Ее слова как-то странно подействовали на Драко, потому что, открыв глаза, Гермиона увидела, что он отступил, сделал шаг назад. Глаза Малфоя вновь стали непробиваемой стеной, за которой не было видно ничего: лишь серость, дым и абсолютная пустота, которую парень всегда показывал.
— Нам нужно это закончить, — наконец, повторил Драко, кивнув.
Она выдохнула, понимая, что не смогла бы выдержать еще одного раунда.
— Только не наказывай Тинки, я прошу тебя, — попросила Гермиона, вновь заставив чемодан приподняться на пару сантиметров над землей. — Она мне помогала, потому что знала, что меня не отговорить.
— Ладно, — согласился слизеринец, и даже по его голосу невозможно было ничего понять.
Гермиона завернула за угол и, схватив в руку горсть летучего пороха, тут же бросила его себе под ноги, не оборачиваясь.
***
Полить цветы, которых после всего этого времени не спасла бы даже живая вода — это первое, что сделала Гермиона, вернувшись домой. Вторым было… что ж, проплакать два дня. Она помнила все предписания врача по поводу позитивных эмоций, но в каком-то роде это они. Это было что-то нужное, словно полное очищение. Два дня прошли словно в кисельной жиже, потому что все, что Гермиона делала — оплакивала Скорпиуса. Невозможно было просто забыть о том, что человек, который за все эти месяцы успел стать твоей частью, растворился в воздухе и больше не появится утром, чтобы потребовать торт без завтрака. И если бы она смогла просто стереть его, это не являлось бы нормой.
Несколько фильмов были просмотрены во время этих вечеров, но ни единый не оставил места в сознании. Гермиона даже ела на автомате. Но каким-то чудом, открыв глаза на третий день, она почувствовала, что ей помогло. У нее получилось отпустить.
Конечно, любой бы сказал, что это не имеет смысла, но никто из них не был родителем внезапно исчезнувшего ребенка. Только после нескольких ванн пролитых слез, до нее, кажется, наконец, дошло. Она беременна. У меня будет ребенок.
До определенного момента Гермиона воспринимала эту мысль как что-то фоновое, будто пациент, для которого прием таблеток вошел в норму, но он уже помнить не помнил, от чего их принимает. И только сейчас она действительно почувствовала.
У нее, наконец, хватило сил разложить вещи из чемодана, который все эти несколько дней просто валялся посреди комнаты в открытом состоянии, чтобы из него было удобно что-то брать. Шли дни, Гермиона с удовольствием отметила, что Илоиза не страдает чувством обостренной заботливости, и отреагировала на просьбу своей подопечной именно так, как она того просила — завалила ее работой. После стольких дней стресса и страха гриффиндорка была только рада плюхнуться в дела с головой, с единственным отличием в том, что теперь на ее столе стоял чай вместо кофе.
Она проведала родителей, огорошив их новостью о своей беременности. Перед этим Гермиона потратила не один вечер для построения истории о том, куда исчез девятилетний Скорпиус, чтобы нанести минимальный вред для психики магглов. Родители, конечно же, заметили, как мялась дочь, когда они спросили о Драко, но решили опустить эту тему до следующего визита.
Еще одной частью ее личных спавших оков был Рон. Гермиона проведала его в Норе, рассказав новости, и даже небо стало на несколько тонов светлее, когда он отреагировал на это нормально.
— Ты правда не ненавидишь меня? — спросила она, поворачивая чашку в своей руке по кругу.
— Как бы я мог? — поднял брови Рон, приподнимаясь на кровати, так как Молли все еще запрещала ему прерывать постельный режим. — Ты моя лучшая подруга. Всегда ей будешь. Надеюсь, только, что в этот раз все тоже пойдет по плану, и мальчик не вырастет таким же кретином, как папочка.
Слова были обидными, но то, что он сказал это с улыбкой на лице, показывало: теперь Рон точно шутил. Они еще немного поболтали, и Уизли выдал, наверное, десятка два подколов по поводу того, что теперь домовым придется туго. Из-за того, что вряд ли они когда-либо покрывали жаренный картофель шоколадной помадкой или добавляли в рыбу ванильную глазурь. По правде сказать, у Гермионы вообще не было никаких подобных наклонностей. Девушка полезла в интернет, чтобы почитать немного о беременности, и выяснилось, что странные вкусовые предпочтения — это вовсе необязательный пункт. Конечно, не стоило надеяться, что там имелись статьи, которые включали в себя волшебную статистику, но вряд ли процессы были слишком разными.
