Побывал в стране «полнощной» и купец Мефодий. Его рассказ князь выслушал с необычным интересом:

– Снарядили мы артель на Студеное море[17]. Охотников было мало, и не потому, что далеко. Купцы и в Царьград, и в немецкие, и свейские земли раньше плавали. К опасностям давно привыкли, с бурей не единожды спорили на море, когда ладью, как ореховую скорлупку, швыряет. Но то ведь ладья, большой корабль, на коей сорок коней помещается и людей до сотни. А тут ушкуи рыбацкие, утлые суденышки, на коих лишь можно сети ставить близ берега. И ни на чем другом, как на ушкуях, долгие каменистые перекаты северных рек не пройти. И надо пройти проворно, ибо северное лето короткое, надо успеть туда и обратно вернуться. Не обернешься до того, как льды скуют воду, – сам превратишься в ледышку. Ни на коне, ни пешим до Новгорода уже не доберешься. Вдали же от дома ни за какие богатства не перезимуешь.

– Мыслю, Мефодий Аверьяныч, многое зависело и от подбора артели.

– Воистину, князь, – огладил бороду купец и многозначительно глянул на Ярослава. – Артелью гору поднимешь, а один и камень не сдвинешь. Так и в княжьем деле. Соберутся округ верные содруги – жди удачи, а коль разлад пойдет – беда скрутит.

– Толковые слова, Мефодий Аверьяныч.

А купец продолжал:

– Тяжко подбиралась артель, самых надежных людей выискивали, и все же сколотили три десятка людей. Риск велик, но северная пушнина и моржовый зуб цены не имеют. Добрались до Печоры, а затем и до Югорской земли, коя соседствует с самоедами[18]. Здесь сказочное богатство пушных зверей, и звери те ручные, никем не пуганы. Соболь же – красоты невиданной. А далее обнаружили чудо на берегу океана: там, где огромные горы, возвышающиеся до небес, подходят к заливу океана, был услышан говор и крик многих людей. Язык их был неведом, но они, указывая на наше железное оружие, просили отдать его им. Мы отдавали нож или топор, а они взамен – много драгоценных мехов, зубы и клыки моржей.

Путь к этим горам лежал через непроходимые пропасти, снега и леса, но мы упорно шли. В Новгород вернулись на пять человек меньше, но наши ушкуи были набиты несметным богатством. Тебе, князь Ярослав, даже трудно представить, что нож с ручкой из малого зуба моржа можно обменять на пять высоких головок, пять меньших головок и пять подголовков. На пятнадцать соболей!

– Головок?

– Да, князь Ярослав. Так новгородцы подразделяют сорта соболей. Высокая головка – черный мех, меньшая головка – черно-бурый мех, подголовок – темно-бурый.

– Высока же цена моржового зуба. Но как же все-таки его приходится добывать, Мефодий Аверьяныч?

– Самоеды помогли. Оказывается, полунощные люди зимой моржей не забивают. Моржи в эту пору собираются на льду моря, у полыней, как нерпы, но самоеды на них не охотятся.

– Почему?

– Всё дело в том, князь, что зимой кожа моржа становится еще толще и костяной гарпун не пробивает до сердца.

– Но весной и летом, как я слышал, моржи уплывают в море.

– Истинно, князь.

– Не разумею, Мефодий Аверьяныч. Как же твоя артель смогла с моржовым зубом прибыть?

– Вот я и толкую, что самоеды помогли. Бесхитростный народ. Мы им подарили железные изделия, а они нас до моржового могильника довели. Тяжел был путь. Поднялись с самоедами на какую-то высоченную гряду, и сердце захолонуло. С другой стороны круча обрывалась отвесной стеной. Внизу от суши в Студеное море врезался гладкий берег, окруженный полукольцом непроходимыми скалами, кои запирали берег дикими мысами. Залив был довольно обширный, а вся земля была усеяна камнями, валунами и погибшими моржами. Именно в этот залив они и приплывали умирать.

– Но как удалось спуститься с отвесной кручи?

