Вот тебе и малец!
Рассказ про мёртвую жену и рысь
– В Сибири это было. Охотник на заимке на промысле был. Жена при нём. Стряпала. Мужик-то днями в тайге промышлял. А она по дому. И то – когда ему. И одежонка может порваться. Ну вот.
Раз приходит домой, а жена больная лежит – совсем плоха. Ну он думает: «Надо ей супа на мясе сварить, а то совсем слаба. Гляди, помрёт». Пошёл в лес. Дома-то не было ничего. Долго плутал – не идёт дичь. Пришёл домой, а жена мёртвая лежит. Холодная уже.
Ну, он её с кровати на стол переложил, свечку в голову поставил, руки, по обычаю, связал ей на груди. Ну обычай у них там такой есть, не перебивай! А сам на кровать повалился. Да, а окно открытым оставил – чтоб духа не было. От покойницы-то. И заснул, устал-то сильно, столько по тайге мотался.
Проснулся ночью, в комнате темно: свечку, видно, ветром задуло. За окном луна – полная! Он на кровати лежит, прикрыл глаза, о старухе думает: «Как я теперь один без неё буду?» Вдруг метнулось что-то. И крик страшный-престрашный: а-а-а! Он к ружью. Видит, рыси силуэт к окну метнулся! Пальнул – не попал, выскочила рысь. Он к покойнице, свечку зажёг. Смотрит, а руки-то у неё – развязаны! Горло перегрызено. А крови-то – нет!!!
Вот тебе и покойница!
Рассказ про Ванятку-оборотня
– Жила в одной деревне вдова. Марфой звали. Красивая такая была, стройная, вся деревня ей любовалась. Но трудно жила, бедно. Каково одной-то? И была у неё одна только радость – сыночек Ванятка. Красивый такой, добрый. А набожный-то, набожный. Вся деревня его любила. А Марфа-то как любила! Всегда в чистенькое оденет, вымоет, пострижёт. Идут, бывало, в церковь – такие красивые оба, во всём чистом. Народ на них не нарадуется. И со всеми поздоровается. Вежливый такой. И они ему: «Здравствуй, Ванятка!» И кто пряничек, кто какой другой гостинец даст. Хороший такой!
Но не уберегла Марфа сыночка, потонул он прошлым летом. Пошёл с ребятами купаться и потонул. Звали-звали: «Ванятка! Ванятка!» А Ванятки-то и нет.
Мужики набежали, баграми-то его вытащили, да поздно – не откачали. Похоронили Ванятку. А уж Марфа-то как убивалась. В могилу за Ваняткой хотела кинуться, насилу бабы оттащили. Вся с лица спала. Во всё чёрное оделась. Замолчала баба. Идёт к колодцу – платок чёрный на глаза надвинут, ни с кем слова не скажет, не поздоровается ни с кем.
А через месяц бабы у колодца замечать стали – оттаяла баба. Белый платок на голову надела. Идёт к колодцу, улыбается всем так тихо, здравствуйте говорит.
Бабы попу про то и рассказали. Он её на исповеди и спрашивает: «Что это ты, Марфа, радостной такой стала, во всё светлое оделась? Не грешна ли?»
– Да что ты, батюшка. Не грешна. Ванятка – сынок мой – ко мне стал приходить.
– Как Ванятка?!
– Да, вот Ванятка стал приходить.
– Не в видении ли, Марфа?
– Да нет, батюшка, не в видении, живой Ванятка стал приходить. И всё ласковый такой, гостинцы мне приносит.
– И когда же он стал приходить?
– Да с неделю, батюшка. И все ласковый такой. С гостинцами стал приходить.
– И когда же он приходит?
– Да вот только солнце скроется, он уже и постучит в дверь: тук-тук. «Мама. Это я, твой Ванятка». А я уже жду его, сердечного. На стол всё соберу. А он и приходит. И всё ласковый такой. Гостинцы приносит.
– И когда же он уходит?
– А вот только петух пропоёт, он и уходит. И всё ласковый такой. Гостинцы дарит.
– А вкушает ли чего?
– Нет, батюшка, не вкушает. Так за столиком сидим, а я смотрю на него, сердечного. И все ласковый такой, гостинцы мне дарит.
– А глаз от долу не подъемлет?
– Нет, батюшка, не подъемлет.
