На исходе первого года вольной жизни дядя Жора загремел в тюрьму. Повод был дурацкий: случилось хулиганство, случилась драка с применением разнообразных подручных средств. Обливающегося кровью дядю Жору доставили в участок, оттуда в суд и там, ни на шаг не отступая от демократической процедуры, впаяли ему полтора года отсидки. За колючкой он вспомнил, наконец-то, профессию: в хоровом кружке блатари и разбойники под его руководством распевали дроздами и соловьями. И через полсрока, за хорошее поведение и культурный вклад, дядя Жора был выпущен на свободу.

Идти ему было некуда, жить негде: товарищи, не внесшие культурный вклад, досиживали срок, а кибитку предприимчивые бедовые люди приспособили под торговую палатку, открытую круглые сутки. Таким образом дядя Жора превратился в гражданина без определенного места жительства, иначе говоря, в бомжа. После тюремного музыкального кружка новый статус пришелся ему не по душе. Пробомжевав зиму и весну, отощавший и одичавший, он по Чуйской долине, по Великому шелковому пути двинулся пешком на Иссык-Куль - там, в курортных приозерных местах, светила надежда прокормиться и отогреться душой.

Поздней осенью, перед снегом, когда обитатели иссыккульских берегов готовятся к зимней спячке в окружении припасенных впрок банок с домашними соленьями и вареньями, дядя Жора определился за койку в общежитии и одноразовое утреннее питание в местное охотничье хозяйство - мыть полы, сторожить, топить печку. Хозяйство дышало на ладан: правительственные чиновники благородной охоте с беркутами предпочитали теперь ловлю рыбки в мутной воде, а рядовое население, ни у кого не спросясь, ловило себе заповедное зверье, будь оно занесено хоть в Красную книгу, хоть в Золотую на шкуру или в котел. Книжка платных лицензий на отстрел диких животных лежала в сейфе без движения, резиновая круглая печать засохла и не годилась никуда. К лету охотничье хозяйство приватизировал владелец трех десятков прибрежных ларьков и прогулочного катера "Звезда Иссык-Куля" г-н Конурбаев. В контору наняли поломойкой красивую девушку, а дядю Жору повысили и перевели в егеря. Теперь его судьба, как и судьба самого предприятия, зависела от иностранных туристов: приедут или не приедут поглядеть на жемчужину Центральной Азии, а если приедут, пожелают ли подстрелить осторожного улара, сердитого снежного барса или дурака Марко Поло.

Туристы иногда приезжали, и дядя Жора, с его легким характером, не отягощал себя заботами о завтрашнем дне и жил на чистом воздухе, на лоне дикой природы, в свое удовольствие.

- Жена-то нашлась? - спросил я, когда дядя Жора закончил рассказывать и сидел мешком, с полуулыбкой на просветлевшем лице. - Письмо прислала?

- А куда она пришлет-то? - сказал дядя Жора и беспечально махнул рукой. - На деревню дедушке?

Дик сосредоточенно молчал, даже ружье свое оставил в покое. История дяди Жоры разбередила что-то в его душе, и вопросы клубились в ней, как птичья стая.

- Ну хорошо... - сказал Дик. - Вот вы все-таки культурный человек, музыкант. И вдруг ваша жизнь меняется в худшую сторону: вы теряете работу, ничего не зарабатываете, становитесь бродягой. Вас сажают в тюрьму. Кто-то во всем этом виноват. Кто?

- Да никто, - сказал дядя Жора. - Мне хорошо, я никого не виню.

- Не может этого быть! - с напором продолжал Дик. - Ну подумайте! Вы каждый день ходили в свою музыкальную школу, у вас была семья, дом. Вы всё потеряли, хотя не сделали ни одной ошибки. Может, Горбачев во всем виноват? Вы сердитесь на него, злитесь? Но он великий человек, он разрушил империю зла. А вы ни за что, ни про что оказались под развалинами. Как же так?

- Да как... - нахохлился дядя Жора. - Вода-то течет, а мы на берегу сидим. Кому повезет, форель вытащит, а другой ничего не поймает, останется голодным. Но воде-то это все равно!

- А Бог? - спросил Дик у дядя Жоры.

- Ну, Бог! - легко, как о соседе за забором, сказал дядя Жора. - Вот уж мы и до Бога дотянулись. Да ладно, живы будем - поговорим вечерком, если хотите... Абдильда знак подает, надо идти.

До нас долетел с ветром далекий прерывистый свист Абдильды. Дядя Жора поднялся на ноги и, взяв вправо, бегом пересек расщелину. Собачка потрусила было за ним, а потом вернулась с полпути и улеглась под нашим кустом.

- Удивительный человек, - сказал Дик, глядя вслед исчезнувшему среди скал противоположного склона егерю. - Какая судьба, какая плата за свободу! Стоило сюда ехать, даже если не получится убить Марко Поло. - Выглянув в прореху между ветвями, он тщательно приладил к плечу ружейный приклад.

Марко Поло появился минут через двадцать - крупный, старый то ли баран, то ли козел, но скорее все-таки баран. Зверь тряс головой с тяжелыми рогами, бока его, покрытые пятнами пота, ходили. Постояв недолго на самой кромке обрыва, он сделал первый разведочный шаг и стал спускаться. И немедля на том самом каменном пятачке, где только что стоял и примеривался к спуску Марко Поло, возник дядя Жора. Егерь размахивал руками, бил в ладоши и свирепо что-то кричал. Баран, вслушиваясь, застыл на миг, и дядя Жора бросился вниз, прыгнул в своем нелепом желтом плаще, как будто хотел схватить Марко Поло, облапить его и вывести на верный выстрел Дика.

Дик выстрелил из одного ствола, потом из другого - почти одновременно. Дядя Жора в последний раз широко взмахнул руками на ходу, а потом, сорвавшись, покатился по камням. Неподвижная туша Марко Поло остановила его. Так они и остались лежать на каменной полке, над обрывом, - один поверх другого.

С Иссык-Куля мы возвращались вместе с Диком, в одной машине. В багажнике, завернутая в мешковину, помещалась просоленная голова Марко Поло, над которой еще предстояло поработать чучельнику.

На выезде из Чолпон-Ата, у памятной арки, Дик попросил водителя остановиться. Моросил дождь. Косо уперев ноги в землю, арка надменно глядела на зеленоватую воду озера.

- В конце концов это всё вопрос везения, - пробормотал Дик. - Я ведь мог убить его из верхнего ствола, а так он отделался синяками. Полежит в больнице и выйдет...

- Еще неизвестно, кому больше повезло, - сказал я, - ему или вам. Убить дядю Жору - это все же совсем не то, что убить Марко Поло. Могли бы и посадить...

- А помните, как он сказал, - покачал головой Дик. - "Вода течет, а мы сидим на берегу. Одному достается форель, другому ничего не достается".

- Вы забыли самое главное, - дополнил я. - "Воде-то это все равно".