<p>
- Это я не от редьки, а от вина, - оправдывалась я.</p>
<p>
- Какого? – методично вел допрос родственник Каркуши.</p>
<p>
- Горынычевского, а этот чешуйчатый паразит даже не предупредил, что оно такое коварное! – слабо негодовала я.</p>
<p>
- Чье вино ты пила? – у поражённого отвис клюв.</p>
<p>
- Ты головную боль вылечить можешь? – где ж я в этом захолустье таблетки обезболивающие найду?</p>
<p>
Ворон взмахнул крылом, меня обдуло ветерком, чудесным образом убирая головную боль.</p>
<p>
- Щур, ты кудесник! – с трудом веря в произошедшее, обрадовалась я.</p>
<p>
Ворон довольно каркнул, но в моей голове на этот раз колокольного набата не случилось.</p>
<p>
- А белочки и зайчики с тобой прибежали? – вспомнила я о Ванюшкиных друзьях.</p>
<p>
- Нет, они границу не рискнули пересекать, их химеры и горгульи переловили бы, - снисходительно ответил ворон.</p>
<p>
Я уселась на постель и, укрывшись одеялом, стала внимательно разглядывать птичку.</p>
<p>
- Тогда, как ты, друг любезный, сможешь объяснить свое здесь появление? – прищурившись, допытывалась я. – И почему тебя тварюшки не тронули?</p>
<p>
Птица, замерев, уставилась на меня немигающими глазами.</p>
<p>
- Выходит, работаешь на два фронта! – констатировала я. – Говори, шельмец, что Кощей задумал?</p>
<p>
- Елисея извести! – даже не задумавшись, ответил Щур.</p>
<p>
- И этот врет! – возмутилась я. – Не стыдно?</p>
<p>
- С чего ты взяла, что я вру? – пытался оскорбиться чернявенький.</p>
<p>
- С того, что если бы Кощей захотел извести оболтуса, то давным-давно это сделал бы. Насколько я помню, еще вчера днем косенький был вполне свободен в своих передвижениях, а ближе к вечеру его арестовали! Почему так? Чем-то другим были заняты? И про царенка забыли! Поздно спохватились! Для отвода глаз в тюрьму засунули! – вела я допрос говорящей птицы. - Я права?</p>
<p>
- Тебе виднее, красавица! – пытался отшутиться ворон. - ОЙ! – взвился под потолок пернатый.</p>
<p>
Сынулька-таки смог осуществить свою недавнюю мечту: незаметно подкрасться к ворону, вырвать у него из шикарного хвоста перышко, одновременно при этом так удачно отомстив за маму.</p>
<p>
- Больно? – оскалившись, поинтересовалась я.</p>
<p>
- Да! – честно ответил Щур.</p>
<p>
- Будешь дальше врать, и пытки продолжатся! – угрожающе поползла я по кровати в сторону вредной птицы с явным намерением поймать перспективный ужин и ощипать.</p>
<p>
- Кар! – вновь прокричал ворон и вылетел в открытое окно.</p>
<p>
И этот что-то скрывает! Ситуация, в которой все всё или почти всё знают, все, кроме меня, начинала изрядно бесить. Решив, что продолжать столь чудесное утро с негатива неправильно, потянулась еще один раз и, вспомнив, как жаркие руки моего кареглазого блуждали по телу, улыбаясь и мурлыча себе под нос, отправилась умываться и одеваться. Елисейка мне больше нравился свободным, надо было выручать парня.</p>
<p>
Глава 2</p>
<p>
На завтрак пошла цветущая! В новом зеленом платье, с рукавами по локоть и воротником стоечкой! Открыв утром платяной шкаф, не обнаружила в нем ни одного наряда с блестящей отделкой. Видимо, учли мои пожелания, что я высказала на вчерашних посиделках, и заменили тряпки, согласно моим, довольно-таки нетрезвым высказываниям. Приятно! ОЧЕНЬ приятно! Поэтому, облачившись в длинное платье цвета сочной травы, поплыла в трапезную в образе весны и в отличном настроении. Нас с детьми сопровождала нехилая группа поддержки, состоявшая из косо смотревшего на меня Серого Волка, двух горгулий и двух химер, которые, завидев Ванятку с Источкой, радостно завиляли хвостами, отбивая от стен штукатурку и ломая мебель. Зайдя в столовую, мы тут же стали участниками эпического действа: баба Яга, широко размахивая руками и громко сморкаясь, рыдала на груди Святояра, баба Янина не ограничивала себя лишь одной «жилеткой» и проделывала это сразу с Тихоном и Любомиром, крепко держа их за рубахи, чтобы не сбежали, окаянные.</p>
<p>
- Всем доброе утро! – широко улыбаясь, поздоровалась я. – Дети, присаживайтесь за стол, завтракать будем.</p>
<p>
- Да как, при таком горе, кушать-то можно? Кусочек в горле не застрянет? – пыталась воззвать к моей совести баба Янина.</p>
<p>
От громкого завывания, малыши застыли и, как под гипнозом, чуть приоткрыв рты, уставились на бабулькин слезный водопад.</p>
<p>
- Янинушка! – от услышанного имени бабуська аж подскочила, и тут же неосмотрительно выпала из страдальческого образа. - Вам тут один очаровательный кавалер приветы передавал и тоже взывал к Вашей совести и памяти. Этот обаяшка явно по Вам сохнет, - язвила я, почем зря.</p>
<p>
- Он про меня спрашивал? Что сказал? Страдает? – тут же отцепившись от, резко ставших ненужными, старшего стрельца и конника, кокетливо выспрашивала седенькая старушка, посверкивая озорными глазенками.</p>
<p>
- Да как Вам не совестно, Янина Серафонтовна! В такой тяжелый час для царевича Елисея кавалерами интересоваться?!! – широко всплеснула я руками.</p>
<p>
