Этот цикл повторялся вновь и вновь, после чего станок развернул рулон упаковочного материала, натянул его вокруг каркаса и закрепил. Готовая продукция была поставлена набок и отодвинута сторону. Через минуту был собран и обтянут второй экземпляр. Одна девушка из танцующих подошла к месту складирования готовой продукции, без труда подняла изготовленный экземпляр и одной рукой вынесла его на танцпол, после чего разрезала упаковку ножом, ярко сверкавшим в лучах цветомузыки. Кровать, самая обычная кровать в несколько щелчков была установлена на полу, оставалось только положить матрас. Танцовщица залезла на решетку кровати и начала усиленно прыгать на ней. Кровать пружинила как настоящий трамплин, и уже через несколько секунд танцовщица разводила в прыжке ноги и даже делала настоящее сальто.

Девушка уселась поудобнее и начала теребить пальцами кудряшки своей бороды.

– Как же хорошо.

Губерт Итд был уверен, что она улыбается.

– Классная кровать, – сказал он, не придумав ничего иного.

– Просто отличная, – ответила та. – Здесь было много прибыльных линеек продукции, но кровати были самыми лучшими. Их хорошо закупали гостиницы, так как такие кровати практически невозможно сломать, а весят они не больше перышка.

– Почему же их перестали выпускать?

– Ничего не перестали. Шесть месяцев назад «Муджи» закрыла завод и переехала в Альберту. Получила огромные субсидии на переезд, провинция Онтарио просто не смогла предложить ничего лучшего. Они работали здесь всего пару лет, весь персонал составлял двадцать человек, а двухлетние налоговые каникулы как раз заканчивались. С тех пор это место пустует. Мы можем производить здесь всю линейку продукции, всю мебель «Муджи», в том числе те вещи, которые идут под брендами «Нестле», «Стандарт-энд-Пурс» и «Моет Шандон». Стулья, столы, стеллажи, полки. Следующий праздник мы собираемся провести в Оранджвилле на пустующем заводе по выработке сырья для логистических цепочек. Если не попадемся, то сможем выпустить мебель для пары тысяч семей.

– Вы это делаете совершенно бесплатно?

Она посмотрела на него долгим, серьезным взглядом.

– Мы – организаторы коммунистического праздника, уже забыл?

– А, ну да! Хотя… как же вы зарабатываете на еду и все такое?

Она пожала плечами.

– Крутимся-вертимся то здесь, то там. Что под руку подвернется. Незнакомые люди, как правило, очень добры.

– Люди приносят вам еду, а вы им даете вот эти вещи?

– Нет, – ответила она. – Мы не поддерживаем принцип натурального обмена. Это подарки. Экономика дарения. Все отдается бесплатно, и взамен ничего не требуется.

Теперь настала очередь Губерта Итд задавать вопросы:

– Как часто вам делают подарок, после того, как вы дарите одну из таких кроватей? Может, кто-то берет кровать, а потом приходит и оставляет что-то для вас?

– Конечно. Очень трудно отучить людей от привычки взаимовыгодного обмена в эпоху дефицита. Но мы-то понимаем, что им ничего не нужно приносить. Вот ты что-нибудь принес сегодня?

Он похлопал себя по карманам:

– У меня с собой только пара миллионов баксов, ничего серьезного.

– Ну и оставь их себе. Деньги мы точно никогда не берем. Мама всегда говорила, что деньги – это самый дерьмовый подарок. Любой, кто попытается здесь всучить кому-нибудь или взять с кого-нибудь деньги, будет вышвырнут пинком под зад без какого-либо права на возвращение.

– Тогда я вообще не буду доставать кошелек из штанов.

– Правильная мысль! – она была достаточно доброжелательна, чтобы не заметить двусмысленности, от которой покраснел сам Губерт Итд. – Кстати, меня зовут Пранкушка.

– А я думал, что только у меня родители больные.

Борода начала причудливо извиваться.

– Это имя придумали не мои родители, – сказала она. – Это мое партийное имя. Смесь пранка и Золушки.

– Как Троцкий, – ответил он. – Его звали Лев Давыдович. В одиннадцатом классе я делал независимый исторический проект по большевизму. Однако здесь все гораздо интереснее.

