— Я сказал тебе бежать, — выдохнул он, когда рухнул на одно колено. — То, что ты сделала — было глупо. — Я была одновременно впечатлена и оскорблена его способностью ругаться, после того, как он получил ножевое ранение. Я ждала, по крайней мере, спасибо за мой отважный импульс.

Сирены наполнили воздух, когда красное, белое и синее промчалось по аллее. Кто-то увидел, как меня тащил Наркоман, но было бы уже слишком поздно, если бы не незнакомец, который дрался, чтобы защитить меня от невообразимого.

Эш

Я никогда не был сентиментальным. Не то чтобы эмоции не имели значения для меня, скорее всего наоборот. Я глубоко тронут теми вещами, которые чувствую, это почти дефект. Но я пытаюсь проживать все свои ежедневные дела. Чтобы делать, создавать и быть вдохновленным настоящим, не приступами ностальгии. Цели и задачи, праздники, даты на календаре — все это бессмысленно для меня.

Кроме того Сара была мертва и с ней у меня не было выбора. Я не мог видеть ее, смеяться с ней, спорить с ней. Я стал более чувствительным с тех пор, как она умерла. Так как приближались праздники, я обнаружил себя в яме: кружась, падая, не в состоянии схватиться и выползти из отчаяния.

Я задавался вопрос, как бы все было, если бы я умер вместо нее. Или как все было бы, если бы она не умерла. Я, вероятно, был бы успешным художником к этому времени, но я позволил этим мечтам умереть вместе с ней.

Я задавался вопросом, ходила ли еще моя мать в комнату Сары и плакала в ее подушку. Я задавался вопросом, пил ли мой отец все еще в своем сарае. Прошло около двух лет, и я наделся, что для них все стало лучше. Я не знаю. Я так долго не видел их.

Я изгнал себя, но это не значит, что жизнь стала более приятной. Как прокаженный, я изолировал себя, чтобы перестать ранить других, но иногда я так сильно скучал, что хотел скрести собственную кожу, чтобы почувствовать что-то другое. И раз чувство вины заставило меня уйти, я не мог избавиться от этого чувства. Оно присосалось ко мне как пиявка, всасывая каждый день, делая меня немного слабее, осушая мою волю, чтобы выжить.

В тот день, я сел на автобус до последней остановки, так далеко от пятой улицы как это возможно. Как сентиментальный дурак, я играл с единственной вещью, что осталась у меня от Сары: небольшая латунная брошка в форме кисти. Я помнил, когда она дала ее мне. Ей было около четырнадцати. Она нашла ее на какой-то барахолке и сказала, что она напоминает ей обо мне. Я никогда не носил ее. Какой семнадцатилетний парень будет носить украшение, даже маленькую брошку? Но я помню, думал, что было круто, что у меня есть сестра, потому что братья не делают подобного. Поэтому я носил ее в своем кармане, и частичка Сары всегда оставалась со мной.

Я раздумывал остаться в автобусе, чтобы уехать в другом направлении и завершить цикл, но это небольшое ограничение заставило меня нервничать, так что я вышел и побродил.

Я бесцельно бродил и не обращал внимания, где окажусь в конечном итоге. Как бессмысленный гул, следующий к приводному сигналу, в конечном итоге через несколько часов я вернулся на пятую улицу.

Вот когда я почувствовал себя истощенным. Нет, я не устал. Это было истощение, что сокрушило мозг. Каждая клетка была высушена, истощение не останавливалось на физическом. Если бы вы нашли кого-то в пустыне, на его последнем издыхании, когда каждый последний кусочек влаги испарился из его тела, и спросили бы, хотел бы он стакан воды, чтобы выжить, он нашел бы способ пропищать: «Да». Настолько опустошенный, насколько был я, просто закрыл бы глаза и умер.

Поэтому когда я рухнул на землю и опустил голову, и эти гребаные наркозависимые начали донимать меня, я не собирался бороться. В действительности, я надеялся, что они прикончат меня. У меня даже не было энергии сопротивляться им. Но я надеялся, что они посмотрят в мои глаза и увидят, что там не было ничего, и избавят меня от этого несчастья.

Возможно, ножом по горлу? Пулей в голову?

И это привело меня к этой девушке.

Эта девушка.

