На лице ангела по-прежнему читалась подозрительность.

– Но чтобы наше сотрудничество оставалось более-менее честным, за вами, в случае обмана с моей стороны, остаётся право тихонько прирезать меня в тёмном переулке.

– Или меня! – азартно добавил Генрим, словно предлагал нечто весёлое. – Линсон-то, может, и спрячется, ищи его потом по подворотням, а уж я никуда не денусь. Каждый рабочий день как штык здесь, в своём кабинете.

– Ладно, мы поняли, – вздохнула дева. Говорила в основном она, голем же молча стоял в стороне. А ещё Сайтеми то и дело произносила «мы», как бы отвечая за двоих сразу. Похоже, перед встречей оба посланца успели как следует пообщаться и войти друг другу в доверие. Потому, наверное, и цена у них так совпала.

Один, значит, нёс с собой больше, но решил не платить больше второго. Такие мысли сами собой закрутились в голове проводника, но он быстро прогнал их. Денег и так навалят с горой, не о них сейчас следует переживать.

– Ещё какие-нибудь условия? – спросила Сайтеми.

– Второе, куда более важное, так как от него будут зависеть уже не деньги, а ваши драгоценные жизни. На время пребывания в Турте вы оба должны беспрекословно подчиняться моим командам и в точности исполнять всё, что я потребую.

Разгладившееся было лицо ангела вновь прорезали недовольные морщинки.

– Не беспокойтесь, я не заставлю вас раздеваться или плясать себе на потеху. Но один шаг не в ту сторону – и я даже не возьмусь собирать ваши бренные косточки, чтобы отправить на родину. Так что, если я говорю стоять – значить стоять, говорю бежать – значит бежать. Говорю, что мы не можем пройти вон по той просторной и чистой улице – значит не можем. Это ясно?

Клиенты согласно кивнули.

– Третье и последнее. Я приложу все усилия, чтобы вы выполнили, что там собирались выполнять, и вышли из Турты на своих двоих. Но если вдруг по каким-то причинам один член группы будет ранен – например, ослушается моего приказа и залезет в ловушку, – возиться с ним никто не станет. Если один из нас не сможет двигаться дальше, остальные пойдут без него. Если вляпаетесь в неприятности оба – я возвращаюсь в Эркон и считаю работу выполненной. Есть вопросы?

– Не скажу, чтобы я была рада озвученным условиям, – протянула Сайтеми, переглянувшись с големом, – но выбирать не приходится. Мы согласны. Когда отправляемся?

***

Анорен широко расправил крылья, замедляя падение, и приземлился на белокаменную мостовую жилого квартала. Несмотря на всю возможную аккуратность, ноги больно ударились о твёрдый камень, и старый ма'аари едва не покатился по дороге.

Он был уже слишком стар для полётов. Пройдёт ещё месяц-другой, и придётся, того и гляди, передвигаться пешком, по-человечьи. Над городом парили в небе десятки крылатых силуэтов – молодые, полные жизни, способные хоть целый день напролёт не касаться земли. Анорен им завидовал, но не смел спорить с судьбой. У всего есть своё начало и свой конец, и жизнь дряхлого ма'аари, отсчитавшего уже восьмой десяток лет – не исключение.

Морщась от боли в стопах и коленях, старик проковылял к крыльцу и вошёл в невысокое двухэтажное здание с круглыми стенами, где вместе с Нерони успел прожить добрых полсотни лет. Теперь в этом доме остался лишь один хозяин.

Некогда уютный гостевой зал был невыносимо пуст. Не задерживаясь, Анорен поплёлся вверх по лестнице, радуясь, что в своё время не ограничился дырой в потолке, как любила делать легкомысленная молодёжь.

Поднявшись на второй этаж, он остановился, опираясь рукой о перила. Верхняя комната словно застряла во времени, ничуть не изменившись за прошедшие годы. Солнечный свет, с трудом пробиваясь сквозь алые занавески, почтительно сохранял в круглом помещении лёгкий полумрак.

По городу ходили слухи, будто старый вдовец превратил комнату почившей жены в настоящий музей, и, чего таить, так оно и было. Тумбы, кресла, диван и овальный письменный стол стояли в строгом соответствии с тем, как расположила их тогда ещё живая Нерони. Это место стало для Анорена святилищем, пожалуй, даже более ценным, чем Небесный Престол Ва'лара.

