— Не уезжай, — просила моя мать, глядя на меня сквозь ресницы покрасневшими от горя глазами. — Там все ещё существует предупреждение для туристов.

Мой отец стоял молча, сгорбившись, неся бремя человека, тело дочери которого никогда не будет извлечено из-под обломков. Мы все были лишены возможности проститься, увидеть её лицо в последний раз.

— Я должна, — ответила я. Мне была невыносима мысль, что кто-то чужой перебирает вещи Мо, избавляясь от кусочков её жизни.

И вот я приехала, единственный не путешественник в семье странников, в Nima House в Амоше, где Мо была волонтёром в течение шести месяцев. Это начиналось как романтическое приключение, предполагающее подъем на гору Килиманджаро в компании с любовью всей её жизни. Ну, с любовью всей её жизни в том месяце. Когда он отказался делить свою туалетную бумагу с ней где-то на высоте между 15 000 и 17 000 футов, Мо бросила его задницу и вернулась назад — без туалетной бумаги и билета на самолёт, чтобы улететь оттуда. Наши родители предложили заплатить за неё, но Мо ещё не закончила с Танзанией и уговорила их выделить немного наличных, чтобы она могла задержаться там. Она устроилась на неоплачиваемую должность, работая с детьми в детском доме в обмен на дешёвые продукты питания, жильё и свободное время, чтобы гоняться за водопадами, фламинго и стадами газелей в Серенгети.

— Делай что-нибудь хорошее, посещай достопримечательности, — сказала она, когда мы говорили в последний раз, прежде чем дать мне подробный отчёт о том, как громко и шумно совокуплялись львы. — Каждые пятнадцать минут, Ро. Теперь ты знаешь, что мой Муфаса — долбанный король джунглей.

— Ты извращенка, Мо. Ты просто сидела там и наблюдала?

— Чёрт, да! Ещё у нас был там обед. Тебе нужно притащить сюда свою задницу. Подожди, пока ты не увидишь член слона, Ро…

Она всё болтала и болтала, а я слушала её только вполуха, не зная, что это будет в последний раз, когда я говорю с ней, не зная, что я буду в её комнате глядеть на тот же потолочный вентилятор, на который она, вероятно, смотрела, когда позвонила мне.

За исключением последнего раза, когда Мо позвонила мне из торгового центра.

Когда я не ответила.

Когда она нуждалась во мне больше всего.

Я перевернулась на другой бок, пытаясь сбежать, укрыться от мыслей, которые неотступно преследовали меня.

Кровать рядом с моей была пуста и аккуратно заправлена. Соседки Мо по комнате, Коринны, уже не было. Она впустила меня накануне вечером и обняла.

— Мне так жаль, — сказала она, — это была такая удивительная душа.

Упоминание Мо в прошедшем времени было болезненным. Просыпаться в её постели было больно. Я встала и раздвинула занавески. Было позже, чем я ожидала, но я всё ещё приспосабливалась к разнице во времени. Цементный пол был жёстким под ногами, поэтому я скользнула в тапочки Мо. Они были с кроличьими мордами, с розовыми носами и ушками, которые болтались туда-сюда, когда я ходила.

Я встала в центре комнаты и огляделась. Со стороны Мо был узкий шкаф, но одежда либо соскользнула с вешалки, либо сестра никогда не трудилась развешивать её.

Вероятно, последнее. Я улыбнулась. Мы были такими разными и в тоже время настолько близки, как могли быть только две сестры. Я могла слышать её болтовню в своей голове, пока перебирала её вещи.

«Эй, помнишь, когда я заполнила воздушный шар блёстками и спрятала его у тебя в шкафу? Он лопнул, и вся твоя одежда была настолько блестящей, что ты в течение нескольких дней выглядела как диско-шар».

Думать о ней так, словно Мо была рядом со мной, помогло мне пройти через весь этот ад. Это помогло мне не сломаться, когда я складывала топы, которые она никогда не будет снова носить, они все ещё хранили её запах.

«Не забудь про выдвижной ящик, Ро. Такое облегчение, что это делаешь ты. Можешь ли ты себе представить, что мама найдёт фалоиммитатор? Я вроде как обсуждала это сама с собой, но он такой реалистичный, ты знаешь? Тебе обязательно нужно купить такой же, чувак. Нет Муфасы? Не беспокойся…».

И так проходил день: под комментарии Мо, которые порхали в моей голове подобно бабочкам, перелетающим от цветка к цветку, прощаясь, когда солнце скрылось за горизонтом.

