ДВА БОМЖА

Через пятнадцать минут они уже вышли на вокзальной площади. Дошли до троллейбусной остановки, и Олег поставил сумки на скамейку. Сел. Рядом устроилась Люба. Достала из сумочки косметичку, развернула пудреницу. Критически оглядела себя в зеркальце на внутренней стороне верхней крышки. Вздохнула. Принялась запудривать подглазья.

- Надеюсь, ты хорошо саданул этой сволочи, - сказала вдруг негромко, но с нескрываемой ненавистью. - Надеюсь, он там и сдохнет.

- Не надейся. - Олег покосился на людей, стоящих на остановке. - В худшем случае я ему только шкуру попортил. Через три дня заживет.

- Жаль. - Люба захлопнула пудреницу. - Сам меня подставил, отдал. А я-то дура... То он последнюю неделю все приговаривал: другая жизнь, другая жизнь. Как же, устроит ему Труня другую жизнь. Эта гнида жирная собственную мать обворует и продаст. Жалко денег? - подняла глаза на Олега. - Думаешь, правда, жирный трахнул бы разок и отпустил?

- Ничего я не думаю, - сказал Олег и достал сигареты. - А денег жалко, конечно. У меня других нет. Может, и в самом деле, развел меня Труня, как лоха, на бабки.

- Мне Райка как-то, давно уже, рассказывала, что в прошлом году вот так же они девчонку в "Багиру" сдали. А чего, та у матери одна, заступиться некому. Девка до сих пор по саунам отрабатывает. Цену неправильную на коньяк ей сами сказали. Вернее, привезли дорогой, а не предупредили. Она по старой цене выставила, как дешевый. И где это видано, чтобы сорок бутылок коньяка за день ушло? Сами же, небось, и скупили специально. А после смены предъяву ей сделали. Ты, мол, дура такая, в тетрадку не заглянула, цену не проверила. Плати разницу. Тут же на счетчик поставили, расписки отобрали. А потом прямиком из киоска в сауну и отвезли...

- За тебя, я так понимаю, тоже заступиться некому? - спросил Олег.

- Был Васька, да сплыл, - она с презреньем плюнула на асфальт.

- Значит, надо к родителям ехать, - подвел итог Олег. - Где они у тебя?

- А кто их знает, где они сейчас водку пьянствуют. Думаешь, матери до меня дело есть? - Она плюнула ещё раз. - Про отчима и не говорю. Еле дотерпела до окончания школы. Так, сволочь, и норовил лапнуть все время. Мало ему двух раз в тюрьме. Раньше жили в Нижнем Палыме. Слыхал?

- На севере где-то?

- Вот именно, что где-то. Черт два месяца по болотам шарил, пока нашел, а как нашел - удавился с тоски. Раньше там колония была, лес рубили. А как весь вырубили, лагерь снесли. Остались только бывшие охранники да освободившиеся зэки. Мать там на узле связи сидела, а отчим срок мотал. Только они уже переехали оттуда куда-то в Кузбасс. Отчима какой-то подельщик зазвал. А я в это время как раз из общаги ушла к Ваське. Так что я не знаю, где мать, а она не знает, где я. Да и знать неохота никому.

- Веселая история, - посочувствовал Олег. - Выходит, тебе и податься некуда.

- Только к тебе. Тем более, раз уж купил... - Она не смотрел на Олега. - К Ваське мне возврата все равно уже нет...

- Ну, и компания подобралась, - вздохнул Олег, - два бомжа. У меня ведь тоже своего угла нет. На эти деньги собирался комнатешку какую нинаесть купить. Да, вишь, сердце не камень. И работы у меня тоже нет, вчера вдрызг с боссом разругался. Так что не знаю, где и ночевать будем. Денег на обед и ужин ещё хватит, а потом придется как-то выкручиваться.

- Ты не думай, я заработаю и отдам тебе все до копейки, - не очень уверенно начала убеждать его Люба.

- Понятное дело, - с иронией в голосе отозвался Олег. - Ты, главное, в "Багиру" на работу не устраивайся.

- Я же серьезно говорю, - обиделась Люба.

- Я тоже, - эхом отозвал Олег.

Привокзальные голуби, обтерханные, словно бродяги, толклись на остановке, долбили клювами подсолнечную шелуху и подсохшие капли мороженого. Олег и Люба молча смотрели на птичью толкотню, прислонившись плечо к плечу. А к кому ещё могли прислониться эти два бездомных, безденежных, безработных человека? В ком найти опору?