Прошло почти две недели. И ни одного дня, чтобы Гермиона не старалась выбросить из головы Малфоя. Поэтому вскоре девушка забросила эти попытки. Наверное, странно, но почему-то жить без Драко, зная, что она носит его ребенка, было легче. Несмотря на то, что должно быть наоборот. Но для нее это было что-то вроде его части, нерушимой связи, которая никогда не оборвется.
Тинки приходила каждый день, принося с собой первоклассную еду и даже делая уборку в доме. Гермионе хотелось сказать, что не стоит, но если сама она могла перекусить вчерашней пиццей, то ребенку явно нужно было что-то более здоровое. Девушка считала это верхом эгоистичности, но ко всему прочему отказаться от еды в Мэноре просто невозможно. Особенно, когда аппетит рос как на дрожжах. Честное слово, в какое-то утро Гермиона была уверена, что если бы кто-то вдруг принес ей запеченного слона в полный рост, она бы съела его без лишних рассуждений. Это казалось безумным.
Тинки постоянно интересовалась самочувствием Гермионы и следила, чтобы все витамины, выписанные Фитц, были выпиты вовремя. К счастью, когда Грейнджер отвечала, что все отлично, врать не приходилось. Девушке безумно хотелось как-то отблагодарить эльфийку, она бы даже предложила ей зарплату, если бы не знала, что та оскорбится. Гермиона знала, что Малфой осведомлен обо всех моментах, которые касались ее здоровья благодаря Тинки. Все равно его нехватка порой чувствовалась так остро, что как-то вечером, когда ей страшно захотелось мексиканской еды, она задремала и, услышав стук в дверь, была уверена, что это он. Какое же разочарование постигло гриффиндорку, когда там оказался всего лишь доставщик, которого Гермиона вызвала полтора часа назад. Да, местами она начала тормозить, что невероятно раздражало.
Джинни несколько раз забегала на пару минут после тренировок, сама Грейнджер однажды выбралась к ним на ужин. И никто не заводил речь о Драко, за что она была благодарна. В общем и целом за все эти дни Гермиона привыкла к своему состоянию и даже несмотря на то, что у нее оставалось время отпуска, решила выйти на работу пораньше. Она скучала по Марку, по суете Министерства и уже точно перестала скучать по уединению.
В один из вечеров, когда на экране ноутбука разворачивалась сцена фильма, аннотация которого привлекла Гермиону, девушка услышала стук в окно. Прекратив жевать яблоко, чтобы точно понять, не послышалось ли ей, она встала, одернув любимую «калифорнийскую» футболку, и пошла на кухню. Впустив в комнату октябрьский холод, Гермиона взяла в руки пергамент, и ее сердце запуталось в ребрах, когда девушка увидела фирменную гравировку Малфоев на листе. Она даже провела кончиком пальца по изображению, будто боясь, что оно может оказаться муляжом или иллюзией. Захлопнув окно и отпустив сову, которая была страшно невежливой, как и все совы из Мэнора, будто они проходили какой-то чертов кастинг на соответствие характеров с хозяином, Гермиона открыла письмо. Оно состояло всего из пары предложений, выведенных аккуратным почерком:
Сходишь со мной на свидание?
Ее брови взметнулись вверх, чуть ли не касаясь линии волос. А немного ниже было примечание:
Отлично, я завтра зайду в семь.
Рассмеявшись, Гермиона покачала головой, обмахивая себя пергаментом, потому что в четырех стенах стало реально жарче. Господи, он даже в письме был уверен в ответе собеседника. Или просто не принял бы другой. Это письмо словно сорвало пластырь, чтобы она почувствовала, насколько сильно соскучилась по нему.
Несколькими минутами позже, стоя возле своего шкафа, Гермиона была уверена в двух вещах: зная Драко, он точно не поведет ее на пикник, так что ей нужно платье. А вторая крылась в том, что практически вся одежда была ей мала. Нет, никакого внушительного живота у нее еще не было, разве что совсем крошечный, который никто не заметил бы, если не получил возможность лицезреть ее голой, но в вещах уже становилось ощутимо дискомфортно.