Уже близился вечер, когда я снова встала и осмотрела комнату. Всё вещи Мо были в коробках, кроме карты на её стене, покрытой стикерами с её небрежными, витиеватыми надписями, и лент, которые Мо привязала на вентилятор. Я не могла заставить себя убрать их. К тому же, у меня было ещё три недели, прежде чем я вернусь в Англию. Я хотела увидеть места, которые она упоминала, понять магию, которая вела её, найти какое-нибудь решение в том месте, которое её поглотило.

Торговый центр «Килимани» был всё ещё огромной зияющей дырой в земле, но гражданским лицам был нанесён сопутствующий ущерб. Целью стрелявших был министр правительства, который выступал на съезде в тот день. Его охрана сопровождала его в безопасное место, когда взорвался начинённый взрывчаткой автомобиль, убив их всех. Он сработал на подземной стоянке, и большая часть торгового центра рухнула. Никто не взял на себя ответственность, и следователи всё ещё разбирали завалы. Это была одна из тех трагических, бессмысленных вещей, как когда без предупреждения появляется воронка и засасывает ваш автомобиль, дом, людей, которых вы любите. Некого винить за это, так что вы носите вашу боль и гнев с собой, всё время ожидая озарения, зерна понимания того, что помогло бы вам двигаться дальше, потому что, наверняка, всё это что-то значило.

Я опустилась на кровать и обняла подушку Мо, желая иметь возможность почувствовать её руки вокруг меня. Что-то твёрдое скользнуло под моими пальцами. Я сунула руку под наволочку и вытащила чехол для очков. Её запасная пара всё ещё была там — в оранжевой, в форме кошачьих глаз, оправе. Мо имела привычку прятать вещи в наволочку. Я была удивлена, что не обнаружила их накануне. Опять же, я была слишком подавлена, чтобы заметить их.

— Я бы хотела, чтобы ты могла видеть мир моими глазами, — говорила она мне, когда я не могла понять очарование её образа жизни.

«Ну, вот я здесь, Мо». Я надела её очки и оглядела комнату через их искаженные призмы.

Солнце садилось, и его золотой свет заполнил комнату, падая на стену. Металлические гвозди, которые удерживали карту над её столом, сияли как блёстки, которые Мо высыпала на мою одежду.

Я встала и проследила пальцами вдоль жёлтых стикеров, которые она закрепила на ней. Сняв её очки, я наклонилась ближе, чтобы прочитать их.

14 апреля — Мириаму (Нони)

2 мая — Хузуни (Пендо)

12 июня — Джавекс (Кабуда)

17 июля — Джума (Барака)

29 августа — Сумуни (Меймоси)

1 сентября — Фураха (Магеса)

Записи были странными и трудно расшифровываемыми. Первые три были вычеркнуты чёрными чернилами. Они были разбросаны по карте, словно кости, что брошены были в игре, некоторые ближе к Амошу, некоторые дальше от него.

— Вау. Ты много сделала, — сказала Коринна, когда вошла в комнату и бросила сумку на кровать. — Ты не выходила весь день?

Я посмотрела на себя. Я всё ещё была в своей пижаме.

— Ты ела что-нибудь? — спросила она.

Я покачала головой, понимая, что последний раз я перекусывала в самолёте.

— Как ты можешь быть сестрой Мо? Мы называли её Злюка-Мо, когда она не ела. Она начинала беситься, когда была голодной.

Коринна направила меня в сторону ванной.

— Прими душ, чтобы мы могли поужинать.

Я посмотрела на своё отражение, пока расчёсывала волосы. Тёплые каштановые волны были естественно разделены пробором и ложились мягко на одну сторону, плавно ниспадая мне на лоб. В моих глазах всё ещё стоял тот испуганный взгляд, который появляется у людей, когда ты отнимаешь что-нибудь у них, что-то ценное. Они казались тёмно-коричневыми, как если бы зрачки были расширенными и оставались такими. Мо так выглядела, когда была взволнована чем-то, хотя её глаза были далеки от обычного коричневатого цвета. Они напоминали мне о тёплой древесине и золотом песке. Наши родители удачно назвали нас. Мо была непринуждённой, как тёплые Карибы, с прохладным, беззаботным ритмом регги, что укачивал вас на волнах. Я была тихой бухтой и древними горами. Я не одевалась слишком ярко и не говорила слишком громко. Мне было более комфортно смешиваться с толпой на заднем плане. Моя среднестатистическая внешность облегчала это. Средний рост, средний вес, средняя работа, средняя жизнь. Я во всем была середнячком.