Я был так близок к разрешению моей ситуации. Моя семья больше не беспокоилась бы обо мне, и я не страдал бы от бремени жизни каждый день. Если эти наркоманы не убьют меня, они, по крайней мере, надерут мне задницу, и превратят неосязаемую боль, что сопровождала меня ежедневно, во что-то осязаемое. По крайней мере, эта боль отвлечет меня от зияющей пустоты, что наполняла каждую клеточку моего тела.

Это был как какой-то извращенной поворот судьбы, как будто какое-то божество пытается поиграть со мной: человек, который напомнил мне, что не имеет значения, как сильно я старался, я не мог потерять себя полностью, этот человек и вмешается.

Я надеялся, что смогу дать неудачникам то, чего они хотели, то, чего я хотел, и они отпустят ее. Но как только она сломала невидимую стену, разделяющую действующих членов общества от тех, кто сделал эти улицы своим домом, она попала в неприятность, и не смогла бы уйти без шрамов.

Когда этот кусок дерьма, вор-наркоман, прикоснулся к ней, ярость вытащила меня из тумана ненависти к самому себе.

Ее крики были как осколки стекла, кислый вкус, захвативший мои вкусовые рецепторы, мои кончики пальцев покалывало от потребности. Они не потушат ее свет, не остановят ее смех. Она была единственной причиной в мире, что связывала меня с моей старой оболочкой. Внезапно я снова стал заботиться о жизни, только в этот момент. Эти больные ублюдки не причинят ей боль.

Мое онемение было надломлено изнутри яростью, которая взорвалась как бомба. Я даже не почувствовал нож, что вонзили в мою плоть.

Эта девушка, по какой-то причине, я не мог отключиться от нее. Я видел ее также ярко, как привык видеть все остальное.

Она заставила меня захотеть снова творить. Это было опасно. Гораздо более опасное чем то, что могли сделать эти глупые грабители. Я должен был держать желание на расстоянии, или иначе я бы потерял контроль. Потому что мое искусство разрушает людей, о которых я забочусь. Оно превращает меня в монстра.

До этого момента, рыжеволосая девушка, которая сияла как маяк в тумане, была пустой угрозой. Существовал невидимый барьер, где девушки, как она не видели парней, что скрывались в переулках. Я был в безопасности от ее способности прорваться к частям моего мозга, которые были в состоянии покоя благодаря большому количеству лекарства

Тем не менее как-то, она увидела меня. Мерцая в темной аллее, как какой-то ангел-хранитель, которого я не хотел.

Я так упорно пытался не существовать. Но она вынудила меня. Она заставила меня принять участие в жизни.

Я хотел умереть, но она силой вернула меня к жизни.

И я не был счастлив по поводу этого.

3 глава

Бёрд

Я нашла свой телефон и в панике позвонила Джордану. Скорая забрала парня, который спас меня. Я даже не знала его имени. Фельдшеры не позволили мне сопровождать, несмотря на мою настойчивость, что он спас мне жизнь, и я должна быть там ради него.

Наркоман был настолько дезориентирован от удара в лицо, что даже не смог встать на ноги, полиция задержала его сразу. Они взяли мое заявление, и я отказалась ехать в больницу. Я знала, что была в порядке и не хотела вешать на себя медицинские счета.

Как и ожидалась, Джордан не поднял трубку, так как был на работе, поэтому я оставила ему голосовое сообщение. Когда я была в безопасности своей квартиры, подумала о том, чтобы позвонить своей сестре, но знала, что она разозлится. Мне нужно было немного отойти от инцидента, прежде чем я могла рассказать ей. Если я сделаю это сейчас, то буду вся в слезах.

Я и так еле держалась. Была так близка к тому, чтобы моя жизнь непоправимо изменилась. Мой желудок скрутило узлом от боли. Иногда то, что почти случилось, тоже может мучить нас.

Я включила музыку и попыталась танцевать, но энергия нервозности была неблагоприятной. Я просто хотела знать, что он выжил. Что я не вызвала ряд событий, которые привели к смерти. И одна мысль продолжала крутиться: «Как парень, который стоял и покорно принимал нападение на себя, мог активизироваться в бесстрашного героя ради меня?» Этот контраст сбивал с толку. Он дрался с двумя мужчинами за меня, но когда был один, и его толкали и пихали, он просто стоял.