Стандартной, наиболее распространенной галерой было двухмачтовое судно, называемое «кадырга» (по-турецки «kadirga» – созвучие со словом «каторга» не случайно). Строились они с 24 или 25 банками (то есть с 48–50 веслами, на каждом из которых сидели пять или шесть гребцов; в качестве гребцов использовали военнопленных, но чаще осужденных преступников или отрабатывающих воинскую повинность подданных). Кадырги оснащались мощной носовой бомбардой из кованого железа, один удачный выстрел из этого чудовища мог отправить судно противника на дно, однако меткость бомбард оставляла желать лучшего. Абордажная команда кадырг обычно составляла 50–60 человек. Иногда, если того требовала цель похода, их количество увеличивалось до сотни.
Гораздо более крупной и мощной версией османской кадырги были трехмачтовые аналоги венецианских галеасов[22] (возможно, название «мавна» относится именно к ним). В экипаже такого гиганта состояло до шестисот человек (вместе с абордажниками это количество нередко увеличивалось до 1200–1300), а на вооружении было до 70 орудий разного калибра. Большое число весельных гребцов позволяло галеасам не уступать обычным галерам в скорости, но из-за большой массы они были инертными и неповоротливыми, что делало их участие в мелких скоротечных стычках попросту бессмысленным. В бою галеасы с высокими бортами и мощной артиллерией обычно использовались как флагманские командные центры или же своего рода плавучие крепости.
К числу крупнотоннажных гребных кораблей османов относятся также галеры-баштарды (способные нести полторы-две сотни солдат) и «плавучие конюшни», ад-каики, предназначенные для транспортировки к театру боевых действий лошадей, войск, боеприпасов и других грузов. После разгрома в 1571 году в битве при Лепато военный флот османов начал постепенно отказываться от галер в пользу более современных кораблей с парусным оснащением. Учитывая, что качественные паруса туркам приходилось закупать в Европе, это, по сути, означало конец их доминированию на Средиземном море.
С переходом османского флота на парусники его состав изменился. Теперь под турецким флагом ходили трехмачтовые двух- или трехпалубные кальоны (галеоны), курветы (корветы), барки и фрегаты. Матросов для службы на них нанимали перед каждым выходом в море. То, что состав команд был временным, а их члены нередко плохо обученными, не могло не сказаться на общей боеспособности флота. Только в XIX веке кальонджу (матросы на галеоне) были заменены на профессиональных моряков.
После завоевания Венгрии отдельной, самостоятельной частью османского флота стал малый речной флот, состоявший из флотилий легких судов наподобие канонерских лодок, способных в случае нужды быстро подняться по течению крупных рек. Небольшие суда (все их типы назывались каиками от турецкого «kayik» – «лодка») использовались османами и для пассажирских перевозок. Французский журналист и путешественник, в XIX веке наблюдавший турецкие каики на водах Босфора, утверждал, что по сравнению с их изящными и стремительными обводами знаменитые венецианские гондолы напоминают перекошенные сундуки, а хваленые гондольеры на фоне османских кормчих похожи на неловких шутов. Увы, в описываемое время восхищение европейцев могли вызвать разве что лакированные прогулочные кораблики, но никак не военные корабли турок. Их слава к тому моменту угасла настолько, что о ней почти забыли даже сами османы…
Зенит же турецкого могущества на море – как, впрочем, и на суше – пришелся на правление Сулеймана I Законодателя, более известного в Европе как Сулейман Великолепный. Короткого – всего восемь лет – царствования его свирепого отца не хватило для осуществления всех грандиозных планов Порты в Средиземном море, но сын и преемник султана Селима сумел наилучшим образом распорядиться доставшимися ему в наследство обширными военными ресурсами. Своим триумфом, однако, турецкие моряки обязаны не ему, а флотоводческому гению великого и ужасного Хайреддина Барбароссы[23].
