Мне, по сути, не очень было интересно его имя, да и сам он не завораживал, но узнать этого несчастного стоило. В конце концов, он обещал превратить мою жизнь в кошмар, а это весьма громкое заявление, согласитесь.

– Будешь называть меня Мистер Моррис.

– Мистер Моррис, – членораздельно повторил я, пристально рассматривая мужчину. – Вы, правда, думаете, что сможете изуродовать мою жизнь ещё сильнее?

Я демонстративно улыбнулся и, поднявшись прыжком на ноги, хотел проскользнуть мимо военного, чтобы выйти из комнаты, но он успел схватить меня в дверном проёме за ворот уже мятой и несвежей футболки.

– Не смей мне дерзить, – прошипел он мне прямо в ухо. – Ты не первый мой подопечный, я знаю, как работать с тварями, вроде тебя. – Он рявкнул одному из своих подчинённых. – Дай ему вещи.

Потом он толкнул меня вперёд, выпустив из рук ткань моей одежды. Планировка в лагере точь-в-точь, как в тюрьме: внизу просторная площадка, старые лестницы, ведущие к комнатам на втором ярусе. Только вот цвета более яркие, а вдобавок к форме заключённых широкие ошейники. Как у псов, честное слово.

Я быстро спустился вниз, спрятав свободную руку в карман. Заключённые, находившиеся на первом этаже, не обратили на меня внимания: не всё ли равно, сколько, с вашего позволения, людей тут заперто. Одним больше, одним меньше. Они продолжили заниматься своими делами, так что я не чувствовал себя белой вороной. Меня, казалось, вовсе не заметили. Но уж лучше так, чем ощущать на себе десятки взглядов, для меня, это, словно стоять обнаженным на сцене.

– К Дьяволу знакомства, лучше бы сказал мне, где здесь можно помыться. – Пробормотал я, оглядываясь по сторонам.

Да, вокруг было множество заключённых, как я, но разговаривать ни с кем не хотелось. Было желание только помыться, смыть с себя пережитки последних дней. Душевую я нашёл не сразу, методом проб и ошибок. Это обошлось мне руганью охраны, которая, в конечном итоге, была вынуждена меня проводить. Эта просторная комната с кафельной плиткой на полу и стенах, в некоторых местах есть трещины, но это меня мало заботит. По периметру стоят закрытые душевые кабинки со старыми широкими алюминиевыми лейками. Около входа один из рабочих, он выдаёт две небольшие упаковки – шампунь и мыло. Полотенца он достаёт из какого-то старого деревянного ящика и говорит, что использованное полотенце надо бросить в корзину с грязным бельём, которая находится под кроватью в камере у каждого. Потом он равнодушно говорит: «у тебя двадцать минут» и запускает внутрь.

Так он инструктирует только новичков, – только у новичков нет формы арестантов – тем не менее, очередь в душевую есть всегда. Заключенных много – кабинок мало. Поэтому многие вынуждены стоять в ожидании около получаса, а то и больше. Радует, что с уборной таких проблем нет.

Но общественный душ, всё-таки, не особо гигиенично.

Горячая вода обжигает кожу, которую, хочется содрать. Вылезли из собственной шкуры, сменить личико. Взять чужую жизнь. Струи под давлением бьют по спине, оставляя красные пятна, которые становятся всё ярче и больше. Я закрыл глаза, чтобы смыть с головы ту пакость из одноразовой бутылки и снова пытался погрузиться в Лабиринт. Но это всегда бесполезно. Там только двери-двери-двери. И все, как одна, закрыты.

Мне кажется, скоро Лабиринт уничтожит меня целиком.

***

Ночь была просто ужасной, а утро ещё хуже. Все кошмары перебрались в явь. С утра прогудела сирена, протяжно, долго и пронзительно. Я испугался и чуть не рухнул с кровати на пол. Тогда я порадовался, что камеры одиночные, иначе это стало бы позором. Я думал, что будет проведён осмотр, как это делают в тюрьме, но ничего подобного не произошло. Как позже выяснилось, осмотр комнат проводят специальные сотрудники, пока все заключённые на завтраке. Пересчитывать не станут – бежать ни у кого не получится.

Забавный факт про общие душевые: вы будете стоять в очереди дольше, чем мыться там. То же самое касается завтрака, после которого заключённых разделяют на группы: рабочую и лабораторную. Мне посчастливилось попасть во вторую. Нас провожали солдаты по узким белым коридорам, уже на подходе к массивной железной двери чувствовался сильных запах больницы, а перед глазами уже стояли склянки. Дверь открылась, несколько людей в халатах разного цвета распределили заключённых по отделениям. Наручники сняли перед тем, как нас попросили переодеться на глазах у людей в халатах и группы солдат. В целом, заключённые не выглядели обеспокоенными, они явно проходили через это уже не раз. Проглотив возмущения и накатывающее стеснение, я тоже натянул на себя белые штаны и белую футболку. Почти никому эта одежда не подходила по размеру, была очень велика.

– Со мной идут номера с девятисот десятого до девятьсот тридцатого. – Наша кучка последовала за женщиной, на халате которой было вышито имя Биотрис.

Она попросила одну из медсестёр отвести меня и ещё несколько человек на анализ крови. Пара быстрых тестов показала, что у нас нет опасных инфекций, после чего мы снова присоединились к остальным. Биотрис усаживала каждого в кресло и всаживала иглы в вены, подсоединяла кучу датчиков, пристёгивала щиколотки и запястья. То же самое она проделал со мной.

– Я не люблю вид крови. – Хриплым голосом прошептал я, когда она перетянула плечо жгутом.

– Мне жаль, правда. Придётся потерпеть.

Биотрис обеззаразила сгиб локтя, я зажмурился, но всё равно резко пискнул, когда ощутил прокол. Только спустя пару минут я понял, что нам ничего не вводят. Они брали нашу кровь.

В лаборатории мы задержались ещё на несколько часов: ещё пара процедур, инъекций, датчиков. Но я всё равно заметил, что вернулись в главный зал не все. Пары десятков всё-таки не хватало. В этот день я в главном зале не задержался. Сразу вернулся в свою камеру.

***

Каждый день начинался с сирены уже в течение одиннадцатого месяца. Трудно считать дни, когда нет календаря. Чередования работы и лабораторных исследований сменяли не только друг друга. У нас был день отдыха в неделю. И всё было бы не так ужасно, если бы не надзиратели, в которых, казалось, воспитывали ненависть к их подопечным. Травили, наверное, как собак.

В тот день я работал в прачечной. Тогда я и понял, кто стирает все те тряпки, которые мы складываем в корзину. Особого труда не нужно: носи да заправляй. Мешала только жуткая жара. Вечером, после дня работы в прачечной, я ушёл работать сверхурочно в библиотеку. Я был там несколько раз за неделю. Если бы не читал, то свихнулся, потому что гадкие мысли клевали стервятниками даже во время работы. А книги помогали занять себя чем-то более приятным. В день хватало только на пару страниц, потому что внимание после смены очень тяжело сосредоточить. Отдельные слова то и дело сплетались в безумное месиво из букв, но мне хватало. Это было свежим глотком, который был мне необходим. Почти каждый день я видел Морриса, каждые два раза в неделю мы встречались в допросной комнате. Там проводились воспитательные беседы.

Книги мне были просто необходимы. Моё свободное время занимали они и Лабиринт. Это место не было летним лагерем, поэтому я не стремился искать друзей среди местных. В любом случае, заводить новые знакомства было трудно, когда в памяти есть въевшаяся картинка детей с порезанными руками.