– Маршируют, господин, – без тени улыбки ответила Азиль, подхватила ведра и скрылась в ванной комнате.

Дариан фыркнул и вернулся в гостиную. Все оборачивалось не так, как ему хотелось. Принцесса отказывалась общаться с ним даже при помощи записок, отворачивалась, забивалась в угол, подолгу смотрела в окно и плакала. Он сто раз повторил, что не обидит ее, пальцем не дотронется, но нет – Лилиана смертельно его боялась. Ее камеристка, похоже, тоже боялась, но вида не показывала. Она защищала свою госпожу, готовила для нее, стирала, вот, купание затеяла. И Дариан видел, как Азиль смахивала паутину в каком-то углу, показывая Рукам туда, куда не доставала сама. И видел, как она рассматривала стену, облицованную расписной яшмой, притрагивалась кончиком пальца к замысловатым каменным узорам…

Спасители принцессы пока не появлялись. Дариану было тоскливо.

«Уж лучше б за море полетел, – подумал он как-то вечером, – за компанию. Нет, я уже взрослый, останусь один дома, с голода не помру. Ну вот, завел себе принцессу. Умираю в итоге от скуки!»

– Господин, – негромко окликнула Азиль.

– Что тебе?

– Не желаете отужинать? Я готовила для госпожи, но вышло слишком много…

– Спасибо, доедать не буду, – буркнул он.

– Я не объедки вам предлагаю, господин! – вспыхнула Азиль. – Впрочем, воля ваша… Руки, добрые помощники, выбросьте это в пропасть!

– Подожди ты! – опешил Дариан. – Руки, погодите… Ты сама-то поела?

– Да, – коротко ответила она.

– Ой, врешь… – прищурился он. – А ну-ка, присядь. И попробуй то, что мне приготовила… Подайте прибор, Руки!

Девушка спокойно села к столу, взяла вилку и нацелилась на аппетитный кусочек рагу. До рта она его донести не успела: Дариан вышиб вилку у нее из руки.

– Ты с ума сошла? – потрясенно спросил он, глядя в непроницаемые черные глаза. – Я что, по-твоему, запаха этого яда не различу даже за чесночным духом?

– Я должна была попытаться, – по-прежнему спокойно произнесла она.

– Убить меня?

– Да, господин.

– Даже ценой собственной жизни? Этого кусочка тебе бы хватило!

– Да, господин.

– Но зачем? Чтобы спасти хозяйку?

– Да, господин.

– Великое мироздание, ты другие слова знаешь?! – возопил Дариан, начиная понимать прадедушку Бриана. Того, правда, пленница убить не пыталась, скорее, наоборот.

– Да, господин.

– Ты издеваешься, – уверенно сказал он. – Еще раз скажешь «да, господин», и я запру тебя в подземелье!

– Воля ваша, господин.

Дариан не нашелся с ответом, шумно выдохнул и прошелся взад-вперед.

– Я же сказал, что не собираюсь убивать вас, мучить или… гм… подвергать насилию, – сказал он. – Ну… как тебе объяснить? Обычай, понимаешь? Я похитил Лилиану, я жду ее рыцаря… Скорее всего, и битвы не будет, потому что человек против дракона… смешно представить! Хотя кое-кому везло, да… – Дариан помолчал, потом спрсосил: – Зачем же? Ну зачем ты это сделала? Или вернее спросить – почему?

Азиль молчала.

– Тебе приказала Лилиана? – напрямик спросил Дариан. – Где ты взяла яд, не спрашиваю, меня еще предки остерегали, мол, принцессы далеко не так беззащитны, какими кажутся! Но все же…

– Сокровища, – не выдержала она. Сейчас, когда заходящее солнце вызолотило его голову, Дариан был… прекрасен.

– Ах вот оно что…

Он все понял верно, это видно было по его лицу.

– Забирайте, сколько сможете унести, и идите восвояси, – сказал он, упав в кресло. – Я так и знал, что добром это не кончится. Уходи. Скажи своей принцессе, что она свободна. И ты тоже.

– А обычай? – зачем-то спросила Азиль, хотя ей полагалось прыгать от радости.

– Да провались он пропадом! – выговорил Дариан. – Я просто сдуру решил, как в старину… Не подумал только, что нравы-то изменились! Ну иди, что ты стоишь? Обрадуй хозяйку… Утром я вас отнесу в поселок, там сами столкуетесь. Азиль, ты что?..

Это были злые, горячие слезы, а говорить она не могла – горло свело судорогой.

