На пятой дорожке играло четверо мужчин. Трое из них сидели на обитом искусственной кожей диванчике у доски, на которой мелом отмечались полученные результаты, а четвертый как раз возвращался к ним после удачного броска.

- Который из вас здесь Пепе Кастаньеда? - спросил Дельгадо.

Тот, что возвращался к доске, внезапно остановился и посмотрел на Дельгадо. Это был высокого роста мужчина с прямыми черными волосами и рябым от перенесенной оспы лицом. Походка его была грациозной и легкой, как у профессионального танцора.

- Я Кастаньеда, - сказал он. - А вы кто такой?

- Детектив Дельгадо, Восемьдесят седьмой участок, - сказал Дельгадо. Не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

- О чем?

- Рамон Кастаньеда ваш брат?

- Брат.

- Может быть, мы все-таки отойдем в сторонку?

- Куда это - "в сторонку"?

- Ну, хотя бы вон за тот столик.

- Но у нас сейчас игра в полном разгаре.

- Игра может и подождать.

- Валяй, Пепе. А мы пока что закажем себе по пивку, - сказал один из сидевших на диване. Кастаньеда пожал плечами.

- Сколько еще у нас осталось фигур?

- Всего три, - ответил второй из сидящих.

- У нас с вами надолго? - спросил Кастаньеда.

- Не думаю, - ответил Дельгадо.

- Тогда давайте поговорим. Мы тут как раз выигрываем и я не хотел бы перебить везение.

Вдвоем они направились к бару в дальнем конце зала. У автоматического проигрывателя стояли две молодые девицы в обтягивающих брюках, выбирая пластинки. Кастаньеда игриво оглядел их и отодвинул стул у одного из столиков. Они заняли места друг против друга. Динамики проигрывателя взревели на полную мощность. Фоном для музыки служил монотонный стук падающих кеглей.

- Так что же все-таки вас интересует? - спросил Кастаньеда.

- У вашего брата есть деловой партнер по имени Хосе Уэрта, - сказал Дельгадо.

- Совершенно верно.

- Вы его знаете?

- Конечно знаю.

- А вам известно, что он был избит сегодня утром?

- Да? Нет, этого я не знаю. Нет ли у вас сигаретки? Свои я оставил на столике.

- Я некурящий, - сказал Дельгадо.

- Когда-то и я не курил, - сказал Кастаньеда. - Но, знаете ли... - Он пожал плечами. - Избавляешься от одной дурной привычки и тут же приобретаешь другую, что тут поделать? - Он улыбнулся. Улыбка у него была открытой и заразительной. Он был всего на три - четыре года моложе Дельгадо, но сейчас выглядел совсем по-мальчишески. - Я ведь бывший наркоман, небось слышали. Вы это знали?

- Да. Я слышал об этом.

- А потом я взял да и бросил.

- Об этом я тоже слышал.

- И это не произвело на вас никакого впечатления?

- Произвело, да еще какое, - сказал Дельгадо.

- Честно говоря, я сам себе удивляюсь, - сказал Кастаньеда и снова улыбнулся. На этот раз Дельгадо улыбнулся в ответ. - Но я все-таки так и не пойму, чего вы от меня хотите, - сказал Кастаньеда.

- Избили его очень здорово, - сказал Дельгадо. - У него переломаны обе ноги, да и лицо превращено в сплошной бифштекс.

- Да, паршивы его дела, - сказал Кастаньеда. - И кто же это его так обработал?

- Четыре человека.

- Подумать только, - сказал Кастаньеда и сочувственно покачал головой.

- Они напали на него прямо на крыльце его дома. Он как раз вышел, чтобы идти в церковь.

- Да? А где он живет?

- На Шестой Южной.

- Да, правильно, - сказал Кастаньеда. - Это, если не ошибаюсь, прямо напротив кондитерской, так, да?

- Да. А поговорить с вами я решил потому, - сказал Дельгадо, - что брат ваш, судя по всему, считает, что этих четверых человек, которые избили Уэрту, кто-то попросил избить его.

- Простите, не понял, - сказал Кастаньеда.

- Когда я спросил у вашего брата, кто относится к Уэрте с неприязнью, то он сказал примерно следующее: "Никто к нему так не относится, чтобы просить кого-то о такой услуге".

- Ну и что? Что это должно означать?

- Это означает...

- Да ничего это не означает, - сказал Кастаньеда и пожал плечами.

- Это означает, что ваш брат считает, что те, кто избил его, сделали это по поручению кого-то другого, а совсем не потому, что имели что-то против него.

