– Вот и я, первое, о чём подумал, что это – тупиковое направление. Но две вещи не давали покоя. Первая – зачем авторам этого несостоявшегося открытия понадобилось это делать? Начну с того, что очень слабо верится в версию ошибки. Они утверждали, что занимались данными исследованиями несколько лет, и за это время провели сотни экспериментов. Дальше: с самого начала они поступили, скорее, не как исследователи, а как рекламные агенты. Ещё до публикации созвали пресс-конференцию, давали многочисленные интервью журналистам. То есть, сделали всё для того, чтобы шумиха поднялась на весь мир. А вторая вещь – это пропажа статей по ядерным эффектам в материалах, насыщенных тяжёлым водородом. Хотя до того они в научной печати появлялись регулярно.
В рассказе моего собеседника появился отчётливый запах какого-то детектива. Не терпелось скорее добраться до развязки. Но он, как назло, вновь замолчал, глядя куда-то мимо меня, а затем встал со скамьи и принялся неспешно прохаживаться туда-сюда, сложив руки за спиной. Я даже испугался, что доктор сейчас со мной попрощается, так и не дойдя до конца истории. Но, судя по всему, ему просто захотелось немного размять ноги. Прогулявшись так с полминуты, он снова сел на своё место и заговорил.
– Чем больше я узнавал подробности, тем сильнее становилось ощущение, что тут дело нечисто. Всё это очень смахивало на искусственную провокацию. Ведь, если вдуматься – на что могли рассчитывать эти горе-учёные? Неужели они сомневались в том, что, после того, как раструбили на весь мир о своём открытии, тут же в десятках лабораторий сотни исследователей не примутся повторять их эксперименты? Очень маловероятно. Они должны были прекрасно осознавать, что в героях им ходить не больше пары лет. А дальше – всё, конец научной карьере. И, тем не менее, пошли на этот шаг. У меня есть только одно объяснение: их кто-то заставил так поступить. Кто? Видимо, тот, кому это было выгодно. К тому моменту исследования по ядерному синтезу при сверхвысоких температурах без особых успехов продолжались уже почти сорок лет. Во всём мире создавались всё более громадные и дорогие установки, на которых работали тысячи учёных. Образовывались целые научные школы во главе с академиками. Короче, это научное направление потихоньку стало превращаться в обычный бизнес. Правительства выделяют огромные средства, которыми кормится куча народа – начиная от строителей, заканчивая производителями комплектующих. А учёные каждый год дают всё новые обещания: мол, вот мы сейчас построим новую установку в десять раз дороже прежней, и тогда уж точно всё получится. Новая установка вступает в строй, но успехов опять почти нет. А дальше новые обещания и новые ещё более дорогие установки. В принципе, от этой ситуации выигрывали все, кроме населения, которое своими налогами содержало эту кормушку. Чтобы вы могли представить себе порядок цифр, могу сказать, что на деньги, потраченные на последнюю установку, которую создавали сразу несколько крупных стран, можно было бы построить несколько мостов через Мессинский пролив. Кстати, эту махину, величиной с многоэтажный дом, так до Апокалипсиса толком и не успели запустить. И тут представим себе такую ситуацию.
На этом моменте доктор вновь остановился, глядя на меня с каким-то хитрым прищуром. Я понял, что таким способом он закручивает интригу, драматизируя ситуацию.
– Вдруг кто-то из заинтересованных лиц, к примеру, учёный, участвующий в исследованиях на такой установке, читает научные журналы и натыкается в них на статьи, где указывается на эффекты, свидетельствующие о прохождении реакций синтеза ядер в условиях, не требующих гигантских температур. Как он воспримет подобные публикации? Правильно – как потенциальную угрозу своей деятельности. А что он станет делать в данной ситуации? Наиболее вероятно, что расскажет ещё более заинтересованному лицу – своему научному руководителю. Который уже лично принимает участие в дележе финансового пирога. Тот, в свою очередь, должен собрать наиболее крупных поставщиков и подрядчиков и доходчиво объяснить, сколько те потеряют, если вдруг кто-то и вправду добьётся серьёзного успеха в одном из таких альтернативных направлений. Что могут сделать эти уже по-настоящему серьёзные люди, чтобы не лишиться хорошего дохода? Самое эффективное – дискредитировать подобные исследования так, чтобы само понятие низкотемпературного ядерного синтеза стало чем-то вроде ереси, о которую никто не захотел бы запачкать свою репутацию. Лучше всего это сделать, раструбив на весь мир о величайшем прорыве, а затем с треском опровергнув. Что, собственно, мы и наблюдаем на примере той пары учёных, о которых я рассказывал. Я не знаю, каким образом на них смогли повлиять – заплатили им кучу денег, угрожали или как-то ещё, но факт остаётся фактом. Все альтернативные исследования моментально были свёрнуты.