– Говорят, что старик Карл поставил правильный диагноз, но прописал не тот рецепт. – Она пожала плечами. – Все будет иначе, когда Коммунистический праздник станет настоящей партией. Решение еще не принято. Скорее всего, мы попросту схлопнемся. Как это происходит у вас там, на дирижаблях, да?

– Дирижабли разрываются, – ответил он.

– Ха! Ха! Ха!

– Извини, – он выставил ноги наружу и облокотился на поручень, который заскрипел, но выдержал. Он вдруг понял, что мог упасть с десятиметровой высоты на бетонный пол. Отдышавшись, он продолжал: – Но все верно, с дирижаблями ничего не вышло.

По документам и чертежам все казалось безупречным. Занялись этим богатые временем и бедные деньгами люди, имевшие друзей по всему свету. Эксплуатация дирижаблей не требовала особых затрат, если, конечно, скорость не имела решающего значения. Возникали сотни новых компаний, шли разговоры об экологическом и подходящем для климата транспорте, люди мечтали о «новом веке авиации». Несмотря на все это возникало неизбежное ощущение золотой лихорадки, игры в «музыкальные стулья», когда очень небольшое число удачливых людей с достаточным количеством денег перестало бы делать вид, что им было дело до хоть какой-нибудь авиации, кроме той, что всегда сопровождается шампанским и теплой маской для сна сразу же после взлета. В отрасли крутилось достаточное количество денег, на правительственном уровне сплошь и рядом шли разговоры о поощрении региональных талантов и появлении новой промышленной реальности. Разговоры сопровождались гигантскими налоговыми скидками на исследования и разработки, а денежные инвестиции все шли и шли нескончаемым потоком.

Через три года, в течение которых Губерт Итд и те, кого он знал, отдали все, что имели, чтобы запустить гигантские плавающие сигары в небо, все схлопнулось. Еще через несколько лет – стало винтажной модой. Губерт Итд видел в клипе о сверхмодной меблировке «номер подлинной старинной отделки со всеми удобствами на дирижабле Марк II». Скрупулезно восстановленный мебельный набор для воздушного судна специально для пары, постоянно проживающей на дирижабле, а не для десятков странствующих летающих бомжей. Губерт Итд однажды провел три месяца в кооперативе, выпускавшем модульные помещения, которые были готовы к установке на платформы воздушных судов. Его потом и кровью заработанная доля должна была давать ему право проводить определенную часть года в небе на борту любого судна, где установлено производимое кооперативом модульное помещение, право на путешествие в неизвестность, где можно было подчиняться лишь преобладающим в этом мире ветрам.

– Не вини себя. Такова уж человеческая природа – верить в воздушные пузыри и думать, что ты весь такой из себя предприниматель и сможешь выбиться из общего ряда. – Она отстегнула бороду и сняла очки. Ее лицо походило на лисью мордашку, вмятины, продавленные тяжелыми очками, были усеяны веснушками и покрыты испариной. Она вытерла пот подолом рубашки, а он обратил внимание на ее бледный живот и родинку у пупка.

– А как насчет твоих людей? – ему хотелось еще пива, однако он понял, что так же хочет в туалет, и подумал, не стоит ли потерпеть, чтобы потом побаловать себя свежей партией пива.

– Мы не предприниматели и не собираемся откуда-либо выбираться. Это не предпринимательская деятельность.

– Люди пытались заниматься и антипредпринимательством. Безделье ведь тоже до добра не доводит.

– Мы и не антипредприниматели. Мы так же похожи на предпринимателей, как бейсбол на крестики-нолики. Мы играем в другую игру.

– И в какую же?

– Пост-дефицит, – сказала она почти с религиозной торжественностью.

Видимо, ему не удалось сохранить нейтральное выражение лица, потому что по ее взгляду стало понятно, как она разозлилась.

– Извини, – вряд ли кто-нибудь когда-либо так много извинялся, как он. Как-то на Хеллоуин его сосед по квартире сделал несколько картонных могильных плит и вывесил их как флаги на кухонных шкафах. Губерту Итд показалось, что тот написал: «Извини».