- Никак не пойму, откуда вы это взяли, - сказал Кастаньеда. - Он просто так это сказал. Может, он не совсем точно выразился. Но он наверняка и не подразумевал чего-нибудь такого.

- А предположим на минутку, что он именно это подразумевал. Предположим, что кто-нибудь очень хотел, чтобы Уэрту избили. И предположим, что он попросил эту четверку о таком одолжении.

- О'кей, предположим, что так.

- Не могли бы вы в таком случае догадаться, кем были эти четыре человека?

- Нет, - сказал Кастаньеда. - Послушайте, я все-таки выкурил бы сейчас сигаретку, как вы на это посмотрите? Что, если я все-таки сбегаю за ними к столику?

- С сигаретками можно и подождать, Пепе. В больнице сейчас лежит человек с переломанными ногами и изуродованным лицом.

- Да, паршиво, - сказал Кастаньеда, - но, может быть, этому человеку следовало вести себя поосторожней, а? И тогда, может быть, никому не захотелось бы избивать его и никто не стал бы просить об этом кого бы то ни было. - Кто мог хотеть этого, Пепе?

- Вам хотелось бы, чтобы я высказал несколько догадок?

- Да, я очень хотел бы этого.

- Хосе приторговывает наркотиками, вам это известно?

- Да, я знаю.

- Травкой. Но это пока. Я еще ни разу не встречал парня, который, торгуя или приторговывая марихуаной, не пришел бы к выводу, что настоящие наркотики приносят значительно большую прибыль. Тут вопрос только во времени, и ничего больше.

- Ну?

- Ну и очень может быть, что кому-то не понравилась сама идея, что он будет травить таким образом всю округу, улавливаете? Это я просто так говорю, но здесь ведь есть о чем подумать, правда?

- Да, подумать здесь есть о чем.

- А очень может быть, что Хосе приударил за чьей-нибудь женой. Такое ведь тоже случается. Может, у кого-то есть очень хорошенькая жена, а Хосе подбивает к ней клинья, улавливаете? Такую возможность тоже нельзя исключить. И вот этот кто-то решил перебить ему ноги, чтобы он не носился по всему городу за чужими женами и не травил наркотиками ребятишек со всего района. А заодно и так разделать ему морду, чтобы он не выглядел соблазнительно для чужих жен. А с другой стороны, если он начнет цепляться к окрестным подросткам с желанием втянуть их в такую гадость, как наркотики, то, может, иной мальчишка или девчонка просто и не захотят иметь дело с человеком у которого морда, словно ее пропустили через мясорубку, Кастаньеда сделал паузу. - Видите, здесь есть целая куча вещей, о которых стоило бы подумать, правильно?

- Да, здесь о многих вещах стоит подумать, - сказал Дельгадо.

- В общем, я, честно говоря, не думаю, что вам удастся хоть когда-нибудь разыскать тех парней, что его избили, - сказал Кастаньеда. Да и какая вам разница?

- То есть как это - какая?

- Он получил именно то, что заслужил. Это же справедливо, не так ли? А чего вы, полицейские, добиваетесь? Установления справедливости, разве не так?

- Да, хотим установления справедливости.

- А это и есть справедливость, - сказал Кастаньеда. Дельгадо пристально посмотрел на него. - Разве не так? - спросил Кастаньеда.

- Да, пожалуй, так оно и есть, - сказал Дельгадо. Он кивнул и поднялся из-за стола, отодвигая стул. - Приятно было познакомиться. Надеюсь еще увидимся где-нибудь.

- Позвольте заказать вам что-нибудь, - предложил Кастаньеда.

- Нет, спасибо. У меня еще целый час до смены, - ответил Дельгадо и направился к выходу.

Кастаньеда приветливо помахал ему вслед рукой.

Было уже семь часов вечера, когда Браун смог наконец добраться до Мэри Эллингхэм, той самой женщины, которая двенадцать часов назад позвонила в участок и сообщила о пропаже мужа. Хотя уже совсем стемнело, но ночь еще не вступила в свои права. Город сейчас переживал именно тот период, который определяется словом "вечер". Это поэтическое слово всегда вызывало некое движение души у Брауна, может быть, только потому, что в детстве он как-то вовсе не выделял это время суток и слово "вечер" для него не существовало и употреблять он его стал только после того, как встретился с Конни - своей будущей женой; тогда время перестало просто делиться на "ночь" и "день", на черное и белое; Конни привнесла в его жизнь полутона и за это он будет благодарен ей до конца дней.