свои войска. Почти везде, кроме Харькова, который, по слухам, Гитлер ещё осенью потребовал у своих генералов удерживать любой ценой. Ну вот они и удерживают. Сидя в котле. Вся 6-я армия во главе со своим командующим, генералом танковых войск Паулюсом, ну и так, по мелочи...
Хотя надо отдать должное и, как их называет напарник, воеводам. В этот раз они всё же как-то ухитрились договориться, и Харьковский "котёл" образовался благодаря сходящимся ударам левого крыла Юго-Западного и правого крыла Южного фронтов.
Что же касается других успехов советских войск -- товарищ Левитан чуть было не охрип, зачитывая в очередной сводке Совинформбюро список отбитых у врага городов и населённых пунктов...
Марат снова зазвякал посудой и вскоре принёс Сергею обычную эмалированную кружку, на три четверти наполненную парящим душистым отваром. Гусев отпил чуть-чуть, покатал на языке (он уже давно кипятком не обжигался) и, прикрыв глаза, потянулся Силой к сидящим наверху, на НП, товарищам. Разговаривать так у него пока что не получалось, но вот передать какой-нибудь простой короткий сигнал, вроде "Подъём!" или "Чай!" - это пожалуйста.
Ощутив отклик, Сергей открыл глаза и кивнул выжидательно глядящему на него Шарафутдинову: сейчас будут.
Корпус Брусникина, к которому приписали группу, тоже не остался в стороне от событий. Проломив ослабленную оборону (гитлеровцы, решив, что на этом участке наступления не будет, сняли с него часть сил), корпус стремительным рывком достиг Богодухова, занял его и приготовился отбиваться. Однако противник, упорно пытавшийся прорвать кольцо в других местах, про Богодухов как будто забыл. Да и то сказать, направление для прорыва, особенно с учётом нехватки горючего и боеприпасов, далеко не самое выгодное. И потому люди -- что простые бойцы, что командиры -- слегка расслабились. Они просто не верили, что обмороженные и оголодавшие гансы способны совершить что-нибудь... этакое.
Прошло почти два месяца с момента рождения "котла", Командира вызвали в Столицу для отчёта, а на следующий день после его отбытия неполная рота явно потерявших всякое соображение гансов при поддержке четырёх "Штугов" (как потом выяснили) попыталась прорваться на свободу через этот, с позволения сказать, город.
Потеряв половину машин и людей при прорыве через позиции внутренней линии обороны, оставив третью самоходку и кучу трупов при ней на окраине, уцелевшие с единственным оставшимся штурмовым орудием влетели в центр... поселения и...
И у них, очень может быть, всё могло получиться, если бы не череда несчастливых для гансов событий. Сначала -- полевая кухня, которую последний оставшийся "Штуг" походя раздавил вместе со всем содержимым. Затем -- сержант госбезопасности Пучков, гордо носящий позывной "Гек", молодой и всё ещё растущий организм которого требовал регулярного и усиленного питания. Ну и, наконец, то, что происходило уничтожение полевой кухни не где-то там, далеко, а всего лишь в полутора десятках шагов от упомянутого вечно голодного растущего организма. Издав невнятное рычание (Шарафутдинов потом клялся, что это не сам Гек был, а его пустой живот), сержант госбезопасности Пучков во мгновение ока нагнал продолжающую куда-то ползти самоходку, взлетел на броню и, сорвав крышку люка, одну за другой сунул внутрь две "лимонки".
В самоходке дважды глухо ахнуло, из люка потекла жидкая струйка дыма, и железный гроб, дёрнувшись напоследок в сторону, застыл. Вместе с ним застыли бежавшие следом гитлеровцы, преследовавшие гитлеровцев бойцы с окраины и мчавшиеся на выручку оголодавшему боевому товарищу осназовцы. Оный же товарищ, мрачно оглядевшись по сторонам, спрыгнул на дорогу и побрёл к останкам кухни, возле которых уже печально вздыхал и чесал затылок повар из хозчасти, которого все называли просто Степанычем.
Стыдно признаться, но первыми в себя пришли не осназовцы и даже не сам Серёга Гусев. Вовсе нет. Первым очнулся какой-то вполне обычный на вид красноармеец из тех, что гнались за прорвавшимися. И он - этот красноармеец -- что удивительно, не стал ничего кричать или стрелять. Нет, он молча подошёл к ближайшему немцу и просто потянул у того из рук карабин. И немец, посмотрев на бойца, оружие отдал. Потом подумал немного и поднял руки, сдаваясь...
На лестнице послышались знакомые шаги, и в блиндаж, отодвинув занавешивающую вход плащ-палатку, просунулась голова Степаныча:
- Здравы будьте, товарищи бойцы и командиры! Кушать подано! Прошу к котлу!