- Ладно, раз уж так сложилось, - Олег поднялся со скамейки, - самое подходящее время, чтобы начать новую жизнь. Между прочим, это для меня день начался неудачно, а тебе, наоборот, счастье привалило.

Люба сонно смотрела на него и, кажется, ничего не понимала. Олег потряс её за плечо.

- Просыпайся, детка. Пойдем. Надо как-то устраиваться в этой жизни.

Люба слепо уставилась на него, потянулась и зевнула. Пробормотала сонно:

- Прямо сил нет, как спать хочется.

Она попыталась было опустить голову и спать дальше, но Олег уже собирал со скамейки сумки и надевал на себя. Подхватил Любу под локоть.

- Вставай, вставай, кудрявая. Я понимаю, ты устала. Бессонная ночь, тревожное утро, катастрофа личной жизни. Потерпи полчасика. Сейчас устроимся и будешь спать, как белый человек, в постели.

Он привел её в зал ожидания вокзала. Здесь на стеклянной стенке одной из касс белела бумажка с надписью "Домашняя гостиница". Но услуги посредника-диспетчера им не понадобились. В двух шагах от стойки их перехватила деловая бабуся в канареечно-желтом демисезонном пальто, сразу взявшая быка за рога:

- Вам ночь переспать или несколько дней пожить? - бабуся поглядела хитро, очевидно принимая за случайных любовников. Она по птичьи вертела головкой на длинной шейке, и её мелкие черненькие глазки смотрели не мигая. А ещё она оттопыривала локотки и совсем становилась похожа на канарейку.

- Нам прямо сейчас, а потом видно будет, - сказал Олег. Ткнул пальцем в сонную Любу. - Ее спать уложу, а самому ещё по городу побегать надо.

- Так вы приезжие, - не то умильно, не то разочарованно протянула Канарейка.

- Ага, из Нижнего Палыма, - гордо сказал Олег. - Слыхали?

- А как же, - обрадовалась Канарейка. - А где это?

- Север представляете где? Так это ещё дальше. - Олег удобнее устроил ремень сумки на плече. - Ночь в общем вагоне без сна и горячего чая. Видите, жена на ходу спит.

- За двоих пятьдесят рублей в сутки. - Бабка хищным взглядом окинула их сумки. - Отдельная комната и все удобства. Деньги вперед.

- Далеко ехать? - поинтересовался Олег.

- Да вон, сразу за площадью, - мотнула бабка головой. - Две минуты пешком.

Пешком оказалось семь минут. И кровать, одна на двоих, до двуспальной явно не дотягивала. В лучшем случае она могла считаться полуторкой. Но Олег рядиться и торговаться не стал. Отдал бабке её законный полтинник и получил ключ от входной двери. Попутно ознакомился с кухней и посудой, дозволенной к употреблению постояльцами. Когда вернулся в комнату, Люба уже лежала под одеялом и сладко посапывала. Вместо ночной рубашки на ней была надета та самая лиловая блузка, пропитанная безутешными слезами.

ОСНОВЫ ЧЕЛНОЧНОЙ ДИПЛОМАТИИ

Лаваш - он и на Урале лаваш. В Горнозаводске хлебные киоски чуть не на каждом углу, и почти в каждом продается лаваш. Он похож на батон, пропущенный через прокатные валки местного металлургического завода, и стоит, естественно, гораздо дороже батона. Покупают его в основном выходцы с Кавказа и из Средней Азии. Да ещё манерные дамы, попутно приобретающие с лотков полиэтиленовые колбаски маринованной корейской морковки и свежие гороскопы в газетном киоске.

Гюзель в газетном киоске никогда ничего не покупала, на корейские салаты неизвестного происхождения смотрела с легким испугом, а вот лаваш брала каждый день. Обычно около полудня, когда привозили свежий. И сегодня она купила две мягких лепешки, положила в полиэтиленовый мешок с ручкам и направилась к ближайшему гастроному. И тут кто-то тронул её сбоку за локоть.

- Здравствуй, Гюзель!

Это был Олег. Женщина испуганно огляделась, не наблюдает ли кто за её встречей с тайным любовником.

- Да я по делу хочу поговорить, - постарался сразу успокоить её Олег, - о работе.

Он даже демонстративно убрал руки за спину, сцепив их сзади в замок, и отошел на полшага в сторону. И Гюзель перестала оглядываться, хотя было видно, что эта неожиданная встреча взволновала её. Она все же решилась поздороваться: