x x x
Сократ родился около 470 года. То, что в армии он служил гоплитом, указывает на принадлежность его семьи к среднему классу. Отец Сократа Софрониск был из рода потомственных каменотесов-ваятелей; он обучил сына своему ремеслу, и, если бы Сократ выполнил желание отца, он остался бы скульптором, но его влекло совсем иное призвание.
Уроженец Афин, Сократ горячо любил свой город и утверждал, что всем ему обязан. "Отечество,- говорил он,- дороже и матери, и отца, и всех остальных предков" (4). Он называл себя "порождением" и "слугой" Афин. Маленький мир, теснившийся вокруг скалы Акрополя, навсегда пленил Сократа, и даже тогда, когда город обратился против него, он остался верен ему до конца.
Каждый афинянин имел право покинуть свой дом и уехать в колонию или чужие земли, но Сократ не захотел воспользоваться этой возможностью. В то время как другие искатели знаний обычно рыскали по свету, Сократ не любил оставлять Афин. Это штрих, характерный для его умонастроения: он не искал нового, не гнался за впечатлениями, не особенно интересовался бытом других народов. С ранних лет все мысли Сократа были направлены на сущность человеческой жизни, а странствия могли бы только помешать его внутренней сосредоточенности.
О юности Сократа известно мало. Мы знаем, что он был вхож в дом Аспазии и высоко ставил эту замечательную женщину. Он читал книги Анаксагора и, по собственному выражению, слушал беседы Протагора "как завороженный". Но, познакомившись с натурфилософией и взглядами софистов, Сократ разочаровался и в том и в другом (5).
Ученые размышляли над устройством Вселенной, софисты оттачивали свою диалектику, политики спорили о наилучшем строе, ремесленники трудились над множеством полезных изделий, скульпторы и поэты созидали прекрасное в мраморе, металле и слове - все это для Сократа было проявлением человеческого духа и творчества. Но что такое сам человек? Для чего он живет и как он должен жить? Существует ли истина или она - мираж, как думают софисты? Вот - вопросы, которые рано стали занимать Сократа. В этом он был истинным продолжателем афинских трагиков с их интересом к человеку. Ему чуждо было поверхностное любопытство, побуждавшее его товарищей гоняться за новомодными идеями. Философия для него являлась не забавой ума, а своего рода священнодействием. Он исходил из мысли, что истина требует благоговейного и любовного подхода, ибо она не отвлеченный предмет, а нечто непосредственно связанное с жизнью и добродетелью.
x x x
Один физиогномист как-то сказал Сократу, что в его лице видны задатки пороков. Когда же друзья запротестовали, философ подтвердил, что он действительно был склонен к дурному, но победил в себе эти склонности. Самовоспитание Сократ не отделял от истинной мудрости: подчинить страсти, подчинить низшую природу разуму означало в его глазах открыть в себе высшее Начало.
Мы ничего не знаем о той внутренней работе, которая сделала Сократа тем, чем он стал. Наиболее раннее свидетельство о его характере относится ко времени Пелопоннесской войны, когда Сократ был уже законченной цельной натурой, человеком, достигшим поразительной власти над собой. Если для многих афинян бедствия тех лет стали поводом к распущенности, то для Сократа они явились как бы проверкой самого себя.
В 432 году афинское войско вело тяжелую осаду города Потидеи. Непривычный холодный климат, частая нехватка продовольствия изматывали войско. Даже закаленные в сражениях воины жаловались и роптали. Один Сократ оставался невозмутимым: он был одет, как и дома, в отличие от других никогда не кутался, ходил босым. Ему, казалось, нипочем были ни голод, ни суровая погода. Солдаты подозревали даже, что он издевается над ними. Стараясь найти в Сократе хоть одно уязвимое место, они принуждали его пить с ними, но и здесь он не уступил им, и никто никогда не видел его пьяным.
Сократ был храбрым солдатом и верным товарищем. Когда началось решающее сражение, он не покинул своего раненого друга Алкивиада и вынес его с поля боя под стрелами врага, позаботившись даже о спасении его оружия. В другой раз, при отступлении афинского войска, Сократ один не поддался панике и шел спокойным шагом. "Каждому было ясно, что этот человек, если его тронешь, сумеет постоять за себя" (6).
Некоторые из друзей философа, думая, что походы будут для него непосильны, изумлялись тому, что Сократ возвращался из сражений невредимым. В дни постигшей Афины трагедии, когда спартанцы были уже под стенами города, Сократ, в отличие от большинства, не потерял присутствия духа. "Во время осады,- вспоминал он впоследствии,- все горевали о своей участи, а я жил, так же ни в чем не нуждаясь, как в дни наивысшего благоденствия нашего отечества" (7). Такое поведение позднее назвали бы "стоическим".
Но не оно было самым удивительным в Сократе.
x x x
Однажды в воинском лагере афиняне оказались свидетелями странной сцены. С раннего утра Сократ стоял, погруженный в глубокое размышление. Проходили часы. Когда солнце уже поднялось высоко, многие стали смеяться и указывать на забывшего обо всем философа. Вечером, во время раздачи ужина, воины заметили, что он все еще не сдвинулся с места. Одни смотрели на Сократа с любопытством, другие, желая знать, как долго он продержится, легли спать под открытым небом. А мудрец все стоял как изваяние. Только на следующее утро, когда солнце осветило равнину, он очнулся от своего транса, совершил молитву и удалился (8). В этом эпизоде перед нами открывается не только человек, закаливший свое тело, но и виртуоз самоуглубления. Кажется, что здесь, в шумном солдатском становище греков, каким-то чудом оказался индийский подвижник, восходящий по ступеням внутреннего познания. Есть и другие свидетельства об умении Сократа целиком погружаться в себя. В глазах одних он был лишь чудаком, почти безумцем, но другие чувствовали в нем нечто непостижимое и возвышенное.
Сократ никому не говорил, что открывалось ему во время таких состояний, но одной таинственной стороны своей жизни он касался часто. По его словам, он временами ощущал в себе присутствие какого-то божественного существа "даймониона"*
