— Нам пора ехать, дорогая. — Молвил Лорд Бейлиш, отходя от нее и гася в своих глазах похоть, которую Санса замечала все чаще. Это начинало становиться невыносимым. Несмотря на то, что он имел столько шлюх, обучал их доставлять удовольствие, сам был искусен в любви, Петир хотел большего. Он желал Сансу Старк. Часто он представлял ее обнаженную, стонущую, сидя на нем, задыхавшуюся под ним, такую горячую и влажную. Свадьба, на которую ехал Петир была его свадьбой с Алейной, пусть даже невеста пока ничего об этом не знала.
Как только Мизинец вышел, она закрыла за ним дверь на засов. Нужно было сделать это еще раньше, но она все никак не могла привыкнуть к тому, что может сама решать закрывать ей двери или нет, к той небольшой доле свободы, вдруг неожиданно у нее появившейся вместе с новым именем. Эта свобода не пахла как ее опаленная кожа, не была полна морального насилия и ублюдочных ударов под дых со стороны стражников Джоффри. Но она была полностью отравлена Мизинцем.
Санса выждала пока ее дыхание придет в норму, со щек уйдет краска стыда, видимо так возбуждающая Петира. Мило краснеть Санса так и не отучилась. Она закрыла глаза и оказалась в своих покоях в Красном замке. Отблески зеленоватого магического огня освещали уголки ее покоев. Она так же испуганно стояла прижавшись спиной к двери. В темном углу сидел Пес. Он встал ей навстречу, подошел совсем близко. Тогда она многого не понимала, как, возможно, кое-чего не понимала и теперь. Ей было неведомо, что нужно в ее покоях этому человеку, от которого, к чести его заметить, она видела только добро. В том, правда, виде, в каком он мог это добро ей дать. Теперь для Сансы было удивительным, что Сандор всего лишь предложил ей уйти с ним. Не заставил, а попросил; почему не пошел дальше, ведь прикасаясь к его лицу, вспоминаемого ею теперь без глупого страха, а скорее с некоторой долей жалости, она видела в его глазах нечто большее, чем просто одолжение и легкое желание спасти ее. Не для выкупа, не для власти, и прочего. Она заметила там затаенную надежду, еще глубже спрятанную тоску, огромный порыв желания узнать другого человека, независимо от познания его тела. Она была не уверена, теряясь в этих вспышках безумного огня. Все было так зыбко, а в ее голове все так перемешалось, что она отказала ему. Возможно, единственному стоящему и не играющему в ложь и притворство человеку. Свет в его глазах потух, ничего так и не произошло. Когда она открыла свои зажмуренные глаза то увидела что комната пуста, лишь на полу валялся испачканный в крови плащ Пса, который она бережно хранила все это время… Петир брал ее поцелуи внезапностью, с помощью ее неуверенности, а Сандор дал ей сделать свой выбор, оказавшийся правда, полным провалом. Он оставил за ней право решать, что делать дальше. Его она никогда не забудет. И сейчас, если бы Санса оказалась там же, со своим теперешним опытом, показавшим ей что она потеряла и как все происходит в этом мире, столь жестоком для маленьких пташек, она пошла бы по другому пути, если бы это было возможным.
Санса провела по лицу рукой, представляя сильную, теплую ладонь Пса, затем открыла глаза и разрыдалась. В этих слезах не было сейчас грусти по далекому Винтерфеллу, плакала она и не от разочарования от давшего трещину образа прекрасного принца, его она уже почти забыла. Слезы были не такими, какие она пролила в день казни Эддарда Старка. Это была тоска по утраченному другу, и может, даже по чему-то большему, прекрасному, что могло бы произойти. Тоска по свирепому, дикому, но такому доброму к ней человеку. Выбор за нее теперь делали другие люди, в том числе лорд Бейлиш, а ранее Джоффри и Серсея. Ох, если бы все можно было изменить просто поплакав, выстрадав все, что накопилось, это бы было просто волшебством. Санса приказала себе успокоиться и вытерла слезы. Припадок жалости к себе и ко всему, несправедливо произошедшему, прошел, оставив ее без сил и эмоций. Алейна вышла и прикрыла за собой дверь комнаты. Никто больше не увидит ее со слезами на глазах. Она пообещала это себе.
========== Часть 4. ==========
Нога Сандора спокойно заживала. Его работой было: ухаживать за лошадями, что скорее являлось для него отдыхом. Погасшая ярость осталась в мире теней, морщинки на лбу разгладились, дух наполняло чувство спокойствия. И все же вечером, закончив свою основную работу, Сандор брал меч и уходил в лес, чтобы не тревожа никого практиковаться, и находился там до тех самых пор, пока вокруг уже ничего невозможно было рассмотреть.
