Но Арон, великолепный светловолосый тэн говорил страшные вещи. Страшные тем, что я чувствовала – он говорит правду.

– Ты права, несравненная Рахаат, – тихо сказал Арон, врываясь в мои смятенные мысли. – Тэны не пойдут на поводу зла, а пери, даже те, кто помнит Тысячелетнюю войну и заключение в бездне, смогут противиться своей демонической сущности, взывая к милости Матери.

– Хрустальная защита Бхукти-Джар, – пролепетала я. – Всего лишь пять лет назад отец настоял, чтобы Бхукти-Джар окутала паутина хрустальных коридоров, построенных из Слез богини. Он не скрывал, что слезы богини помогут пери противостоять злу даже в случае великой нужды. И вот этот день настал. Как отец оказался прав!

– Великого тсара не зря прозвали Мудрым, – почтительно сказал Арон, склоняя голову. – В Бхукти-Джар пери в безопасности. По вашему примеру остальные Джары принялись спешно возводить над своими землями хрустальные паутины. В некоторых строительство только начинается, в иных кипит полным ходом, а где-то подходит к концу.

– Значит, несмотря на тревожные новости о грядущем вторжением, здесь, на Вершине мира, мы в безопасности, – прошептала я и осеклась, увидев, как омрачились глаза Арона.

– Не совсем так, – уклончиво ответил он. – Прошу, несравненная, не спрашивай, откуда мне известно то, что поведал тебе, потому что я дал слово чести.

– Я не встану между тобой и твоей честью, – прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами, а внутренности сжимает ледяная лапа.

– Ты истинная пери, Рахаат Сафина, – серьезно сказал Арон и в груди потеплело от этих слов. – Но я скажу тебе главное. Говорят, у того, кто готовит вторжение, есть кое-что.

– Что же это? – вытаращив глаза, пролепетала я. – Что?

– Голос, – просто ответили мне, и картинка перед глазами накренилась вбок, а в ушах зазвенело. Приложив усилия, я зажмурилась и помотала головой, приводя себя в чувство, понимая, что должна услышать то, что говорил Арон.

– Голос Аридана, – сказал тэн.

Из груди вырвался крик, и я поспешно закрыла рот ладонями.

– Нет, – промычала я, мотая головой из стороны в сторону. – Нет! Не может быть! Ты говоришь ужасные вещи, Арон, но ведь у нас есть Мать! Она защитит своих детей.

Услышав об Анахите, Арон горько усмехнулся.

– Ты же знаешь, Рахаат, Мать мало интересуется земными вещами. Сытая после Слияния, она пребывает в сладостной дреме.

– Нет! – не желая в это верить, воскликнула я.

– Тише, Рахаат, – попросил Арон и добавил: – Это всего лишь слухи. Мы не должны верить всему. Надо просто быть настороже. Поэтому я спешил сюда. Меня влекла любовь, но и новости, что удалось добыть, слишком ценные. После пира я поговорю с твоим отцом и расскажу, что мне удалось узнать. А на пиру, приветствуя тсара и тсари, попрошу их согласия на наше Слияние.

– Арон, – прошептала я, почувствовав, как ледяная лапа, сжавшая внутренности, по одному разжимает пальцы.

– Рахаат, – сказал Арон и печально добавил. – Прости, что огорчил тебя. Но ты знаешь, наши семьи строятся на честности. Я должен был рассказать тебе.

– Я, – залепетала я, краснея. – Нет, ты не понял. Ты не расстроил меня. То есть, конечно, расстроил, да, не буду скрывать, я испугалась… Но только… Стоило тебе сказать сейчас, что вскоре, на пиру, перед всеми, попросишь разрешение родителей на наше Слияние, как я почувствовала, что страх покидает мое сердце. Я ощутила, что ты защитишь меня.

Говоря это, я чувствовала, как щеки пылают, словно к ним приложили угли, а дыхание перехватило от волнения.

– Мне, конечно, не следовало этого говорить, – пролепетала я, наконец, опуская взгляд и не в силах взглянуть на Арона.

Когда он не ответил, я все же подняла взгляд и увидела, как зрачки его глаз расширились настолько, что заняли всю радужку, отчего глаза стали бездонными.

– Рахаат, – вымолвил он. – Рахаат Сафира.

– Сестры, должно быть, хватились меня, – пролепетала я, опуская глаза.

Словно в подтверждение моих слов среди гула слившихся во единое мелодий, смеха, голосов пробился один, звонкий, который я отличила бы из тысячи.

