Перед ним расстилались поля, они тянулись далеко на восток. Мальчишкой Стефан работал на них. Сперва под руководством отца, а потом под строгим взглядом вечно недовольной матери. В северо-восточном углу самого большого поля стояла заброшенная с закатом эпохи разума каменная церковь. Еще три зимы назад жители деревни решили, что ее крыша обвалится, но она до сих пор держалась.

На севере долина спускалась к реке, за которой раскинулись богатые земли. Все, что Стефан видел перед собой, принадлежало ему. Это казалось странным, и, наверное, избавиться от этого ощущения он бы не смог. Когда король решил назначить его лордом этих земель, он отказался, но лишь в первый раз: король ценил скромность, но терпеть не мог возражений, особенно когда дело касалось подарка, который любой назвал бы щедрым.

Впрочем, слово «подарок» не самое подходящее. Земли, издревле называвшиеся Иной Стороной, были наградой, тысячу раз заслуженной в битвах за защиту королевства. И если бы ему пожаловали любой другой земельный надел такого же размера и значения, то Стефан даже не стал бы отказываться. Он знал, насколько важно было то, что он сделал. Лишь из-за мужчин и женщин, живших в Иной Стороне и работавших там, Стефан пытался отказаться от королевской награды. Он вырос среди этих людей, он был самым обычным мальчишкой, а теперь по приказу короля стал их лордом. И нельзя не сказать, что люди отнеслись к этой новости по-разному.

На небольшой деревенской площади было, как всегда, шумно и многолюдно. У колодца выстроилась небольшая толпа. Крепкие женщины, работавшие в поле с упрямой решительностью, которой позавидовали бы их мужья, с деревянными ведрами в руках терпеливо ждали своей очереди. Стефан был далеко от колодца и не слышал их голосов, но все же был уверен, что слухи уже растекаются по деревне, как холодная вода, которую поднимают из каменного колодца.

Внизу, у реки, стирали одежду. У кромки воды играли дети. Заводилой был Артур Аллен. В следующем месяце ему должно было исполниться пятнадцать, и он наслаждался последним летом детства, потому что его уже ждали ответственность и взрослые обязанности. Артур командовал группой мальчишек и девчонок поменьше, они стояли кругом, в одной руке держали палки, а другой прикрывали глаза. В пыли были начерчены круги и петли. Стефан никак не мог понять правил игры, но у детей с этим, видимо, не было проблем.

С пенька на прогалине за игрой наблюдала Мэри Купер. Ей уже исполнилось пятнадцать, и теперь ее чаще всего можно было найти на поле Куперов, у кромки леса, где Мэри вытаскивала из земли камни, которые могли повредить плуг, и с корнем вырывала курчавый вьюнок.

Работа была тяжелой, и Стефан, как и все остальные, знал это. Такая работа старила, от нее на лице появлялись морщины и на спине начинал расти горб. Эта участь ждала и Мэри Купер, если только вдруг в долину не заехал бы какой-нибудь джентльмен из замка и не увез бы Мэри с собой, чтобы жениться на ней.

Мэри Купер еще нельзя было назвать взрослой – Стефан в отличие от других не думал, что в день пятнадцатилетия следует прощаться с детством и начинать взрослую жизнь, однако он все же пока не готов был спорить об этом с жителями деревни: были другие проблемы, гораздо более важные и при этом не такие скандальные, – и все же уже было видно, что она станет красавицей. Она была хорошей девушкой – доброй, благопристойной, трудолюбивой. Ее отец умер, когда она была маленькой, и с тех пор Мэри с матерью жила в маленьком домике, он стоял в том месте, где сходились два их небольших поля.

Мэри была тихой, но Стефану казалось, что в ней есть твердость, которую она показывала, когда это требовалось: Мэри не была дурочкой и старалась это доказать, потому что красавиц вроде нее обычно считают недалекими.

Ее волосы были цвета пшеничного поля, освещенного полуденным солнцем. Ее изгибы, скрытые платьем, – плавными. Ее лицо радовало глаз мягкими чертами. Стефан не раз замечал, что мужчины из деревни задерживали на Мэри взгляд дольше, чем следовало бы. Это происходило все чаще и чаще, и Стефан боялся, что скоро наступит время, когда он не сможет держать язык за зубами.