– Вот что, Марфа. Когда он в следующий раз придёт и сядете вы за стол, ты вилочку рядом с собой положи, а опосля незаметненько так вилочку-то локотком, локотком на пол-то и сбрось, якобы нечаянно. Поняла? Да вьюшку, вьюшку-то не забудь отворить! Ступай, Марфа.
Пришла Марфа домой. Ждёт сына своего Ванятку. На стол всё собрала. Вилочку положила. Ждёт. И вот солнце зашло – тук-тук – Ванятка. Входит. С гостинцами пришёл. «Здравствуй, мама!» За стол садится. А глаз от долу не подъемлет. Вспомнила она наказ попа и вьюшку потихонечку да и отворила. Села с Ваняткой, угощает: «Покушай, Ванятка». А он: «Да нет, мама, сыт я – так посидим». И не вкушает. Ну она вилочку потихоньку локотком-то, локотком. Вилочка и упала. А вилочку-то поднять надо. Наклонилась Марфа под стол. Глядь, а у него вместо ног – копыта! Взгляд на него подняла – а он веки-то открыл, а глаза – зелёные. Смотрит: «У-у, поняла, проклятая». Завертелся весь, плесенью синей покрылся и – у-у-у – в печку вылетел!
Хорошо, что вьюшку не забыла открыть, а то бес проклятый всю печь бы разломал!
Вот тебе и Ванятка!
Рассказ про учителку и третий пар
– В деревне учителка был. И в бане он после всех мылся, чтобы не так жарко было. Сначала мужики помоются, потом бабы, а потом и учителка. Говорят ему мужики: «Не надо, учителка, в третьем пару мыться, беда будет». А он: «Предрассудки».
Как-то раз и пошёл он – сначала мужики помылись, потом бабы, а потом и учителка пошёл. Стал он мыться и вдруг- раз! – дверь сама открылась. Он дверь покрепче притворил, думает: «Я из ковшика водичку на камешки плеснул, пар поднялся, воздух расширился, дверь и отворилась. Физика. Предрассудки». Моется дальше. Вдруг – бах! – дверь опять распахнулась. «Э, – думает учителка, – это девки веревочку к двери привязали, из-за кустов дергают, шутят так. Предрассудки». Дверцу прикрыл, крючочек набросил. Только начал снова мыться, дверь опять – шасть! – нараспашку. Он к двери. Стал призакрывать. А в щель голова лошадиная просунулась. Белая. Зубы оскалила. Ржёт: «А, учителка, каково в третьем пару мыться?» Он дверь настежь – никого! И ни жив ни мертв, как есть голый как сиганёт к дому. Бежит, оглянуться боится, а сзади – топот, топот! И дышит кто-то в спину: ху-ху-ху! Насилу в избу вбежал, дверь захлопнул, дрожит.
Вот тебе и предрассудки!
Квадратные паруса. Шоколадница
3.07.84. Пишу по воспоминаниям, т. к. в свое время не успел. Встали мы утром у Володи. Девки нас к себе спать не пригласили. Добрались до речного вокзала, в 7:30 сели на теплоход «Заря» – это такая глиссирующая плоскодонка. Пассажиров было едва на треть мест. Заплатив по 2.20, отправились в Старую Руссу по Ильмень-озеру. На озере видели два русских (квадратных) паруса. Вошли в реку. Первая остановка Взвод, потом и Старая Русса. В городе смотрели монастырь со Спасо-Преображенским собором. Там музей, но во вторник был выходной. Потом через весь город прошли к рынку, где поели в кафе. Затем пошли в дом-музей Достоевского. По пути, на другой стороне реки, видели большой жёлтый собор с обилием главок и одну действующую церковь.
В музее Достоевского нас водила по комнатам женщина, совсем не экскурсовод, но очень забавно рассказывала. Показала нам «любимую картину Достоевского» – «Шоколадница». Такие картины, говорит, были во всех господских домах. Видели дорожный сундук и чемодан, который «Достоевский куда бы он ни отправлялся, всегда брал с собой». Саша сделал благодарственную надпись в книге почётных посетителей. С помощью местных жителей нашли винный магазин, в котором купили две 0,5 молдавского вина «Земфира». И с этой поэзией во фляжке отправились на Новгородское шоссе, откинув мысль ехать в Порхов через Волот, т. к. дорога там «непроезжана».
