Яростный вопль парня отвлек меня от созерцания столь отрадного зрелища. Я понял, что пора смываться. Отбросив в сторону шланг, ко мне уже летела привлеченная криком мама. Загородив меня своим телом, она обрушила на мальчишек такой шквал праведного возмущения по поводу хулиганов, издевающихся над маленьким невинным ангелом, что те, позабыв о жаре, помчались прочь со скоростью курьерского поезда.

Моя следующая победа оказалось еще более значительной, хотя могла доставить мне неприятности гораздо большие, чем драка со старшими мальчишками.

Мама и приехавшая в гости сестра пошли за мясом к дяде Жоре, знакомому мяснику, и я, как всегда, отправился вместе с ними. Магазин, где работал дядя Жора, стоял у въезда во двор, перегороженного деревянным шлагбаумом. Водители грузовиков, которым было гораздо удобнее заезжать во двор, чем разгружаться снаружи, регулярно сбивали шлагбаум. Жители двора его восстанавливали, и этот процесс циклически повторялся в полном соответствии с учением инь-ян. В тот день, когда мама, сестра и я явились навестить дядю Жору, шлагбаум пребывал в состоянии «переходной противоположности», то есть был наполовину сломан, и его торчащий обломанный край сыграл решающую роль во всей истории.

По случаю обеденного перерыва мясник и грузчики магазина удобно расположились на улице недалеко от останков шлагбаума. Оставив меня под присмотром дяди Жоры, мать и сестра решили заскочить на минутку к знакомой, которая жила над магазином.

Дядя Жора был большим и сильным и пользовался значительным авторитетом в среде магазинных грузчиков и, тем более, продавщиц. Поэтому игра, которую мы затеяли с ним, мне очень нравилась. Мы мерились силой. Я изо всех сил толкал дядю Жору, а он, сопротивляясь для вида, слегка отступал назад. Я был уже достаточно умен, чтобы понять, что он мне поддается, а победа, добытая таким путем, не могла доставить мне морального удовлетворения. Поэтому, снова ощутив в себе пробуждающиеся инстинкты не знающего поражений бойца, я выработал хитрую стратегию, которая должна была принести мне чистую победу. Деловито посапывая, я продолжал толкать мясника, искусно направляя его на то, что осталось от шлагбаума. Когда ноги дяди Жоры уже почти коснулись его, я, собрав все свои силы, толкнул его, что было мочи.

Споткнувшись о шлагбаум, дядя Жора перелетел через него и приземлился с жутким грохотом, сопровождаемым его собственным воплем и диким хохотом грузчиков. Оглушенный падением, мясник, видимо, не сразу смог сообразить, что я всего лишь ребенок, и в нем пробудились инстинкты далеких воинственных предков. Не соображая, что он делает, дядя Жора вскочил и с яростным воплем бросился на меня.

На мое счастье, в этот момент во дворе появились мать и сестра. Лена успела закрыть меня своим телом, и удары мясника пришлись на нее. Тут подоспели мать и грузчики, мясника оттащили, но у Лены еще долгое время оставались синяки. Хотя реакция мясника меня здорово напугала, в глубине души я почему-то гордился собой.

– Ты был рожден с душой воина, – сказал Ли. – Твоя удача в том, что тебе удалось не только сохранить, но и укрепить свою душу. Детская интуиция с годами притупилась, но зато она нашла опору в сознательном использовании твоих возможностей. Вспоминая детское спонтанное интуитивное проявление волевых эманаций с сопровождающими их мыслеобразами, ты приблизишься к осознанию своей внутренней силы и научишься взаимодействовать с ней. В нужные моменты ты сумеешь отказаться от управления сознания и полагаться только на интуитивное начало.

К теме волевых эманаций Учитель возвращался еще много раз, используя для их пробуждения самые разные упражнения, в том числе с использованием криков, боли, внутренних переживаний и всевозможных эмоциональных привязок.

Одним из излюбленных способов создания эманаций для Учителя оказалось чтение стихов. Однажды он заставил меня прочитать несколько моих любимых стихотворений, давая им яркую эмоциональную окраску, так, чтобы каждое слово и каждая фраза отражали характерную именно для них смысловую нагрузку.

– Ты должен читать так, чтобы человек, не знающий русского языка, почувствовал, о чем идет речь, – объяснил Учитель. – Настоящий актер не только умеет читать красиво и с выражением, но ему удается создать соответствующие мыслеобразы произносимого текста. Великие актеры способны передать эти мыслеобразы залу так, что каждый зритель помимо своей воли начинает ощущать то же самое, что и актер, захваченный порожденными им мыслеобразами.

Одним из моих любимых стихотворений для создания волевых эманаций было стихотворение «Ермак» неизвестного мне автора. Оно представляло весьма торжественную версию похорон Ермака в сочетании с историей терзаний его так и не нашедшей успокоения души. В своих мыслеобразах я старался передать мрачную атмосферу утеса, где находилась могила героя, и яростную тоску его загробного голоса.

Другим стихотворением, чтение которого пробуждало у меня еще более мощные волевые эманации, было стихотворение Гумилева «Камень», мистический настрой которого увлекал меня романтикой ужаса и бессилия человеческого существа перед лицом неведомых, безжалостных и губительных сверхъестественных сил.

Я читал стихотворение, представляя себя то камнем, то человеком, которого этот камень убивает, то сторонним наблюдателем.

В состоянии камня волевые эманации, пробуждаемые у меня чтением стихотворения, со временем стали формировать четкий и живой образ камня. Я действительно превращался в него. Мое тело становилось черным и мрачным обломком скалы, испещренным глубокими щелями, сквозь которые в темноте сияли зловещие огни, красные и дикие, как глаза хищного зверя. Холодный и кровавый внутренний пламень, который пылал внутри меня, был порождением темных дьявольских сил, наполнивших его сознанием беспощадного и неотвратимого, как сама судьба, убийцы. Я уничтожал любого, кто когда-либо прикасался ко мне или кого мне велел уничтожить звучащий откуда-то из моих глубин голос. Я мог летать, подчиняясь силе собственной мысли и, обрушиваясь на врага, чувствовать, как его тело прогибается под моим весом, как хрустят его сминаемые кости и как ручейки теплой крови ласкают меня, стекая по трещинам.