И пока все старались (пусть некоторые и не очень усердно) скрыть свою похоть, Артур Аллен смотрел на Мэри с искренним восхищением, свойственным одной лишь юности, – с широко распахнутыми глазами и с приоткрытым ртом, будто не мог поверить в то, что Мэри реальна. Его неприкрытая пылкая страсть была в деревне предметом сплетен и насмешек. Впрочем, жестокости в этом не было: мужчины и женщины Иной Стороны, несмотря на жесткость характера, все же помнили (почти все), каково это – быть юным и влюбленным.

Стефан видел, как Артур, играя с детьми, украдкой поглядывал на Мэри Купер. Она же смотрела на реку, которая медленно катила свои воды, и делала вид, что ничего не замечает. Уголки ее губ, правда, слегка подались вверх – едва уловимый намек на улыбку, которая могла бы появиться, прояви Артур инициативу. По этому Стефан догадался, что Мэри заметила взгляды Артура и довольна его вниманием.

Стефан постоял еще немного, наслаждаясь умиротворением, воцарившимся в деревне. Он знал, что оно, как обычно, пришло ненадолго. К обеду станет жарче и страсти накалятся. Начнутся ссоры, которые надо будет уладить, споры, которые придется рассудить, и хорошее настроение, охватившее Стефана, превратится в воспоминание.

Но в тот самый момент Стефан был умиротворен и ему в голову пришла мысль, которая редко посещала его. Он обдумал ее и позволил ей задержаться, чтобы она своим теплом согревала его изнутри: вот почему мы отправились в приграничные земли, вот почему мы с кровью пробивали себе путь домой. Вот за что мы боролись.

Инстинктивно Стефан, как всегда, потянулся к мечу. Стук был громким, настойчивым и раздавался где-то совсем рядом. Стефан открыл глаза и понял, что еще темно. Ночь уже перевалила за середину – из-под ставен, закрывавших окна, лилась не чернота, а мягкий фиолетовый свет, но все же еще было слишком рано для обычного стука в дверь.

Стефан спустил ноги с кровати и взял меч. Он всегда был под рукой, даже когда Стефан спал. Теперь же он испытывал знакомую грусть оттого, что оружие так удобно лежало в руке. Его рукоять уже с дюжину раз заново обтягивали кожей, и каждый раз всего за пару дней она принимала привычную форму, без которой меч уже и нельзя было представить. Большой палец Стефана удобно ложился на затертый пятачок кожи, а остальные четыре – в едва заметные углубления. Меч был продолжением руки, и Стефан всегда чувствовал себя без него некомфортно, хотя в последний раз работать им со злостью ему довелось много месяцев назад.

В одной ночной рубашке Стефан пересек крошечную комнатку своего обиталища, босые ноги бесшумно ступали по земляному полу. В некоторых деревенских домах пол был деревянным, а в особняках, окружавших замок, встречались и керамические плитки с замысловатым узором, и даже мрамор. Стефан тоже мог себе все это позволить, но у него не было тяги к роскоши. Он любил твердо стоять на земле. Он боролся за свою землю, он убивал и калечил ради нее и теперь хотел ее чувствовать.

Стук раздался снова, громкий и долгий. Стефан остановился примерно в трех метрах от двери – вне досягаемости для копья, которое могли бросить в щель между дверью и стеной.

– Кто явился сюда?! – прокричал Стефан.

Ответ последовал незамедлительно:

– Сара Купер, милорд.

Стефан поморщился в темноте. Он так и не привык к титулу и не знал, привыкнет ли когда-нибудь.

– В чем дело? – спросил он.

– Это из-за Мэри.

– С ней все в порядке?

– Не знаю, милорд, – сказала Сара. – Я не могу ее найти.

Стефан нахмурился. Он открыл засов и распахнул дверь. За нею стояла Сара Купер, плотно закутанная в шаль. Ночи в Иной Стороне были холодными даже летом: с горы дул ветер, приятный днем и пробирающий до костей после захода солнца.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Стефан. – Когда ты в последний раз ее видела?