Она вздрогнула.

- Ты посчитала его святым духом, который, выслушав тебя, пообещал отпущение грехов… Затем он стер из твоей памяти все лишнее и то, что терзало тебя, а взамен дал муки искупления, которые ты с радостью принимала, пусть и не помнила почему…

Да, так и появился этот дух.

Он отбирал ее болезненные воспоминания, весь ее негатив и отвращение. Потому она такая улыбчивая и радостная. Она не преисполнена любви и терпения – дух прореживал эмоции девушки, оставляя лишь позитив, а затем питался ее муками каждую ночь.

Поэтому она так плохо выглядит, ведь каждую ночь он мучал ее во сне!

- Ты подлый, жестокий и отвратительный человек, – говорил Эрик, уже нависая над сползшей на пол и свернувшейся клубочком девушкой. – Из-за своих эгоистичных желаний ты истязала собственную мать!

- Не-е-е-ет… – едва слышным голосом сквозь слезы и плач всхлипнула она. – Не-е-е-ет… это не… А-а-а-а—а-а-а—а-а-а-а—а-а-а-а-а—а-а-а-а-а-а-а! – вдруг закричала Эмма, держась за голову.

Она начала вспоминать, и…

- МОЕ! – прогремел жуткий голос, и темное облако упало на тело девушки.

Все это время он скрывался в тени и выжидал, а мы подготовили для него… вместилище.

Бес… да, это именно бес: демон, зловредный дух из преисподней. Истинная католичка своей болью и грехами могла призвать только его. Он мучал ее, истязал разум девушки, давил и пытал каждую ночь, чтобы рано или поздно она сдалась, и дух завладел ее телом.

Так поступают христианские демоны.

Если большинство фей, все же, живут ради каких-то своих капризов, и люди – просто средство для их исполнения, то демоны страстно преданы идее развращения человечества. Это их своеобразная уникальная черта. Даже вроде бы родственные шайтаны Ислама скорее испытывают людей, чем мучают, и могут даже порадоваться, если устроенные ими испытания будут с честью пройдены… Но подданные Люцифера, в абсолютном большинстве своем, не испытывают к людям ничего, кроме презрения. Они рождены, чтобы втаптывать человека в грязь, вытаскивая наружу худшее в нем.

Дух впитывается в тело Эммы, и девушка резко поднимается на ноги!

Ее глаза заволокла черная пелена, а лицо потрескалось чернотой, что сочилась через эти трещины.

- Гр-р-а-а-а-а! – завопила одержимая и кинулась на Эрика, но тут в дело вступаю я.

Хватаю Эмму за руки и пытаюсь сдержать.

Тварь изворачивается и бьет меня рукой, которая усилена демонической мощью, но этим она лишь придает мне энергию, которую я тут же поглощаю и становлюсь еще сильнее. Получив нужный заряд, я без труда заламываю ее руки и валю на пол. Демон пока не укоренился в ней, он не преобразовал тело девушки, потому оно сейчас так слабо.

- Держи ее, – сказал Эрик и, взяв в одну руку серебряный крест, а во вторую – Библию, начал изгонять духа. – Exorcizo te, immundissimespiritus, omnisincursioadversarii, omnephantasma, omnislegio, innomine Domininostri Jesu Christieradicare, eteffugareabhocplasmate Dei. Ipse tibiimperat, qui te de superniscaelorum in inferiora terrae demergipraecepit!.. – начал он читать молитву.

- Гра-а-а-а! – демон рычит и желает вырваться, но его движения скованы, и он лишь машет головой, пытаясь достать меня зубами.

Ничего у него не выйдет.

- Ipsetibiimperat, quimari, ventis, ettempestatibusimpersvit, – молитва экзорциста продолжается, а бес кричит, но ничего не может сделать.

Ритуал продолжается, а бес слабеет и начинает покидать тело несчастной жертвы.

- Ха-а-а-а… – выдохнула уже Эмма.

Эрик дал мне сигнал, и я отпустил ее.

Девушка лежала на полу и медленно приходила в себя.

- Ха-а-а-а… – заплакала она, когда к ней начала возвращаться память. – Мама…

Сейчас она вспоминает все, что делала за это время, и память обрушивается на нее непрерывным дождем. Эмма ревет, плачет, льет горькие слезы, но ничего уже не может поделать.

- Вот и все, – спокойно сказал Эрик. – Как хорошо, что не пришлось воспользоваться той штукой. Теперь ее можно спокойно вернуть и платить ничего не нужно, – произнес он с веселой улыбкой.

