— Что ж, тогда почему Скорпиус не живет в Мэноре? — прервал Малфой-старший их игру в гляделки. — Здесь достаточно домовиков, которые позаботились бы о мальчике в отсутствие отца, а вы бы спокойно могли заняться карьерой и…
— Потому что это совершенно без надобности, — прервал отца Драко, и по его голосу было понятно, что он терял терпение. — Мальчику нужна мать, и Гермиона справляется с этой ролью, по-моему, я уже объяснял это. И думаю, с дележкой ребенка мы в состоянии справиться сами.
Его ответ был таким резким, что Грейнджер была уверена — они говорили об этом раньше. Плотно сжатые челюсти были достаточно красноречивы, чтобы свидетельствовать о злости слизеринца, но он был достаточно Малфоем, чтобы не дать ей выплеснуться.
Этот небольшой акт согласия, произошедший между ними, дал ей словно дополнительную опору или, скорее, дополнительный бак кислорода в этом помещении, и впервые за весь вечер она была точно уверена, что переживет эти несколько часов без потерь.
— Горячее было просто превосходно! — преувеличено восторженно отозвалась Нарцисса. — Но, боюсь, что наша гостья может быстро заскучать, если организованная нами программа будет состоять только из яств, неважно, насколько постарались домовые! Мисс Грейнджер, вы не хотели бы осмотреть замок? Я с удовольствием покажу вам цветочные оранжереи, надеюсь, мой сын сохранил их в прежнем состоянии.
— Обижаешь, мама, — устало произнес Драко, но все же чувствуя явное облегчение.
— С удовольствием, — Гермиона встала, спросив Скорпиуса, все ли нормально, но он уже поднялся, попросившись на кухню, чтобы проведать Тинки.
Сделав внушительный круг по верхнему этажу, который гриффиндорка никогда в жизни не повторила бы сама, они оказались в одной из верхних башен Мэнора. Она поразила ее своей красотой, а это уже была не просто какая-то там похвала из вежливости, потому что буквально каждая комната в этом замке была произведением искусства. Темного, где-то жуткого, но все еще искусства. От пола до потолка этой круглой башни располагались окна, с которых наблюдалась довольно внушительная высота, а вокруг лавандового дивана пестрили разномастные цветы, ничуть не уступающие саду, часть которого можно было наблюдать из окна.
— Здесь растут мои самые нежные цветы — орхидеи, я их обожаю, — произнесла Нарцисса, касаясь лепестка ярко розовой орхидеи. И, оглядевшись, Гермиона поняла, что действительно этого вида цветов здесь больше всего.
— Наверное, вы скучаете по своему саду, — сказала девушка, зная, что о любви миссис Малфой к цветам ходили легенды.
— О, ну что вы, мисс Грейнджер, во Франции у меня чудесный сад. Я думала, что Драко угробит мои труды на этом поприще за считанные месяцы, он никогда не тяготел к цветам. Но, к счастью, я ошибалась, и сейчас вижу, что в особняке все работает, как часы — Драко стал прекрасным хозяином, — ответила Нарцисса, а в ее голосе слышалась нескрываемая гордость.
— Я полагала, вы наведываетесь в Лондон чаще, — Гермиона пыталась поддерживать светскую беседу и, признаться, с миссис Малфой это было куда легче делать, нежели с Люциусом.
— Теперь наш дом в Бордо, нам там по душе, там спокойно, после всего того, через что прошла наша семья. Уверена, вы и сами все понимаете, вы не кажетесь мне глупой, мисс Грейнджер, — в этом, наверное, была особенность Нарциссы — она не утаивала и не скрывала очевидных вещей, как любил это делать ее муж. Женщина чаще говорила прямо. — К тому же, не стоит злоупотреблять гостеприимством.
Последняя фраза явно была сказана в шутливой манере, но все же заинтересовала Гермиону.
— Но вы ведь все еще хозяева Мэнора.
— Увы, это не так, — покачала головой Нарцисса, поправляя уложенные в прическу платиновые волосы. — Вступив в наследство, Драко стал единственным хозяином особняка, и следующей фигурой здесь будет миссис Малфой, о которой, я тоже уверена, вы осведомлены.
— Да, я знаю о его скорой помолвке, — ответила Гермиона, и ее голос стал сухим, как столетний пергамент.
