14. День восьмой.

Компания уже заканчивала завтракать, когда появился уставший убар с красными от бессонницы глазами. Он улыбнулся Ивану и что-то сказал. Радка, до этого молча дувшаяся на Забелина, сразу повеселела и, чмокнув Хаббада в щеку, перевела: "В Суук поедем! К эмиру. Он решать будет".

Выехали сразу после завтрака сокращенным составом. Хаббад с двумя гашинкадами остался решать вопросы сватовства, и чешка, сияющая от восторга, заняла его место в кабине. Блин, как мало ребенку для счастья надо! Так что в кузове они ехали вдвоем с Сокото - рослым нескладным пареньком. С его помощью Забелин перераспределил груз в кузове, организовав два вполне удобных "кресла" у переднего борта. Так что ехали в относительно комфорте. Единственное неудобство - Жирх подрос и не хотел спать, а ползать в тряском кузове у него не очень-то получалось.

В этот раз пыли и тряски было меньше. Дорога была накатана, и их грузовик шел первым в колоне из трех машин, а байкеры катили параллельным курсом по обеим сторонам колоны.

Ближе к обеду свернули с дороги и через пару километров выехали к группе из полутора десятка шатров, обнесенных по периметру легким забором из колючей проволоки. Здесь высадили местного пожилого убара и двух его сыновей, а заодно частично разгрузили шедший вторым грузовик. Попили холодного молока, выгуляли и накормили Жирха и, набрав в дорогу корзинку питахайи, отправились дальше тем же порядком.

- От Роулеха, - Радка кивнула в сторону приютившего поселения, - до Бари, вельми близко осталось. Переночуем там.

После вчерашней истерики чешка явно сторонилась Ивана, доводя до его сведенья только самый минимум необходимой информации и просто игнорируя встречные вопросы. Видимо перевела для себя в категорию лоода и считает зазорным с таким общаться. Ну и тьфу на нее, так даже спокойнее. То, что надо ему и так скажут. Вообще в его ситуации, что в лоб, что полбу. Пойди, угадай, что лучше: у раханов кого-то дрессировать, в Сабти питомник собачий создавать или к соотечественникам на переговоры ехать? Везде свои плюсы есть, а из минусов, разве, что неопределенность. Так она в любом из вариантов присутствует. Да и какая может быть определенность в этом безумном мире?

- Пожуем, увидим! - со здоровым, привитым в армии фатализмом, решил Забелин и постарался расслабиться.

Под тихое шуршание шин и монотонное поскрипывание подвески Иван даже успел вздремнуть. Вдруг машина резко вильнула в сторону, почти одновременно долетел хлопок, а через секунду затрещал пулемет. Вначале по матерчатому тенту, а потом и по самому левому борту зарыскала змейка из дырочек. Иван спинным мозгом ощутил, что змейка эта ищет конкретно его. Ищет, что бы убить. И даже не столько его самого, сколько его мечты, все то новое, что пришло с ним в этот Мир. И еще понял, что не успевает ни убежать, ни что-либо противопоставить этой жадной твари. Не спасет его не тренированное тело рукопашника, ни пятилетний опыт службы на границе, ни прадедова нагайка. А потом змея дотянулась до него, ужалив вначале в ногу, а потом в плечо. Уже проваливаясь в черную бездну небытия, Забелин заметил, как неестественно выгнулся дугой его сосед. Услышал жадное чавканье напавшей змеи и надрывный крик боли. А потом наступила тишина....

15.

Иван летел сквозь стылый бесконечный космос, уворачиваясь от наиболее крупных галактик и пропуская сквозь свое огромное эфемерное тело одиночные звезды. Часть из звезд обжигали его холодом, некоторые наоборот жгли каленым железом, и лишь немногие просто делились с ним своим теплом. Летел бесконечно долго, без времени, без цели и без направления, пока однажды, не успев увернуться, налетел правым плечом на огромную спиральную галактику, ожегшую его нестерпимой болью и прилипшей к коже. Превозмогая боль, он потянулся к плечу, что бы стряхнуть жгучую паутину звезд и проснулся.