Сноходец посмотрел на что-то в своей сумке, что он так и не доставал. Видать, «купил» у знакомой, и теперь рад, что я сумел найти разгадку этой тайны.

- Кхы-ы-ы-ы… мама… – подала голос Эмма.

- Чего ты там воешь, ничтожество? – Эйбон смерил ее взглядом, полным отвращения. – Ты заслуживаешь свою хреновую жизнь и все что с тобой случилось. Ты тварь, которая ради своего мелочного эгоизма мучала собственную мать, что любила тебя. Скажи, ты оправдывала это местью, за то, что она заставляла тебя в школу ходить или не давала мультики смотреть? Небось, как получила свою свободу, целыми днями бездельничала и наслаждалась уединением. В зеркало-то смотреть не стыдно?

- Хы-ы-ы-ы-ы… – тихо ревела девушка, уткнувшись лицом в пол.

Под ней уже образовалась лужа слез.

- Что? Не нравится, когда тебе говорят такое в лицо? – продолжал он. – Тебе стоит послушать и осознать, кто ты.

- Эрик, – подал уже я голос. Она, конечно, виновата, но мы план уже выполнили, а потому…

- Ненавижу таких людей как ты. Только подумаешь, что уже знаешь, как низко может пасть человек, так кто-нибудь обязательно пробьет дно… Собственную мать, годами пытать, и ради чего?

- Эрик, хватит….

- На жалость давишь? Ты моральный урод, который пытал ту, что любила тебя. А теперь ноешь и хочешь, чтобы тебя пожалели.

- Прекращай уже.

- Ха-ха-ха-ха-ха! Все вы одинаковые, – он склонился над ней и улыбнулся. – Вот бы вы все сдохли и просто…

- Хватит, я сказал! – повысил я голос.

Хватаю напарника за руку и дергаю на себя.

- Прекрати уже.

- И почему я должен? – гневно прищурился он. – Такие, как она заслуживают, чтобы их забили камнями, и оставили подыхать в какой-то канаве. Ты думаешь, мы исполнили свою миссию? ХА! Да как только мы уйдем, все тут же вернется, как было. Она продолжит травить мать, она продолжить жить этой жизнью, а затем появится еще один «святой дух», что опять избавит ее от проблем.

- Она может измениться…

- Люди не меняются!

- ЛЮДИ МОГУТ ИЗМЕНИТЬСЯ! – зарычал я. – Люди могут стать лучше и исправить свои ошибки! И ставя на ком-то крест, ты никому нихрена не помогаешь!

- Измениться – могут! – уже взбесился он. – О, видел я это! – он оттолкнул меня и посмотрел в глаза. – Стоит чему-то случиться, слегка сколупнуть налет цивилизации, и меняются, прям стаями. Только лучше почему-то не становится ни один. Мужчины, женщины, старики, дети – все одинаковое зверье!

Он говорил это и в его глазах я будто увидел… боль… ужасную боль, которую он сам испытал.

Но я не стал отступать и продолжил смотреть в его глаза.

- Ты еще скажи, что мы все мразями прямо рождаемся, – прошипел я. – Чтобы ты не пережил, это не дает тебе право поливать окружающих дерьмом!

Мы оба замолчали и сверлили друг друга взглядом.

Мы оба верили во что-то свое и не собирались отступать, и от того ненависть друг к другу все росла и росла.

Вскоре Эрик отошел от меня.

Он повернулся к тумбочке, взяв листок, и написал на нем что-то, а после ножом пригвоздил листик к стене.

- Это телефон волонтёрской службы, – сказал он, нависнув над Эммой. – Там помогают тем, кто сталкивался с феями и пострадал от них. Если позвонишь туда и опишешь свою проблему, то они могут помочь. Не решить проблему за тебя, а лишь дать тебе шанс исправить все самой. Могут приглядеть за твоей мамой, пока ты будешь искать работу.

Он фыркнул и пошел к выходу.

- Можешь попытаться исправить свою жизнь, или продолжать гнить тут вместе с матерью, мечтая, что кто-то придет и решит все за тебя, – сказал он напоследок. – Идем, Ник.

Эрик ушел, а я ненадолго задержался.

Я хотел что-то сказать Эмме, но просто не нашел слов.

Я ушел, оставив плачущую и страдающую девушку за спиной, лишь только надеясь, что она может измениться и стать лучше.

Люди меняются. Люди могут стать лучше.