– Да что с тобой? – беспомощно спросил Дариан, обняв девушку и гладя по голове – как их успокаивать, он понятия не имел. – Не плачь, ради всего сущего, прошу тебя! Хотя ладно, плачь, от меня не убудет, а ты потом успокоишься, так мать говорит… Что ты там говоришь?

– Н-ничего не скажу здесь… – произнесла Азиль сквозь рыдания.

– Понял. У стен есть уши. Идем-ка… – Дариан легко поднял ее одной рукой и направился к воротам. – Поберегись!..

На пляже, который устроил еще прадед, он снова сделался человеком и повернулся к Азиль.

Ветер высушил ее слезы и растрепал длинные черные волосы, Азиль привычным жестом скрутила их жгутом.

– Я солгала, – сказала она.

– Я понял, – ответил он, – но в чем именно? Ты действительно камеристка принцессы, я узнавал. Отчего ты так расстроилась? Я ничего не…

– Вы сказали – «моя хозяйка», – Азиль закусила губу. – Это правда. Я… я не знаю, как объяснить!

– Иди сюда, – сказал Дариан, усевшись на камень. – Нет, ты на колено мне сядь, не то застудишься, не июль месяц. И помни, что я хозяин своему слову.

– Сам дал, сам обратно взял?

– Нет, – серьезно ответил он. – Я обещал, что не обижу тебя. Не бойся.

От Дариана веяло летним теплом, и Азиль не стала противиться, когда он осторожно привлек ее к себе: с моря задувал холодный ветер, а она была в легком платье.

– Принцесса написала, что ты – баронесса Азиль – ее камеристка, любимая, доверенная, – произнес он. – Она солгала или о чем-то умолчала?

– Она моя хозяйка, – помолчав, ответила девушка. – Я баронесса. Мне дали этот титул, потому что находиться при королевской особе безродной девице нельзя.

– Да-да, прабабушке моей об этом скажи, – пробормотал Дариан.

– Я не знаю, что было во времена вашей прабабушки, но теперь… – Азиль вздернула подбородок, но губы у нее все равно дрожали. – Меня подарили ее высочеству.

– То есть как? – опешил он…

– Просто. Подарили.

– Я ничего не понимаю!

– Что тут понимать, господин? Ваш король заключил мир с нашим вождем, а во избежание сомнений в чистоте его помыслов вождь подарил меня, свою племянницу, принцессе. Мне было тогда десять лет…

Дариан лишился дара речи. О таком при прабабушке упоминать точно не стоило. С нее бы сталось выжечь становище или лагерь (где там этот вождь обитает?), дотла, чтоб неповадно было.

– Меня обучили манерам, грамоте, дали скромный титул и обязали прислуживать ее высочеству, – выговорила Азиль. – Я не против, это не слишком тяжелый труд. Это намного легче, чем пасти скот и вести хозяйство, да и пальцами давно уже никто не показывает, но…

– Тише-тише-тише… – Дариан прижал ее к себе. – Я понимаю. А домой ты вернуться никак не можешь?

– Нет. Для рода я умерла. У меня тогда было уже семь сестер и девять кузин, – она усмехнулась сквозь слезы. – Ни отец, ни дядя ничего не теряли. А женщины у нас нужны, чтобы работать, следить за домом, рожать детей и присматривать за стариками. Здесь, если меня вдруг выдадут замуж, меня хотя бы не заставят пасти овец и выделывать шкуры…

– Ясно… – Он погладил ее по спине. – Ну хватит плакать, домой лететь пора, принцесса там одна сидит!

– Пускай… Пускай знает, каково это – быть одной, – тихо сказала Азиль.

Солнце садилось в море, бросая блики на скалы.

– Разве ты одна? – спросил Дариан.

В его объятиях было тепло, жарко даже, и Азиль забыла о скромности, которой славились девушки ее рода, о правилах приличия, которые вбивали в нее в королевском дворце, прижалась теснее.

– Ну-ка, отойди, – сказал вдруг Дариан, поднявшись на ноги. – Еще дальше. Еще. Я большой, могу задеть нечаянно… Я когда драконом оборачиваюсь – говорить не могу. Лапу дам, заберешься мне на спину – и держись покрепче. Полетаем, что ли, грусть-печаль развеем!

В закатных лучах громадный дракон казался металлической статуей, девушка видела такие в столице. Он протянул лапу, и Азиль, подоткнув юбку, вскарабкалась ему на спину. Девочкой она ездила на неоседланных степных лошадях, помогала гонять табуны, так что удержаться на широкой надежной спине дракона ей ничего не стоило. А что юбка непристойно задрана – так кто увидит?