Потом она вошла в подъезд. Их подъезд. Олега душила обида. Он сутуло волокся по лестнице и не знал, что делать, что говорить. Да, их семейные отношения были испорчены, причем давно. Но ему в голову не приходило окончательно их разорвать, развестись, найти другую женщину. В конце концов, у них дети...

- А-а, это ты? - вяло и разочарованно протянула Зоя, словно вместо него мог войти кто-то другой.

Она лежала в кресле с блаженным лицом, чему-то улыбалась. И улыбка эта была блудливой. Так, по крайней мере, оценил её Олег. Туфли и сумка валялись на полу. Вот так же, приходя поздно вечером с работы, она сбрасывала туфли, бросала сумку и падала в кресло. И тянула довольно: "Как я уста-ала!" И появилась у неё эта привычка года два назад, когда перешла на работу в "Финамко".

Ни слова не говоря, Олег прошел на кухню, принялся расталкивать по полкам холодильника свои покупки, пристраивать между Зойкиными "молочно-фруктовыми диетами". Точно, два года назад бывший однокурсничек уговорил перейти в "Финамко" на должность заведующей отделом. "Как, ты не помнишь Васю? Ну, самый такой был в нашей группе." Вспомнил. Водился там лощеный хлюст, на мизинцах ногти по полтора сантиметра. Он их манерно так оттопыривал. Шмотки у него были самые модные. И папа большой босс где-то в электрических сетях. И помнится, даже тогда не удивился, что на должность завотделом крупной финансовой компании кого-то надо уговаривать. Судя по зарплатке, туда хвост желающих занять вакансию должен был протянуться по крайней мере до Челябинска, а то и дальше...

* * *

Большинство жен ревнует своих мужей, считая всех мужиков кобелями. В значительной мере они правы. Большинству мужей и в голову не приходит, что их жены могут изменять. Может, не в такой значительной мере, но они не правы. Примерно такие мысли роились в голове Олега. Только сейчас все странности в поведении жены стали складываться в цельную картинку. Ее частые задержки на работе, после которых она приходила обессиленная и утомленная, но со свежим макияжем. Это что же за бухгалтерская работа, на которой женщина выматывается, словно грузчик? Помнится, пару раз ему приходила в голову эта мысль. Но, как приходила, так и уходила. Не мог он любимую женщину, мать своих двух детей, заподозрить в измене.

А их разлад? Сколько она зарабатывает в своем "Финамко", он не знал, но понимал, что очень много. Буквально за год квартира преобразилась. Он только импортные обои и пенопластовые потолки успевал наклеивать, а оплачивала все она. Причем, не задумываясь. Потом враз переменилась мебель. На смену хорошо сохранившемуся советскому гарнитуру, которым Олег в свое время так гордился, пришли пухлый велюр и светлое дерево. Через пару месяцев настал черед бытовой техники и аппаратуры. Он приходил с работы и обнаруживал, что экран телевизора раздался вдвое, а объем холодильника втрое. "Старье" Зоя щедро раздаривала своей многочисленной родне. И вот теперь в квартире практически не осталось ничего, что Олег мог бы назвать своим.

А ведь вся прежняя обстановка покупалась на его зарплаты и премии. Зоя, кантуясь по бухгалтериям, получала едва ли рублей сто двадцать, потом сто пятьдесят. В последнее время, огребая какие-то немыслимые деньги в своей непонятной финансовой конторе, она резко переменилась. Главное, теперь постоянно старалась упрекнуть и унизить Олега своими деньгами. Особенно невыносимо стало, когда на молочном комбинате окончательно прекратили платить зарплату. В конце концов, он перестал прикасаться к купленным женой продуктам. Питался чем бог пошлет, пивные бутылки подбирал, халтуры какие-то мелкие находил, медный и алюминиевый лом сдавал, словно бомж какой. Но притерпелся к этой горечи. Рассчитывал, что дела на комбинате поправятся, зарплату начнут выдавать, и в семье все наладится.

Сейчас он мрачно поставил чайник на газ. Принялся машинально делать бутерброд. Намазал кусок батона маслом, сверху положил "Докторской" колбасы, а на неё пласт сыра. Сыра он не пробовал уже месяца три, а трехэтажный бутербродище ему порой снился по ночам. Но сейчас кусок в горло не лез.