— И что же вы думаете по этому поводу?
— А что я должна думать по этому поводу? — в горле сушило так, что она была уверена в своих способностях выпить галлон воды. — Я желаю ему счастья.
— Неужели это вас ничуть не трогает? — Нарцисса прищурилась, наблюдая за реакциями девушки.
— Миссис Малфой, вы должны знать, что Драко меня совершенно не интересует… как мужчина, — если есть в этом мире святые силы, то они должны бросить все свои умения на то, чтобы прямо в эту секунду Гермиона не покраснела.
Словно по велению злого рока перед глазами у нее возникла картина, когда Малфой схватил свою водолазку и снял ее через голову, нависая над Гермионой. Ее мозг позаботился о том, чтобы она помнила каждую деталь и умела прокручивать это в замедленной съемке. Будто удостоверяясь, что девушка точно вспомнила каждую мелочь. Будто бы даже запредельное количество алкоголя, выпитого на голодный желудок, могло это стереть из памяти.
— Довольно странно слышать об этом, имея удовольствие разговаривать с вашим общим ребенком, — хмыкнула Нарцисса, огибая башню с другой стороны и попутно просматривая листья.
— Понимаю, но мы с вашим сыном сохраняем максимально деловую дистанцию в связи с этой ситуацией, вам не о чем переживать, — и когда ложь успела научиться срываться с ее губ так легко и естественно? Это ведь змеиный навык.
— Но, знаете, Скорпиус уверен, что вы все равно рано или поздно «помиритесь», — спокойно произнесла женщина, и пусть ее тон совсем не давил, но Грейнджер не переставала чувствовать себя как на допросе.
— Скорпиус многое пережил, и к моему большому удивлению он держится настоящим молодцом, но все же, он ребенок, — выдохнула Гермиона. — Мальчик ведет себя довольно взросло, касаемо этой ситуации, но я уверена, что он сам не до конца понимает всей сути происходящего, и я не могу винить его в том, что он просто хочет отстроить тот мир, к которому привык.
— И что же вы будете делать в таком случае? — Нарцисса подняла голову, и голубые глаза встретились с темно-карими в немом противостоянии. — Поймите, Гермиона, я ведь могу вас так называть? Зовите меня Нарциссой, к черту этот официоз, вы все-таки мать моего внука. Поймите, Гермиона, я хочу сказать вам, что ребенок, особенно который появился как снег на голову, это огромное испытание. И что, если полотно времени изменится настолько, что он никогда не сможет вернуться? Вам придется растить его. Вам и Драко.
— Я… знаю, — сказала гриффиндорка, но на самом деле это было ложью. Она совершенно не знала, что с этим делать. — Но сейчас я хочу сделать все, чтобы та реальность, о которой говорит наш сын, исчезла из всех возможных вариантов. Нужно его защитить — это самое главное, а уж потом, я думаю, мы справимся со своей задачей.
Миссис Малфой задержала на ней свой взгляд, будто пытаясь ощутить вес слов Гермионы или найти в них двойное дно, но, судя по тому, как спустя несколько секунд женщина отступила, ее удовлетворило то, что она там разглядела.
— Надеюсь, вы будете благоразумны, Гермиона.
Я пытаюсь, но благодаря вашему сыну получается все из рук вон плохо.
Когда подали панакоту, атмосфера за столом стала менее угнетающей то ли от того, что Нарцисса с Драко, кажется, взяли роль главных поддержателей беседы на себя, и Люциус ограничивался только сверлением взглядом лба Гермионы. Скорпиус как обычно разбавлял обстановку рассказами о будущем и вопросами, нужно было отдать ему должное: мальчик уже понимал уместность слов, не говоря о том, что было бы неприятно слышать. Это очень бросалось в глаза: его безупречные манеры, на которых оставило след его происхождение. Время близилось к десяти, и Гермиона чувствовала, что гора постепенно соскальзывает у нее с плеч, подобно шелковому платку. На таких мероприятиях не было принято засиживаться, поэтому конец близок, и нужно признаться, все прошло не так кошмарно, как она себе рисовала.
— Это так вкусно, но все равно не сравнится с пирогом, который мы готовим с тетей Джинни, — ответил Скорпиус на вопрос дедушки о том, нравится ли ему сладкое.