В одном месте стекло лопнуло от удара блестящего шкафа из нержавеющей стали. Как нарочно, за ним последовал официант, не догадавшийся бросить свой бесполезный поднос. Издав нечто вроде боевого клича, он врезался в окно и вывалился в него в окружении стеклянных обломков. Мать смуглого мальчика, через которую он перепрыгнул, пыталась ползти на четвереньках, но пол был накренен так сильно, что передвигаться по нему было затруднительно даже для таких решительных и сильных мужчин, как Быков и Алекс.

Подбадривая себя, женщина ругалась на чем свет стоит, но через несколько секунд стало понятно, что бедняжка просто зовет своего сынишку.

– Присядь, Хулио, – сказал Быков, оказавшись рядом. – Я отодвину стол а ты пролезешь под ним, понял? Потом хватайся за меня. Мы выберемся отсюда, не бойся.

Как бы вопреки его утверждению, все здание заходило ходуном. Казалось, его трясет и раскачивает свирепый великан. По залу быстро, как пули, полетели детали гарнитуры, стены трескались и осыпались, пуская облака пыли, человеческие фигуры кувыркались, образуя клубки и распадаясь. Какой-то мужчина помогал матери Лео, распростертой на оконной раме. Потом туда обрушился круглый потолок, и они пропали из виду.

Испытывая бессильный ужас, Быков увидел, как зигзаги трещин расходятся по стеклу, к которому прижат спиной мальчик. Отбросив стол, словно картонный коробок, он успел схватить Хулио за футболку за секунду до того, как стеклянная плита провалилась. Быков упал на металлический переплет, больно ударившись грудью.

– Спокойно, Хулио, спокойно, – приговаривал он, как будто ребенок или даже взрослый мужчина были способны сохранять хладнокровие в этом хаосе.

Ресторан был наклонен под углом не менее шестидесяти градусов, успев растерять половину своих посетителей. Быков, переломившись пополам, лежал животом на балке, со всеми ее острыми гранями, и держал повисшего в воздухе ребенка. Одна рука сгребла футболку, вторая обхватила пояс джинсов. Если бы не Быков, Хулио давно бы унесся вниз, где его ожидали асфальт, бетон и автомобили. Высота была такая, что падать пришлось бы долго, очень долго. Если повезет, то сердце остановится еще в полете, а если нет, то каким он будет – смертельный удар об землю?

Глаза мальчика заполняли собой все лицо, которое больше не выглядело смуглым.

– Ты понимаешь английский? – спросил Быков.

Мимо них с воплем пролетел мужчина с какой-то перекладиной, за которую надеялся удержаться.

– Ноу инглиш, – пискнул мальчик.

– Ничего, Хулио, – сказал, вернее, пропыхтел Быков. – Сейчас я тебя подниму к себе. Потом прибудут спасатели и вытащат нас. Понимаешь?

– Си, – ответил мальчик, слушавший не обращенную к нему речь, а интонацию.

Но не только он услышал Быкова. Был еще кто-то, кому не хотелось, чтобы они выжили.

Накрененная башня, здание и весь город подпрыгнули три или четыре раза подряд. В пыли и дыму внизу звучали сирены, гудки, рев, грохот и крики. А где-то неподалеку тараторил невидимый диктор из телевизора или радиоприемника.

– Нам сообщают о значительных разрушениях, пожарах и человеческих жертвах. По данным Геологической службы США, мощность землетрясения близка к восьми магнитудам, эпицентр находится к северо-востоку от города Пинотепа на глубине примерно двадцати миль…

Отстраненно слушая эту галиматью, никак не связанную с реальностью, Быков подтянул мальчика и помог ему вскарабкаться на их ненадежный насест. За время последних толчков цилиндр ресторана частично вернулся в исходное положение, так что крен значительно уменьшился. Это облегчало Быкову задачу.

– Ползи, Хулио! – приговаривал он. – Вперед, мой мальчик! Не бойся, я с тобой.

Не ограничиваясь подбадриваниями, Быков подталкивал мальчугана в направлении оконного проема и в то же время придерживал его ладонью, положенной на спину. Балка, за которую они цеплялись, была достаточно широка, чтобы Хулио умещался на ней почти целиком. Что касается Быкова, то он чувствовал себя жуком, ползущим по сухому стебельку. Одного неверного движения было достаточно, чтобы сорваться в бездну.

– Спокойно, – раздался голос впереди. – Без резких движений.

