– Да, это явно не самосад.

– А кто же их мог здесь посадить посреди глухой тайги?

– Судя по толщине деревьев, им лет тридцать.

– По крайней мере, не меньше двадцати.

– Интересно, а их нашли?

– Нет. Это над их могилками посадили.

– Очень смешно.

– А Алексей улыбнулся.

– Когда я в армии четверть века отслужу, тоже улыбаться буду.

– О, у тебя еще чувство юмора сохранилось. Значит, еще не все потеряно.

– А что у них листья какие-то черные. У нашего дома каштан рос, так у него много светлее листья были.

– Да и липкий лист какой-то.

– Может, тля. Дай посмотрю. Действительно. По-моему – это сок. Обождите, что-то я вспоминаю, что некоторые растения перед дождем “плачут“. Я не помню, относится к ним каштан или нет, но лучше перестраховаться.

– Да какой дождь, Алексей. На небе ни облачка.

– Согласен. Обычно у меня перед сменой погоды голова болит. А сейчас нет. Но, все равно, не нравится мне этот лист.

– Не нравится – не ешь.

– Очень смешно.

– Еще один.

И все засмеялись. По дороге к костру я наклонился и сорвал растение.

– Мужики, вот отцветший клевер. Видите?

– Ну и …

– А то, что клевер перед дождем наклоняет свою головку и как бы прячет ее в верхние листья. Глядите.

– Ни че не вижу.

– Никогда не обращал внимания.

– Зато я прекрасно это знаю.

– Алексей, ты такой умный, аж противно. Тебя уже убивать пора.

– Не противно, а завидно. Верно?

– И завидно. Но еще больше – противно.

– Хочешь, секрет открою?

– Ну?

– Я перед вылетом умную книжку прочитал. Называется она: “Туристу о растениях“. Я по дороге хотел в Шмаковку к дружку заехать на пару суток, по тайге полазить. Интересно же.

– Ну и как? Заехал?

– Заехал. Только дружек уже отошел в мир иной. И там ждет меня.

– Ничего. Потерпит. У него теперь времени этого завались. Как и у нас, впрочем.

– На счет нас не согласен. Подготовлюсь я лучше к дождю.

– Ну, давай, давай.

– Лучше ты через сутки надо мною посмеешься, чем сожалеть о потерянном огне. Максим, укрой аккумулятор, пожалуйста.

Под навесом из остатков корпуса вертолета я вырыл куском пропеллера продолговатую яму. Уложил дно и бока камнями. Андрей подкинул мне пару больших камней.

– Алексей, гляди – вот камень и вот камень. Какая разница? Можешь не отвечать, так как вопрос риторический. Этот плотный, монолит. А этот явно пористый. Пористый камень при нагреве может рвануть, как граната. Поэтому перед обкладыванием их надо проверять – постучать один об другой. Если в камне есть полость, особенно наполненная жидкостью, то жидкость при нагреве будет расширяться быстрее, чем толща камня, то есть будет взрыв. Может и не убьет, но хлопот прибавит.

– А я как-то не подумал об этом.

– Не ты первый. Просто ты в походы не ходил. На природу и в поход – разные вещи.

– Теперь я понял.

– Да. Век живи, век учись.

– И дураком помрешь.

– А ты что хочешь? Абсолютное знание только у Бога.

Потом я на камни набросал старых углей из действующего костра и всякой деревянной мелочи. Взял прутики потолще и заточил их концы множеством заусенцев. По обеим сторонам костра положил вязанки дров, стянутые по краям. Сверху, крест-накрест, другие, чуть покороче. Получилась своеобразная пирамидка. При горении угли будут сваливаться в канавку, а пирамида будет становиться меньше и при этом не разваливаться. А длинную яму я сделал для того, чтобы троим сразу, можно было греться, если в дождь похолодает. После этого я максимально забил площадь сухими дровами.

– Алексей, а сидеть-то где мы будем? – поинтересовался Андрей.

– Андрэ, ты Эзопа читал?

– В школе.