Так проходили дни, недели, месяца сложились в годы. Поняв что одиночество ему всего милее он отправился нести свой дозор в Лесной Дом — стоянку посреди вековых лесов. Настоятелю не нравилось то, что Сандор не отпускал от себя до конца свою прошлую, окончившуюся жизнь, не ведал он и о том, что Пес видел в бреду. Он считал, что мужчине будет полезно побыть наедине с самим собой.
Рубя дрова чтобы пополнить свои запасы, Клиган спокойно наблюдал течение своих мыслей, что перестало его пугать и было удивительно. Вино, что раньше затуманивало разум и притупляло чувства, здесь отсутствовало, но теперь это его совсем не разочаровывало.
Его дом стоял на склоне одного из крутых холмов; то был край, заросший труднопроходимым лесом и ощерившийся острыми пиками скал в самых неожиданных местах. Дороги лежали в стороне от этих мест, традиционно посещаемых лишь Серыми Братьями. Долгое время Сандор находился практически в полной изоляции в этом месте, ничуть этим не тяготясь.
Снег шёл всю ночь, заметая проторенные Сандором тропки к вырубке. Вокруг было так спокойно. Птицы, перепархивая с ветки на ветку, пели свои немудреные песни. Сандор, по-обычаю, был занят своей работой на опушке, когда услышал волчий вой и звуки погони. Где-то в лесу волки гнали людей или же все было наоборот. Мужчина оставил свое дело и замер с топором в руке, закрыв глаза и прислушиваясь. Он ожидал скоро увидеть происходящее. Взмыленная лошадь, галопом летевшая через заиндевевшие кусты, несла на себе небольшую фигуру, закутанную в грязный и разорванный во многих местах плащ. В бедре животного торчали стрелы. Следом за ней неслись одетые в лохмотья, но на свежих лошадях, четыре всадника с арбалетами и мечами, вынутыми в предвкушении быстрой расправы над раненой лошадью и ее седоком. «Прямо как убегал тогда от меня сын мясника.» — Мрачно вспомнилось Псу. Он скривился от этого воспоминания и решил помочь преследуемому, который сейчас мчался почти на него, ослепленный снежными кустами и бешеной тряской. Почти поднявшись на холм, где стоял Клиган, первая лошадь попала ногой в кроличью нору, припорошенную снегом и словно сломалась, сбросила всадника, который с неприятным звуком затормозил в крепкое дерево, росшее на его пути. Лошадь забилась в конвульсиях, силясь встать. Нагнавшие ее всадники спешились, один из них мечом перерубил ей шею, забрызгав снег красным. Остальные трое медленно окружали упавшего человека, лежавшего на земле и так и не пришедшего в себя. Сандор тихо подкрался почти вплотную к человеку, успевшему снять седло с мертвой лошади, когда был замечен. Преследователь умер мгновенно, так и не успев понять, как внезапно появилась его смерть в облике огромного уродливого мужчины.
Клиган прошел вперед, туда, где с неудачливого седока уже стаскивали его плащ. Лежащий без сознания наездник оказался девушкой с длинными темными волосами разметавшимися по лицу, и слипшимися от хлеставшей из раны на виске кровью. Рука ее была вывернута под неестественным углом.
— Кто ты, черт тебя побери, ублюдок? — проворчал первый, обернувшийся на шаги Пса человек, но так и остался без ответа, получив топором в плечо. Другие не стали совершать подобной глупости и сразу же выставили мечи вперед.
Сандору часто доставались соперники, закаленные в боях, да не имевшие в себе столько же ненависти, сколько было в нем. Но ненависть давно угасла и испарилась, только вот история с Микой не давала ему покоя, чтобы уйти и оставить все это, не вмешиваясь в чужие дела. Он помнил, что приказ тогда исходил из уст Серсеи, разъярившейся и не имевшей еще возможности выместить зло на девчонках Старк. Безоружный глупый мальчишка не был серьезным врагом, но Пес выполнил приказ, в это время еще не сломавшийся, не переставший тупо подчиняться воле своих хозяев. Сейчас защита этой, возможно, уже мертвой неизвестной девушки была его личным выбором, который прежний Пес-На-Цепи никогда бы не совершил. Он положил двоих из них менее чем за минуту, и их предсмертные хрипы принял как привет от Мики. Последний, четвертый, совсем молодой, но с лицом, на котором отпечатался уже порок жестокости и вседозволенности, решил унести ноги. Сандор почти нагнал его, если бы тот не свалился, громко крича, с обрыва крутого холма, заросшего кустами как и все вокруг, и поэтому замеченного неудачливым беглецом лишь когда он уже падал. Крик его замер вдали.