– Самоеды захватили с собой канаты, перевитые узлами для рук и ног. Когда спускались в могильник, страху натерпелись, зато потом увидели такую сказочную добычу, что глаза разбегались. Моржовые клыки – и на полсажени, и длиной в аршин, и в ладонь, ибо с матерыми зверями находились и детеныши. Моржовых зубов на могильнике было столько, что и на сотню артелей хватит… А потом был обратный путь. Пятерых людей потеряли. Приходилось с лихими людьми сражаться, князь. Мы их называем «соловьями-разбойниками», коих бояре нанимают.

Лицо Мефодия посуровело, пальцы сжались в кулак, и он потряс им, словно кому-то угрожая.

– Башку бы оторвать этим боярам!

– Вижу, недоволен боярами?

Мефодий вновь испытующе глянул на князя. Дерзко прозвучали его слова:

– А ты, князь, доволен новгородскими боярами? Они не только от своих вотчин кормятся. У них все клети пушниной и рыбьим зубом забиты. Вот и посылают к Студеному морю лихих людей, а потом в торговлю пускаются. Новгородские бояре – самые богатые и самые лютые на Руси. Мы же добрых людей теряем. Иногда подумай, князь, на кого в Новгороде опираться. С купцами ты не худо потолковал, они на вече свое слово скажут. С боярами же ты лад не найдешь, но и ремесленный люд всяко может повернуть.

Истину высказал купец Мефодий, но такие назидательные слова не каждый человек князю произнесет. И слава Богу, что такие люди есть в Новгороде, и их надо всемерно поощрять, приближать к своему двору.

– Спасибо за слово правое, Мефодий Аверьяныч. Возьму на замету… И как же вы от лихих отбиваетесь?

– На Югру идем, как на бой с печенегами. Со щитами, луками, колчанами, копьями и мечами. В узких горловинах рек ограждаем ушкуи с товарами неприступной стеной. Плечо к плечу, щит к щиту, а длинные копья – вперед! Чтобы ни пешие, ни конные не могли прорваться к ушкуям. Лиходеи тучи стрел пускают, но наши щиты длинные, прикрывают всего человека, обиты кожей и медными пластинами. Не взять! А кончится узкая горловина или перекат, тут уж мы сами разбойников стрелами отгоняем. На реке же мы недоступны. Гордыми лебедями плывут наши ушкуи.

– А что северные люди?

– Восторгаются нами, князь. Ведь мы прошли тысячу верст. Добрый, безобидный народ, и весь в меха закутан. От мала до велика выходят нас провожать в обратную дорогу.

– Однако смел же новгородский купец. Честь ему и хвала! Таких отважных купцов, мнится мне, во всем мире не сыскать…

Велико значение Господина Великого Новгорода для Руси. Самый большой город после Киева, один из главных «данников». Как тут великому князю не грозиться войной, коль он останется без самого смачного куска. Да он горло перегрызет…

Прежде чем собирать новгородцев на вече, Ярослав Владимирович провел совет со своими ближними боярами: Могутой, Озаркой и Заботкой. Каждого молча выслушал, а потом произнес:

– По речам вашим утвердился в мысли, что войны с великим князем не избыть. Но дань мне самому позарез нужна. Буду изрекать об этом на вече. Но допрежь попрошу собрать всех старост, кои над ремесленным людом поставлены. Разговор будет не так уж и прост. На большом разговоре без промаха не бывает, а посему надо найти веские слова. Вас же попрошу на вече не горячиться. Криком избы не срубишь. Крикунов и без нас будет предостаточно. Высказывайтесь степенно и твердо. И что бы на вече ни случилось, будьте непоколебимы.

На другое утро на Торговой стороне звонко и всполошенно загремело вечевое било, подвешенное на двух деревянных столбах.

С обеих сторон Новгорода, побросав самые неотложные дела, побежали к помосту горожане: посадник, бояре, тысяцкий, кончанские старосты, купцы, соцкие и десяцкие, ремесленники, мелкие церковные служители, за коими вышел и епископ Иоаким.

Бежали со всех концов: Неревского, Людина (Гончарского), Славенского – и со всех улиц.

Знатные люди могли приехать к помосту и на конях, но того не делали, ведая, что на вече и без того не протолкнуться. В нередких кровавых драках, когда люди были разъярены, могли убить не только человека, но и лошадь. Лишь одному князю дозволено было прибыть на вече верхом на коне, но бояре его шли вслед за ним пешком.