– Понял. Кто не читал – рассказываю, кто забыл – напоминаю. Как-то Эзопу потребовалось добраться из одного города в другой. А между ними, то ли пустыня была, то ли разбойники. Неважно. Решил он “на хвост упасть“ одному попутному каравану. Попросился. А ему говорят: “Возьмем, но только носильщиком. Выбирай сам себе груз, который понесешь до этого города“. Осмотрелся Эзоп и взял тяжелую корзину с хлебом. Все носильщики засмеялись: рядом были и более легкие вещи, хотя и достаточно тяжелые. Тронулись в путь. К вечеру остановились на ночлег. Поели. Часть хлеба забрали из корзины Эзопа. На следующий день опять отдыхали и ели. Ели хлеб из корзины Эзопа. Вскоре выбросил Эзоп пустую корзину и пошел налегке. А у других носильщиков с каждым километром ноши становились все тяжелее и тяжелее.

– Это точно. Помню в училище, как нас на кросс гоняли. Первый километр автомат легкий, а на пятом – ремень так плечо оттянет, что потом еще неделю болит.

– Это от непривычки. Вы же летчики. А нас гоняли и с автоматом, и со скаткой из шинели, и с лопаткой. Иногда даже в противогазе. Короче, еще вопросы о дровах есть?

– Нет.

– Тогда отдыхай.

– Не-а. Ты посмотри на небо. Видишь облака на небе перистые.

– Учу. Значит, до дождя пара часов.

– По крайней мере, до смены погоды. Ты был прав. Как обычно, впрочем.

– Ну, такая уж я какашка.

– Нет, ты хорошая какашка.

– Какашка хорошая пока на нее не наступили, не потревожили. А еще лучше – в землю закопанная.

– Нет, туда нам еще рано. А вот тревожить тебя я не рекомендовал бы.

– Я отходчивый.

Погода не дала нам даже двух часов. Вскоре небо потемнело, и пошел тропический ливень, который вскоре перешел в нудный обложной мелко моросящий дождичек. Под навесом, обдуваемым теплым воздухом костра, мы задремали.

– Э-э, мужики! Мотор! Вы слышите? Вертолет. Это спасатели. Костер! Разжигай костер!

Мы все выскочили под дождь. Где-то в стороне, еле видно среди туч, мелькал родной Ми-8. Андрей схватил консервную банку, руками набросал туда несколько горящих угольков и, прикрывая собственным телом эту драгоценность, побежал к нашему аварийному костру. Собственно, я уже понял, что будет. Ливень плюс обложной дождь сделали свое черное дело.

– Операция “Спасти подполковника запаса“ провалилась в самом начале. – Грустно сказал я Максиму и полез под навес.

Вскоре вернулся под навес и Андрей.

– Жаль, что я матом не ругаюсь, а то бы ругнулся. – Тоже грустно сказал Максим.

– Видно ты в душе горожанин.

– А что в городе матом не ругаются?

– Ругаются. Но дело в том, вернее, основа этого в этом, что в деревне матом не ругаются. В деревне матом разговаривают. А так как отток из деревни в город большой, деревня, благодаря бездарному не профессиональному и, что еще страшнее, продажному Правительству, вымирает, то это.… Нет, не буду озвучивать то, что я подумал. Хотя, как посмотришь на это пьяное матерящееся существо, то иного слова и не скажешь. Эта масса, поселившись в городе, в большом доме думает, что они уже стали горожанами. Но этого же мало. Он продолжает существовать тем же, что и было. Его дети в школе ведут себя, как родители. Хотя им и учителя, и друзья подсказывают, как надо себя вести. Но влияние, постоянный пример поведения родителей – это могучая вещь в воспитании. Это матрица поведения ребенка. И только в третьем, четвертом поколениях деревенщина становится городским жителем с потомственной, а не вынужденной, претензией на культуру, интеллигентность, интеллект. Хотя и не обязательно. Некоторые и не становятся.

– А как он им станет, если все работяги матерятся.

– Согласен, но не совсем. Есть и врачи матерящиеся. А мой отец и дядька хоть и сами приехали из села, но оба не матерились. У них в доме это не было принято. Да и по культуре не уступали инженерам.

– Ты же сам сказал, что родители дают матрицу поведения детям. Вот и ты до подполковника дорос, а никогда ни одного солдата или прапора не оскорбил.

– Нет. Пару раз на солдат кричал. А один раз даже матом.

– Ну и как?

– Представляешь, он мне говорит: “Товарищ капитан, вам не идет матом ругаться. Давайте я так больше не буду, а вы больше не ругайтесь матом“. Видал. Ультиматум целый.