Признаться, я не совсем понял, как рассказ моего собеседника относится к его предположению о том, что в Империи Тьмы сумели добиться успеха в ядерном синтезе. Решил осторожно спросить об этом.
– Я думаю – произнёс доктор Вьеццоли – Что такой сильный удар был нанесён неспроста. Очень вероятно, что эти самые заинтересованные лица всё-таки провели кое-какие исследования по альтернативным направлениям. И увидели, что там действительно можно добиться успеха. Возможно, что даже существуют какие-то публикации по данной теме, которые мне не удалось отыскать. Но которые могли попасть в руки учёных из Империи Тьмы.
Наконец, до меня дошёл весь смысл истории. Признаться, звучало очень логично, но всё равно оценить верность выводов моего собеседника я бы не взялся. Слишком мало мне было известно про Старое Время. Про то, каков был тогда порядок финансирования науки, про взаимоотношения в научной среде. Но я, скорее, был склонен согласиться с выводами доктора.
На этом беседа с Вьеццоли закончилась. Он встал и, улыбнувшись, попрощался. Когда вернулся в свою камеру, первое, что бросилось в глаза – листок бумаги, лежащий посреди стола. Это был мой распорядок дня. Пробежав список, я невольно улыбнулся, вновь почувствовав себя новобранцем лейтенантских курсов.
Потянулись дни, похожие друг на друга, как вороны на телеграфных проводах. В шесть подъём, пробежка по парку во внутреннем дворе, затем гимнастика в спортивном зале. Завтрак, всегда стоявший на столе к моменту моего возвращения. В восемь – начало занятий, которые проходили прямо в моей камере. С утра занятия чаще всего проводил доктор Вьеццоли. Он приносил пожелтевшие от времени учебники из Старого Времени, которые я должен был конспектировать. Обычно наши уроки проходили так: сначала доктор читал лекцию по той теме, которую я конспектировал на предыдущем занятии, а затем задавал вопросы. Если мне что-то было непонятно, то популярно объяснял.
Меня постоянно подмывало спросить моего учителя, чем он вообще занимается при Доме Варбургов. В момент первой нашей встречи доктор произвёл на меня впечатление, скорее, преподавателя какого-нибудь университета или технической школы. Но после более длительного общения я решил, что этот первый вывод, судя по всему, ошибочен. Также он не походил на учёного, как я себе представлял эту категорию людей. Учёные в Королевстве занимались тем, что изучали древние книги, а затем пытались повторить то, что в них написано. Обычно они хорошо разбирались только в какой-то одной узкой области. Доктор же демонстрировал потрясающие знания очень широкого спектра.
Занятия с Вьеццоли чаще всего длились четыре часа. Затем следовал двухчасовой перерыв на обед и отдых. Это время я мог использовать по своему усмотрению, но чаще всего прогуливался по внутреннему двору в неизменной компании своего офицера-охранника. Первое время меня удивляло то, что ни разу не удалось встретить ни одной живой души, что в парке внутреннего двора, что в спортзале. Лишь в коридорах иногда встречались люди, которые при виде нашей компании тут же ускоряли шаг, словно боясь с нами столкнуться. Но, поразмыслив, решил, что, непосредственно перед тем, как я должен посетить какое-либо помещение, его просто очищают от посторонних. Собственно, и постоянное присутствие офицера, как я понял, было призвано предотвратить мое общение с кем либо.
