Монашеская одежда виделась тогда пропуском в Царствие Небесное. Перед монахами-мужчинами благоговела, вдвойне почитала монахинь. Мужчина есть мужчина, он по своей сути свободнее, а женщине оторвать себя от мира, уйти бесповоротно – это какой небывалый подвиг. Подошла к монахиням, положила пожертвование. Не поскупилась, весомую купюру опустила в прорезь ящичка. Пожилая монахиня поблагодарила, певучим голосом пожелала Божьей милости. Настолько искренне и сердечно… Не дежурно: ты снизошла до нас, мы в ответ головой кивнули, пару слов сказали. Так желают добра самым близким, кого любят, кто дорог… Я положила еще одну купюру, тоже не копеечную… Монахиня заговорила со мной. Я поделилась с ней планами: вот еду с младшим сынком в Израиль по святым местам, столько мечтала увидеть землю, по которой ходил Спаситель, наконец удалось… Она сняла с руки четки, благословила ими. И где-то в разговоре попросила телефон и адрес. Я продиктовала, стоящая рядом монахиня записала.
Прошло с год, вдруг звонок, трубка представляется:
– Схимонахиня Феодора, помните ГУМ?
Попросила помочь монастырю.
Через полмесяца матушка снова звонит, поблагодарила за перевод и выразила желание приехать в Омск. Не скажу, что сходу была готова к такому повороту событий, да раз у человека есть надобность совершить поездку по делам церкви, почему не помочь… Дело во славу Божию. Материально мы жили основательно, покупка билетов на поезд от Москвы и обратно семейному бюджету ощутимого урона не нанесёт. Предварительно попросила благословения у владыки Феодосия. Мало ли что, не подружка в гости собралась, а монахиня – обвинит в самочинности… В немилость к нему лучше было не попадать…
Возможно, благословение владыки спасло мне жизнь. Он еще сказал:
– Если что, познакомишь меня с ней.
Не категорично «познакомь». Как бы на мое усмотрение. Не стала знакомить. Вскоре снова звонок от матушки, на этот раз спросила, можно приехать вдвоем с еще одной монахиней и на самолете. Я отказала – это было для меня дорого. Кольнуло первое сомнение. По моему разумению, самолет – не совсем по-монашески аскетично.
Поделилась насторожившей информацией со знакомой. Та работала в милиции, мозги до последней клетки на криминал повернуты, как накинулась на меня:
Ну ты, подруга, простофиля! Головой своей думай, прежде чем незнакомым двери открывать – заходите, люди добрые, берите че хотите! Она прекрасно поняла: деньги у тебя водятся, значит, что? Есть чем поживиться… Знаешь, сколько «народных артистов» бродит по стране, в любого переоденутся, хоть в папу Римского и навешают такой густой лапши… Запустишь ее к себе, она ночью, пока вы будете дрыхнуть, откроет сообщникам дверь, обнесут квартиру, а вас придушат. Сама подумай, зачем свидетели им?
Это я понимала, что свидетели в такой ситуации ни к чему. Из квартиры было что нести. Вспомнила, как знакомого батюшку обворовали. Только-только церковь в селе построил, к нему зашел под вечер шагающий монах. Бедный, несчастный – переночевать негде. Разжалобил батюшку, тот пустил. «Шагающий» все утащил из алтаря. Вместе с ним под покровом ночи «ушагали» евхаристический набор, дарохранительница, напрестольный крест. Вещи дорогие, батюшка с трудом наскреб нужную сумму (какие там деньги в сельском приходе?), ухарь обчистил, только что свечи не взял… Это раньше церковные воры презирались даже в своей среде, обирать храмы было последним делом, нынешние нравы опустились ниже некуда…
Заметалась я: как быть с гостьей? Муж тоже не выразил никакого удовольствия от перспективы видеть в своей квартире какую-то монахиню.
Матушка снова позвонила, я сказала, что могу принять её одну с оплатой проезда в плацкартном вагоне.
Встретила матушку на вокзале и слукавила, мол, извините, такая ситуация возникла, муж ни с того ни с сего ремонт затеял, дома поселить не могу, в гостинице. Подруга-милиционер, спасибо ей, подсказала снять недорогую гостиницу. Так и сделала. Матушка не выразила никаких отрицательных эмоций – гостиница так гостиница.
В первый день поговорили, матушка вручила несколько книг по православию, и пачку листков: молитвы, песни (от руки переписанные), старинные канты, их пели в древности монахи в монастырях. Я прижала к груди эти драгоценные подарки:
– Спасибо, матушка, спасибо!