Подняв взгляд, Быков увидел мужчину, назвавшего себя Алексом. Бесстрашно покинув твердую поверхность, тот оседлал балку и протянул руку, ловя мальчика за шкирку.

– Это ты зря, – просипел Быков, ощутивший, как качнулась конструкция под их общей тяжестью.

Как и Алекс, он говорил по-русски. Опора медленно, но уверенно клонилась вниз, издавая натужный скрежет и скрип. Как ни цеплялся Быков ногами и свободной рукой, он уже начинал соскальзывать в сторону бездны.

– Отпусти пацана, – приказал Алекс. – Держись обеими руками.

– Но…

– Я за него отвечаю. Ситуация под контролем.

Подземные толчки не повторялись, тем не менее башню опять повело на разболтанном основании. То и дело раздавались резкие звуки, как если бы рядом лопались гигантские струны. Мать Хулио, перегнувшаяся через ограждение, тоненько лопотала что-то по своему, то заламывая руки, то протягивая их к сынишке. Он не плакал и не скулил. То ли был очень храбрым мальчиком, то ли, наоборот, его парализовало от страха.

– Я скольжу, – предупредил Быков, отдаляясь сантиметр за сантиметром от Алекса.

– Только не быстро, – распорядился тот. – Притормаживай.

Быков хотел сказать, что думает по поводу его вмешательства, но не издал ни звука, потрясенный увиденным.

Алекс, собрав всю футболку в пятерне, неожиданно оторвал мальчика от спасительной опоры и перебросил через себя, туда, откуда уже тянулось сразу несколько пар рук. Для этого ему пришлось упасть на спину, удерживаясь на балке только с помощью ног. Хулио благополучно перенесся в разгромленное помещение, зато сам Алекс поехал вниз, грозя врезаться в Быкова, который и без того висел уже на самом конце. Поистине обезьянья ловкость позволила ему извернуться и лечь на балку грудью, демонстрируя Быкову прореху на штанах, разошедшихся по швам в промежности.

– Ты еще там? – спросил он.

– Пока да, – откликнулся Быков и, оценив свои возможности, уточнил: – Пятьдесят на пятьдесят.

Он уже не сидел на раме и не лежал на ней, а висел, ухватившись за какие-то металлические выступы. Это не могло продлиться долго, о чем он честно и сообщил Алексу. Больше всего его добивали сочувствующие и испуганные взгляды уцелевшей публики, обращенные на него сверху. Быкову хотелось крикнуть, чтобы зрители перестали пялиться на него, как на какого-то каскадера, но все его силы сосредоточились в пальцах и кистях рук. «Эх, если бы не лишний вес», – обреченно подумал он. Глупая, совершенно никчемная мыслишка. Теперь ничего не имело значения: ни вес, ни диеты, ни степень горечи мексиканского перца. Все близилось к концу: жизнь, надежды, воспоминания, сожаления.

– Сейчас ты схватишься за мою ногу, – произнес Алекс, голос которого звучал напряженно и глухо, но совершенно спокойно и даже невыразительно. – Я опущусь ниже, а ты схватишься. Я сильный. Выберемся помаленьку.

– Чем схвачусь? – прокряхтел Быков. – Зубами?

– Тоже неплохо, – сказал Алекс. – Чем получится. Главное, держись.

Было немного странно, что они слышат друг друга в том адском шуме, который раздавался со всех сторон, по мере того, как паника не спадала, а усиливалась. Вероятно, причиной тому была сосредоточенность мужчин на словах и действиях друг друга. Их жизни висели на волоске, и весь окружающий мир словно прекратил существование.

Быков увидел узорчатую подошву кроссовки, почти уткнувшуюся ему в лицо. Можно было разглядеть каждый застрявший в ней камешек, каждое пятнышко, каждую трещинку. Балка с отвратительным хрустом выгнулась и повисла почти вертикально. Пальцы Быкова дрожали от напряжения.

– Лезь наверх сам, – простонал он.

– Хватайся, придурок!

– Нет!

Было глупо падать вдвоем, когда это не оставляло шансов на спасение ни одному, ни другому.

– Ладно. Тогда я сам тебя схвачу.

С этими словами Алекс принялся проделывать поистине головокружительный трюк, разворачиваясь на балке вниз головой. Быков понял, что если сам он немедленно не разожмет пальцы, то настырный упрямец таки вцепится в него и последует за ним. Слишком большая разница в весовых категориях!