Хайреддин – при рождении названный, вероятно, Хызыром – появился на свет в 1475 году на острове Лесбос, в завоевании которого турками участвовал его отец. Семья будущего адмирала была тесно связана и с морским делом, и с имперским флотом. Османам служил еще его брат Арудж, первый султан Алжира, в шестнадцать лет начавший свою пиратскую карьеру на турецком каперском судне. Через несколько лет удача изменила Аруджу – он попал в плен к рыцарям-иоаннитам. Чтобы усыпить бдительность своих тюремщиков, молодой моряк притворялся немым и слегка слабоумным. Хитрость сработала, и Аруджу удалось покинуть остров-крепость. После побега с Родоса молодой моряк не вернулся на службу, он дезертировал и принялся бесчинствовать на водах уже исключительно в собственных интересах. На этом связь старшего Барбароссы с османами обрывается. Да, он нападал на их врагов, но действовал не по наущению Константинополя, а ради своей выгоды. При посредничестве Пири-реиса братья получили прощение Селима I за дезертирство, но на службу не вернулись.
В 1516 году Арудж вероломно сверг алжирского правителя, который призвал пиратов, чтобы с их помощью побороть испанцев, и занял его трон под именем султана Аруджа Барбароссы I. Правление вчерашнего пирата было недолгим. Два года спустя местные жители, объединившись с испанцами, изгнали его из Алжира, Барбароссе пришлось спасаться бегством, но он был настигнут испанцами и убит в бою.
Хайреддин, провозгласивший себя султаном Барбароссой II, остался с испанцами один на один. Он прекрасно понимал, что фронтальное противостояние с испанской короной вовсе не то же самое, что лихие пиратские налеты на торговые караваны. Чтобы выжить в борьбе с могущественным и фанатичным врагом ему требовался столь же могущественный и непреклонный союзник. И Хайреддин без колебаний обратился к османскому султану с просьбой принять Алжир под покровительство империи. Правда, ни направленные турками две тысячи янычар в качестве военной помощи, ни официальное звание африканского бейлербея[24] не помогли Барбароссе удержать Алжир.
Хайреддин отступил на остров Джербу – своего рода средиземноморскую Тортугу[25], – откуда начал хорошо знакомую ему морскую войну против испанских крестоносцев, неверных алжирцев и заодно тунисского султана. Под знамена удачливого пирата со всего Средиземноморья собирались ренегаты и авантюристы всех мастей, в том числе перебежчики из стана его врагов. В 1525 году Барбаросса вернул себе Алжир, а уже к концу десятилетия изгнал оттуда последний испанский гарнизон. При этом Хайреддин не забывал о своих обязанностях на султанской службе – к концу 1532 года он успел совершить полдюжины рейдов к иберийским берегам, откуда вывез в империю десятки тысяч бежавших от инквизиции морисков. В 1533 году Барбароссу вызвали в Константинополь. С собой он прихватил беглого хафсидского принца Рашида, убедив его, что Сулейман I обязательно поможет изгнаннику вернуть себе трон. Чтобы не являться к султану с пустыми руками, Хайреддин по дороге разграбил несколько островов и уничтожил подвернувшуюся генуэзскую эскадру, заодно пополнив свою флотилию захваченными республиканскими кораблями. В гавани имперской столицы Барбароссу встречали как героя, и султан, получивший от пирата богатые дары, выглядел довольным.
Через несколько месяцев Сулейман I удостоил вчерашнего пирата Барбароссу высоким званием капудан-паша (то есть «великий адмирал») и назначил командующим османским флотом. В конце лета 1534 года эскадра Барбароссы, основательно разграбив итальянское побережье, бросила якорь на рейде столицы Туниса. Когда Хайреддин объявил, что представляет интересы законного наследника трона принца Рашида, гарнизон перешел на его сторону, а восставшие горожане вынудили узурпатора Мулай Хасана бежать. Впрочем, ликовали тунисцы недолго – добившись своего, Барбаросса объявил, что принц Рашид останется в константинопольской тюрьме, а трехсотлетнему правлению династии Хафсидов пришел конец. Известие о низложении османами правящей династии вызвало сильные волнения среди тунисцев, но гром турецких пушек быстро заглушил голоса недовольных. К утру улицы города были усеяны трупами жителей – всего погибло около трех тысяч человек, – и османы утвердились еще в одном регионе Северной Африки.