Иван лежал на обычной кровати в обычной больничной палате. Белый потолок; белые глянцевые стены; капельница, воткнутая в вену левой руки; сама рука удерживаемая мягким зажимом. На правом плече, ближе к ключице нашлепка из бинтов и пластыря. Под нашлепкой, Забелин отлично это чувствовал, скрывалась та самая прилипшая галактика, продолжавшая нестерпимо жечь. Он попробовал отключиться от боли в плече, вычеркнуть эту боль из списка ощущений. Частично это даже удалось, но тут же зажглось два новых источника боли: внизу живота и в правой икроножной мышце.

- Млять, неужто Домой вернулся? - успел подумать Иван, вновь проваливаясь в небытие.

На этот раз он бежал по пустыне, пытаясь оторваться от огромной чешуйчатой твари, почему-то с лицом Фрунзика Мкртчана, с сине-золотым немесом на голове, как у египетского фараона. Бежать было тяжело, ноги вязли в песке, а во рту раскаленным булыжником ворочался пересохший язык. Пить хотелось нестерпимо. Вдруг на горизонте показалось стойбище бади-адэ. Иван узнал Харунту, а значит, там есть озеро! В три прыжка он достиг его берега и припал губами к воде, но воды так и не коснулся. На его глазах она обратилась в пар, обжегший его рот и внутренности, но ни капли не утоливший жажду. От боли и досады он закричал изо всех сил и снова проснулся.

В палате было темно и тихо. Через широкое окно заглядывали звезды, тускло освещавшие обстановку. Как и прошлый раз, боль не осталась во сне, а пришла вместе с ним в явь. Горел огнем пересохший рот; внизу живота ворочался раскаленный клубок пара; ныли плечо и нога. Он попытался попросить пить, но пересохшее горло смогло выдавить лишь слабый сип. Тем не менее, его услышали, губы смочили влажным тампоном, а рот оросили из спринцовки.

- Пить, воды! - прохрипел Забелин.

- Потерпите, вам пока нельзя, - ответил глубокий женский голос с прибалтийским акцентом.

Иван хотел повернуться и посмотреть на загадочную бессердечную собеседницу. Как она не понимает, ему нужна вода, чтобы погасить раскаленный уголек, застрявший в его кишках! Но вновь провалился в темный бездонный колодец.

16. День одиннадцатый.

Иван проснулся от звука хлопнувшей двери и голосов, говоривших явно о нем:

- Как он? - спросил мужской баритон.

- Лучше. Состояние стабильное, средней тяжести. Температура и сердечный ритм в норме. Кровотечение не возобновлялось. Ночью приходил в себя, просил пить, - доложил женский контральто, чуть тянущий гласные.

Забелин прислушался к себе. Боль никуда не ушла, по-прежнему болели правое плечо, живот и обе ноги. Но болели терпимо и даже как-то не по настоящему, что ли, будто бы через вату. Видимо обезболивающее действует. Иван минутку помедлил, боясь спугнуть удачу, очень страшно было, что эти голоса то же окажутся сном, и решился открыть глаза.

- Доброе утро, молодой человек. Вы меня понимаете? - на Забелина смотрел пожилой доктор с чеховской бородкой, но почему-то без пенсне и в светло-салатовом халате.

- Пить! - прохрипел Иван, пересохшим горлом.

- Да пожалуй, уже можно. Фрау Эльза, вас не затруднит?

К раненому наклонилась миловидная полноватая женщина, больше похожая на хохлушку или молдаванку, чем на немку. В губы мягко ткнулся носик поильника, в рот тоненькой струйкой потекла живительная, необыкновенно вкусная кисло-сладкая жидкость.

- Не спешите глотать! Вначале, прополощите рот и сплюньте в кювету.

Выплюнуть этот божественный нектар?! Невозможно! Это кощунство!

- Сплевывайте!

Источник влаги отдалился, и на его месте появилась плоская изогнутая чашка, как в кабинете стоматолога. Пришлось подчиниться. Иван сплюнул вязкой тягучей слюной.

- Еще раз.

Кощунственное действо пришлось повторить.

- А вот теперь можете пить.