Гимнастерка, пропитавшись жидкостью, прилипала к телу под тяжестью боевого снаряжения и солнца, беспощадно жалившего своими стрелами лица и руки солдат.

Сергей перевернулся на другой, еще не онемевший от лежания бок, высвободил руку из-под себя, медленно, аккуратно достал вспотевшими скользящими пальцами сигарету. Захватив ее губами, поджег спичку, прикрывая одной рукой взметнувшийся огонек и дым. Перевернувшись на спину, пощупал холодный бок еще не успевшей нагреться солдатской фляжки. Отстегнул клапан футляра, приложил ее к горячей, покрывшейся соленой коркой щеке, затем ко лбу, на мгновение застыл, принимая желаемое за действительное. «Побольше бы воды ледяной!» – подумал он. Отложив сигарету в сторону, сделал несколько коротких осторожных глотков, задержал воду во рту на долю секунды и проглотил драгоценные живительные капли, ощутив моментальное облегчение во всем своем напряженном теле. Перевернулся на живот и, с трудом напрягая зрение, пряча глаза от солнца, посмотрел в сторону уже ожившего кишлака. Было тихо. Только время от

времени блеяли овцы и кучей бегали и возились в серой пыли кишлачные куры, мелкие, как двухмесячные цыплята. А точнее, дико-домашние куропатки. «Наверное, нужно машину и БТР набить ими под самую завязку, чтобы покормить наш взвод»,

– подумал Сергей и сглотнул густую липкую горьковатую слюну, представив себе большой круглый стол, аккуратно-застеленный чисто пахнущей белоснежной скатертью. Запах домашних цветов, только что срезанных в саду, ласковые руки своей мамы, которая суетилась возле него, старалась угодить ему во всем, что он попросит. И стало так хорошо и приятно на сердце, что Сергей позабыл о своей настоящей жизни. И о том, что он здесь, в Афганистане, и о том, что ему сейчас идти в бой. Ему казалось, что он дома, растянулся на большой пуховой перине, наслаждается жизнью вольной и беззаботной. Он, Сергей Крымов, солдат своей Родины. Он, недавний студент и хороший друг своих друзей. И заклокотало у него в груди, обволакивающей дрожью пробежала по всему телу волна сиюминутного наслаждения. Он зажмурил глаза, и ему стало больно от судороги, взорвавшейся в голове. Закрывая руками перекошенное лицо, Сергей встал на колени.

– Ты что, Серый, куда собрался? – услышал он как будто издалека доносящийся голос. – Что с тобой? – его кто-то дергал за ткань гимнастерки. – Ну, пригнись! – тихо прошипел Иванов. – Что с тобой, братишка?

– А-а-а, а-а-а, – сильно задышал Сергей, пытаясь справиться с тяжестью, нахлынувшей в его грудь, невидимой путой заставляющей его задыхаться в

этом и так душащем воздухе. – А-а-а, что? – с недоумением посмотрев в глаза Иванова, Сергей увидел перед собой черное расплывчатое пятно.

Он опять попытался встать на ноги, сжимая пальцами лицо. Его обхватили со спины, повалили на землю, прижимая к ней тяжестью тел.

– Что с тобой, Серый? – услышал он спокойный говор Петрухи.

Сергей, немного успокоившись, пытался справиться с навалившимися на его лицо судорогами. Он прохрипел, скрипя зубами, с трудом разжимая челюсти:

– Голова у меня раскололась.

Закрывая глаза, он чувствовал, как пульсировали на висках вздувшиеся жилы и наливались тяжелой кровью глаза.

– Ну что ты, что ты, братишка, терпи, сейчас, сейчас я тебе помогу, сейчас я тебя успокою, браток, – ласково выговаривал Черкас с украинским акцентом, придерживая Сергея за затылок. – Иван, пакет, еще один, – обращаясь к Иванову, негромко крикнул он.

Рванув зубами индивидуальный пакет, Иванов достал шприц-тюбик с промедолом и легким хлопком вогнал иглу в икру ноги Сергея. Выдавив жидкость, отбросил в сторону израсходованный тюбик. Через некоторое время Сергей ощутил, что боль покинула его измученное тело. В голове посветлело и стало легко дышать, со лба исчезли вздувшиеся бугры.

– Ну вот и хорошо, ну вот и ладненько, – услышал Сергей все тот же ласковый голос Петрухи. – Все, успокойся. Опять у тебя крыша съезжает, да, братишка? Опять о себе Чарикар напоминает? – спросил друг и посмотрел ему прямо в глаза, прищурив свои

маленькие, в пушистых ресницах, глазки.

