Кино, прогулки и шары,
Воздушные да надувные.
Но это все лишь до поры –
Влюбленности дары шальные.
И чуть серьезный разговор
Им прозвучал как приговор.
– …
– Эй, не грусти.
Ну все. Прости.
– Да нет…
Возможно, правильно ты сделал,
Что это мне сейчас поведал.
А знаешь, все же верю я:
У нас счастливая семья
С тобою будет, Радамель.
Я рядом буду. Мне поверь!
Должно у нас все получиться;
Не будешь, знаю, ты мириться
С тем, что сейчас вокруг имеешь.
Иначе поступить не смеешь!
Свой ум, способности предав,
В себе имея этот нрав.
Ты знаешь, я тебе не льщу
И утешений не ищу.
Все это время, наблюдая,
Тебя совсем неплохо зная,
Я эти говорю слова.
– Надеюсь, ты, Адель, права…
А все ж не забывай, родная,
В каких краях мы обитаем.
Какие нынче нравы тут;
Какие качества здесь чтут.
Быть может, что из окон панорамных,
Сентиментально-идеальных,
Ты видишь праздную страну.
Вот только я… в другой живу,–
Решив, что лучшим тут ответом
Ее молчание лишь станет,
Адель, прервав его на этом,
В его объятья снова канет.
– Да, кстати, а родители о нас
Твои чего-нибудь да знают?
– Нет… Правда, думала подчас
Все рассказать. Не разрешают.
Вернее, говорят, что рано.
Я не пойму порой их, право.
Твердят, что нужно доучиться,
А отношения потом.
Я не привыкла так делиться
О чем- то сокровенном, о своем.
– Но в то же время свою дочь
Они бы лицезреть не прочь
До свадьбы непорочно-чистой
И целомудрием лучистой?
– Скорее, это их наказ.
Чтоб в сокровенный день и час
Предстала пред своим супругом
Я, не плененная недугом
Всех легкомысленных девиц,
Пополнив ряд тех единиц,
Сумевших честь свою сберечь,
Не смея ею пренебречь.
– Вот подлинный где эгоизм!
Не тот, меня чем притыкала.
Ведь этот миленький трюизм,
Ах, если бы ты только знала,
Противоречит естеству:
Постпубертанта торжеству! –
Тут Радамель (Себе лишь верен)
Прием, что временем проверен,
Бестактно снова применил –
Он факт иронией склонил.
При этом хитро улыбаясь,
Адель слегка смутить стараясь.
Она с довольством на устах,
С незримой робостью, в сердцах,
Ему чуть слышно прошептала:
«Какой вы остроумный парень…»
И мочку уха целовала.
– И этим уже элитарен! –
В ответ услышала она –
Любви счастливая раба.
– Наверно, мы несовременны
В том, что касается сего.
– Любимая, поверь, нетленны
Столпы величия того,
О чем с тобой мы говорим.
Ты вспомни, чем покончил Рим,
Взрастив в себе зерно разврата.
Садом, Гоморра и Эллада…
Уж мне ль тебе напомнить надо,
Явилась чем за это плата?
– Их Бог за это наказал?…
– Да нет, иначе б я сказал,
Не прикрываясь небесами:
Те наказали себя сами.
– …
– Все ж целомудрие и честь
В своей основе – мир и есть.
Мир, в коем нет срамных болезней,
Нет безотцовщины и блуда.
И этот мир куда полезней,
Но мы с тобою не оттуда;
Пока лежим, обняв друг друга:
Тебе не муж, мне не супруга,
Мы, в меньшей степени, но все же,
Своих страстей рабы ведь тоже.
Диагноз, верно, «утопист»
Над головой моей повис?
Всего лишь разума каприз…
Хронический я реалист.
Не праведник я, не святой.
Я вел себя всегда с тобой
Благоразумно потому,
Что ты, наперекор всему,
Сберечь сумела свою честь.
Я мог ли этим пренебречь?
И сколь кого бы не любил,
Поверь, себя бы не женил
На легкомыслием больных
Девиц прекрасных, но шальных.