Старик не смел ничего здесь менять и переставлять, даже уборку он проводил со всей осторожностью, боясь хоть на дюйм сдвинуть вазу на столе или флакон на прикроватной тумбе. У Анорена не было гостей, а если бы кто и зашёл на бутылочку коньяка, то ни за что не был бы допущен на верхний этаж, дабы не нарушить неприкосновенность столь дорогих сердцу стен. Появление посторонних в комнате жены вдовец счёл бы святотатством.

Вот уже шесть лет в эту часть дома не ступал никто, кроме самого хозяина да, быть может, призрака любимой Нерони. Не то чтобы старый ма'аари верил в потустороннее, но слух, не оставивший Анорена с годами, то и дело улавливал доносящиеся сверху странные звуки. То стук, то шорох, то, поднявшись в пустую комнату, случалось заметить лёгкое колыхание покрывала на кровати.

Вот и сейчас, бегло осмотрев комнату, намётанный глаз уловил изменение – столь мелкое и незаметное, что никто другой не обратил бы внимания. Край шторы у правого окна чуть изогнулся, нарушив идеальную симметрию.

Покачав головой, Анорен приблизился к окну и поправил ткань. Теперь всё было на своих местах.

Старик ещё раз обвёл взглядом комнату, тяжело вздохнул и, вернувшись к лестнице, стал спускаться, осторожно нащупывая каждую ступень. День в столице Кеварина шёл своим чередом.

Глава 3. Правда о стальном народе

Пятеро подростков сошлись в круг в середине комнаты. Свечей не было, и хотелось успеть с ритуалом, пока свет заходящего солнца ещё проникал в сломанное окно покосившейся лачуги на окраине Турты. Меж ними на видавшей виды табуретке лежал ломоть чёрствого хлеба, горстка заляпанных медных монет и порванный ботинок.

Было зябко. Осень вступала в свои права, и это, как всегда, сулило тяжёлые времена для уличных беспризорников.

Арамео, вожак шайки, вытянул перед собой руку; меж сжатых пальцев поблёскивал крохотный пузырёк, внутри что-то шевелилось. Вил и Линсон приложили свои кулаки. Следующим в них уткнулась здоровая ручища Тореса – содранные костяшки ещё не зажили после драки с бандой беззубого Филигала. Завершил этот круг маленький кулачок плоскогрудой Перри, втиснувшийся между Торесом и Линсоном. Всего их было пять, и в каждом поблёскивал таинственный пузырёк.

– Мы собрались здесь, дабы перед лицом друг друга принести клятву беспризорника, самую нерушимую из всех клятв. – Молодой главарь силился придать своему хрипловатому голосу напыщенность, подчёркивая значимость момента. – Стоя над тремя символами суровой уличной доли, мы клянёмся: стать единым целым, никогда не предать и не потерять друг друга, а если потеряем, то найти любой ценой, чтобы воссоединиться вновь.

– Клянёмся, – тихо вторил нестройный хор четырёх голосов. Приходилось почти шептать, чтобы не привлечь взрослых с улицы – ведь всенепременно посмеются и, чего доброго, разгонят глупое сборище.

– Клянёмся, что останемся собой, что никто не посмеет повелевать нами, указывать и переделывать нас на свой лад. Клянёмся не согнуться пред злой волей жестокого мира, а если один из нас оступится на долгой дороге, подать ему руку и вернуть на истинный путь.

– Клянёмся.

Воля жестокого мира… Долгая дорога… Истинный путь… Стоило отдать вожаку должное – Арамео не только где-то вычитал, но и умудрился запомнить мудрёные слова, чтобы без запинки зачитать их в день клятвы.

– Клянёмся ни через год, ни через целую жизнь не изменить своим идеалам, не забыть дней, проведённых на улице. Клянёмся прожить свой век и умереть ровно такими, какими стоим мы здесь и сейчас.

– Клянёмся.

– Мы выживем. Если потребуется, выпьем из этого мира все соки – все до последней капли, но не дадим ему себя уничтожить! Посмотрите друг на друга. Запомните лица товарищей, отлейте их сталью в своей памяти. Запомните этот момент. Отныне и навсегда мы – одна семья, и имя нам…