– Рахаат! – прокричала Лала. Спустя несколько мгновений зов младшей принцессы подхватили слуги.

– Принцесса Рахаат! Принцесса Рахаат Сафира! Где вы?

– Мне пора, – пробормотала я, опуская ресницы, и, прежде, чем тэн успел ответить, выпорхнула из беседки.

– Лала! – позвала и через несколько мгновений увидела сестренку, которая успела сменить наряд.

Поверх прозрачных шальвар с разрезами от узких девичьих бедер струилась юбка, состоящая из нескольких полосок ткани. Аккуратный бра, расшитый жемчугом и бисером, с прозрачными рукавами с разрезами, открывающими плечи, довершает образ. У запястий рукава стянуты, кромка отделана жемчугом. Звонкие браслеты с бирюзовой крошкой и жемчугом разных размеров смотрятся единым целым с нарядом. Что касается остальных украшений, то Лала остановила выбор на нежном жемчуге и всех оттенках бирюзы, под цвет глаз. Рожки сестры кажутся чуть ли не васильковыми на фоне этого великолепия, а изящное ожерелье из бирюзы, сапфиров и жемчуга дополняется тонким обручем с синими и бирюзовыми камнями, что подчеркивает белизну кожи.

– Ты – прекрасна, сестренка, – сказала я, взяв за руки и закружившись с ней на месте. – Ты – совершенство!

– Ты сейчас скажешь все, что угодно, – лукаво сверкнув бирюзовыми глазами, проговорила Лала. – Лишь бы никто не заметил, как ты, вопреки собственному наставлению идти во дворец, не задерживаясь, уединилась в беседке…

– Лала, – с упреком сказала я, понимая, что Арон, который все еще остается внутри, слышит каждое наше слово.

– С Ароном! – торжествующе закончила сестра, несмотря на мои нахмуренные брови.

– Нам пора, Лала, – как можно тверже сказала я и взяла сестру за руку.

– Ага! Попалась! – захихикала Лала, и, прищурившись, почти как взрослая, спросила: – Что, скажешь, не так? Скажешь, я не найду Арона в этой беседке, если зайду?

Отчаянно краснея я нагнулась к уху сестры и прошептала:

– А что ты скажешь, если я запущу руку в лиф твоего бра, и извлеку из него шелковые тряпки?

Лала тут же вспыхнула до корней волос и отшатнулась, словно я вот-вот приведу угрозу в исполнение.

Пролепетав что-то о том, что мне давно пора переодеться, она устремилась по аллее прямиком во дворец. Я хмыкнула, и бросив на прощание взгляд на темный проем окна, устремилась за сестрой. Прежде, чем переодеться самой, мне предстояло поймать Лалу и заставить ее извлечь то, чем она набила лиф.

***

Оказавшись в покоях, я отослала служанок и осталась в одиночестве. Те удалились сразу, не заподозрив ничего, зная, что пятая принцесса питает склонность к уединению.

Стоило двери хлопнуть от сквозняка, я закрыла лицо ладонями и опустилась на пол, прямо на пушистый ковер. Новости, которыми поделился Арон, тревожили и пугали. Я боялась страшного, боялась того, что видится тэнгериям в самых ужасных кошмарах.

– О, Анахита! – воззвала я, становясь на колени и простирая руки к статуе Матери, что застыла над бассейном посреди покоев. – Ведь ты не допустишь этого, правда? Не допустишь повторения ужасов Тысячелетней войны? Не позволишь крови твоих детей закипеть, услышав Голос?

То, что поведал Арон о вторжении потревожило, но не испугало. Известно, что силы зла не дремлют и мечтают ворваться в мир. Но сила Семерых сдерживает их, и пока боги сильнее, миру ничего не грозит. Поэтому стоило услышать о голосе Аримана, я чуть не утратила сознание от ужаса.

Голос – мощнейшее орудие мятежного бога Аримана, заключенного в бездну.

Его рог позволял управлять тэнгериями. Услышав его призыв, наша демоническая кровь закипала, превращаясь в раскаленную лаву.

Голос приказывал нам убивать, и мои предки убивали без пощады, не задумываясь, потому что рог Аримана властвует над нашей сутью.

Объединение сил Семерых позволило им обрели могущество. Боги одолели Аримана и сотни тысяч тэнгериев, заключив мятежного бога и мой народ в бездну. Чтобы отнять у Аримана власть над нами, боги изъяли его Голос и спрятали там, где никто не сможет его найти.