– Ну, ты как себя чувствуешь? – улыбаясь, спросил снова Черкас, понимая, что от промедола Сергея, по- простому говоря, «прет во все стороны».

– Все хорошо, Петруха, все нормально, – с улыбкой ответил Сергей, переворачиваясь со спины на живот.

– Ну и ладненько, – опять проговорил Петруха и, прижимая к глазам полевой бинокль, обратил пристальный взгляд в сторон ближайшего дувала с развалившимися воротами и черными разводами от прямого попадания снарядов в стенах убогой лачуги.

На один миг открыв глаза после успокоившего его обезболивающего укола, Сергей в легком тумане наркотической слабости увидел, как от дувала, расположенного чуть выше, куда пристально вглядывался Черкас, метнулась черная тень. Встряхнув головой, Сергей вновь зажмурился, предполагая, что это ему показалось, и отбрасывая мысль о реальности.

– Смотри, духи! За дувалом, вон бур торчит. Смотри, – не отрываясь от бинокля, сказал Черкас, выставив вперед указательный палец.

– Значит, мне не показалось, – моментально выйдя из состояния слабости, понял Сергей, прикладывая к своим глазам предложенный Черкасом бинокль.

Да, действительно, духи были метрах в пятидесяти от разведчиков.

– Может, они нас не заметили? А-а? – вопросительно проговорил Петруха и посмотрел на Сергея, щелкнув предохранителем на автомате, поправляя не спеша гранаты на поясе и «лифчике».

– Ну конечно, – возразил ему Сергей, по примеру друга поправляя свое боевое снаряжение. – Я их заметил еще раньше тебя, вон там, – он указал рукой на каменный валун метрах в тридцати-пятидесяти от засады. – Я думал, мне показалось, после промедола, ан нет, так оно и есть, дружище.

– Сегодня, чувствую, предстоит нам серьезная работа, – сказал Петруха и посмотрел в сторону ротного, ожидая от него незамедлительных распоряжений.

Ждать долго не пришлось. Как только это было сказано Черкасом, взвод самопроизвольно зашевелился.

– Отделение сержанта Иванова, приготовиться к движению, остальные остаются на месте, в прикрытии. Наблюдение вести постоянно, выставить дозоры по кругу. Связь держать четко. Выходить на позывные только шифром. Свяжитесь с центральным, доложите ситуацию, – четко отдал распоряжение Губанов, новый командир роты.

Новичок в этой войне, но выдержанный. Его смелый взгляд вселял надежду в солдат, к ним он тянулся всей душой, прощая ошибки и ненависть к этой службе на земле Афганистана. Ходили слухи внутри батальона смерти, что переведен он «сюда, в самое пекло, с пограничной заставы Кушка, где побил морду начальнику заставы за плохое отношение к солдатам. Его больше всех эксплуатировали, посылали в самые немыслимые переделки, может быть, желая таким образом побыстрее избавиться от него. Делали это по приказу сверху. Он был худощав, но крепок. В свои двадцать четыре года он был юн, но никто не замечал в нем этого. Он общался с

солдатами в бою на равных, а в батальоне пытался выдерживать простительное расстояние, но всегда был приветлив, тактичен и добр, и мог так непринужденно раскурить сигарету «солдатской радости», чтобы стать ближе к боевым товарищам, сумевшим оценить его за последние два-три месяца. Он был зол на войну и готов был рвать врага, вцепившись в него зубами. И своим примером заражал солдат.

– Выйдем с западной стороны, зайдем к ним в тыл, – передернув затвор своего автомата с подствольником и поставив его на предохранитель, распорядился ротный. – Посмотрим, что там за праздник себе устроили «зеленые». Со мной пойдут шесть человек. Иванов, ты со своими пройдешься, как договорились. Сейчас вместе идем прямо по арыку, к охранным стенам кишлака.

Отделение в составе двенадцати человек медленно, не спеша, выдерживая расстояние между идущими, сгибаясь под пятидесятикилограммовой тяжестью боевого снаряжения, двигалось по высохшему руслу, поднимая пыль. Охватившая одну треть дувалов западная стена, которая защищала от внезапного вторжения со стороны близлежащих гор, встретила мертвой тишиной. Тишиной уже знакомой и нудной, пустынной потрескивающей тишиной. Куда-то подевались обитатели селения, исчезли животные, и не бегает по пыльным улицам голопузая афганская ребятня. Они как будто провалились сквозь сухую окаменелую землю, затаились в ожидании неминуемого. Так казалось на первый взгляд.