Только года через четыре-пять церковные лавки начнут наполняться книгами, а тогда мы испытывали страшный голод. Акафисты, молитвы переписывали друг у друга, по возможности копировали на ксероксах. Вернувшись домой, начала перебирать матушкины листки и наткнулась на Киприанову молитву. Что уж меня привлекло к ней? Не знаю. Дернуло тут же читать. Не остановило, что длинная. Перед этим взглянула на себя в зеркало – непорядок, бросила в кастрюльку пластмассовые термобигуди… Волосы у меня хорошие, носила шапку кудрей. Как такую красоту закрывать? Платочек если и повязывала, только в церковь. Матушка Феодора укорила:
– Ничего себе, как ты ходишь! Будешь в преисподней из кипящего котла волосы, что остригаешь, голыми руками доставать.
Тут она положительно на меня повлияла, заставила задуматься…
Духовная сила в ней, безусловно, была… К Богородице обращалась как к бесконечно родному человеку… Так говорят о горячо любимой маме, зная, она поймет, поможет, не оставит один на один с твоей скорбью. Матушка начинала говорить о Богородице, и в мое сердце входила уверенность – вот Она рядом, слышит каждое моё слово… В моей жизни матушка Феодора была первой женщиной с живой верой, с большим духовным опытом… Вокруг меня такие же новоначальные, как я, она с Богом всю жизнь… Двадцать лет странствовала…
Я долго не могла избавиться от душевной боли – столько абортов сделала. Осознала грех, покаялась на исповеди, все равно гнетет мысль – этого мало. Томила безысходность: не исправить совершенное, не облегчить участь зачатых и не рождённых младенцев. Матушка привезла молитвенное правило, о существовании которого я и не знала. Позже в книгах появилось, тогда только по рукам ходило. Начала читать, молиться с поклонами, просить Господа покрестить убиенных моих чад. Боль утихла, стало легче на душе.
В тот первый день пришла от матушки, кастрюльку с бигуди поставила на газ, сама пошла в дальнюю комнату, села на край кровати и принялась читать Киприанову молитву… И отключилась. Полностью. Очнулась, а у меня состояние смерти. Вокруг тяжелая темнота. Кромешная. Лежу навзничь (когда успела лечь?), бумажка с молитвой в руках. Такое ощущения – меня взяли и выключили, а потом включили… Не могла я уснуть сидя… И задыхаюсь. Нащупала в темноте дверь на балкон, рванула на себя ручку, выскочила, воздух ртом хватаю, сердце бешено колотится, вот-вот вырвется из груди…
Как от восьми бигуди может быть столько копоти? Четырехкомнатная квартира закоптилась до самого последнего угла. Стою на балконе, прихожу в себя, слышу – звонок, звук откуда-то издалека идёт… Муж вернулся. Его бурную реакцию от увиденного на печатный язык не переведёшь! В квартире будто жгли полдня не меньше пионерский костер. Пришлось обои везде сдирать… Ремонт, о котором нафантазировала матушке, получила в самом реальном виде…
Позже встретила в книге – Киприанова молитва не православная, читать её нельзя.
Рассказала матушке Феодоре о случившемся со мной, так, мол, и так… Она молча выслушала, никак не прокомментировала…
Конечно, интерес у матушки ко мне был не в последнюю очередь финансовый. Не один раз хорошие переводы ей на строительство монастыря отправляла. Да и в Омске она неплохо собрала. Может, надеялась на большее… У меня полгорода друзей и знакомых, ещё до приезда матушки сообщила всем: схимонахиня прибывает, редкая молитвенница. Кому-то очень понравилась встреча с ней, кто-то другого ожидал…
Несколько раз проскальзывала в её речах критика православия. Матушка будто проверяла меня, только я этой темы сторонилась, не поддерживала. Стала называть меня своим духовным чадом, себя – духовной матерью. Я не возражала, но через несколько дней стала я тяготиться её визитом. По телефону разговор был – приедет дней на пять-шесть, пробыла две недели. Под конец сказала, раз я её духовная дочь, то не следует исповедаться и причащаться у местных батюшек, надо приезжать к ней в Москву, есть старец, духовник их будущего монастыря. Меня неприятно удивило «не надо причащаться у местных батюшек», но промолчала, будто приняла приглашение, как информацию для размышления. Про старца матушка говорила, что он – провидец и целитель. В молодости, когда ещё был далек от церкви, его способностями заинтересовались органы и привлекли к работе. Создавалось впечатление, матушка, хотя и осторожно, старается меня себе подчинить.