- Ах, ка-ак я уста-а-ала! - донеслось из соседней большой комнаты, холла, так сказать. Это Зоя сладко и довольно потянулась.

И после этой фразы, окончательно постигнув потаенный смысл сладкой интонации, Олег осознал, что его Зоя только что принадлежала другому мужчине. Его захлестнула горячая волна, пронеслась по всему телу. Но это были не гнев, не ярость, а неутолимое сексуальное желание. Он хотел её, эту потягивающуюся кошку, ставшую вдруг такой желанной из-за своей порочности. Хотел, словно чужую смазливую бабу, неожиданно вдруг оказавшуюся доступной. А, может, ему просто надо было доказать свое право на эту женщину. Именно таким животным способом, какой подсказывал ему звериный инстинкт самца.

Он вышел из кухни, вытирая пальцы коротким и жестким, как циновка, полотенцем. Зоя уже встала из кресла. Она неторопливо шла в свою спальню, на ходу стаскивая платье через голову. Все-таки оно было слишком облегающим. Зоя извивалась всем телом и привставала на цыпочки, но плечи с трудом протискивались сквозь сексапильное платье. Она остановилась, подняв руки с подолом, задранным выше головы, чтобы последним усилием сбросить неподатливую одежду.

Олег отшвырнул скомканное полотенце. Узкие белые плавочки на загорелых бедрах жены сводили его с ума. Узкая ложбинка вдоль позвоночника, влажная и скользкая, гипнотизировала его. Он на ходу сдернул с себя футболку и обнял Зою сзади. Ладони сами легли на её груди, только что вынырнувшие из-под платья. Она, наконец-то, сумела избавиться от этого модного тряпья.

Обычно, ещё в прежние счастливые времена, вот так прижимая Зою спиной к себе, Олег всегда чувствовал прилив необыкновенной нежности. Но сейчас, тиская её крупную грудь, прижимая к себе влажное, скользкое и жаркое тело, он испытывал только желание. Она что-то пищала возмущенно, дергалась, но Олег ничего не слышал, опьяненный резкой смесью запахов женского пота и дезодоранта. И тут же к ним добавился кислый запах её промежности. Такой знакомый, действующий, как сигнал. Обычно этот запах возникал не сразу, а через полчаса любовной игры, и говорил о её готовности. Сегодня она явилась домой с этим запахом.

Теперь Олег хотел не удовлетворения или подтверждения своего супружеского права. Ему хотелось просто изнасиловать её, оскорбить таким способом и унизить, наказать. Он повалил её на пухлый диван лицом вниз, придавил всем своим не таким уж великим весом. Высвободил одну руку. С треском раздернул молнию брюк. Выпустил на свободу своего застоявшегося зверя, туго налитого, изнывающего от ожидания.

Потом принялся стаскивать Зойкины плавки. Они сидели плотно, и он сдирал их с её круглого мягкого зада с трудом, словно кожуру с недозрелого мандарина. Жена трепыхалась, пыталась вывернуться из-под него, шипела что-то злобное. Но он не слушал. Запустил пальцы ей между ног в липкую сырость, почувствовал напряженную, скользкую вульву. Дрожь прошла волной по всему её телу, словно пронзенному электрическим током. Непроизвольный стон вырвался сквозь закушенные губы.

Она была готова. Все это время была готова. Пришла домой на пределе возбуждения и млела в кресле, ждала, пока отпустит. Видно, не дотрахалась с этим хлюстом в темно-синем джипе. Или ничего у неё с ним не было? Просто тискали друг друга до полного изнеможения, а когда стало невмоготу, расстались? Нет, так не бывает.

И Олег, что называется, засадил. Изнемогая от неутолимой страсти и злости. И она приняла его, конвульсивно содрогаясь, неожиданно покорно и в то же время жадно.

- Вот тебе, вот тебе! - приговаривал Олег при каждом толчке.

А она всхлипывала в ритм, постанывала и ахала. И Олег не мог понять, то ли это она от удовольствия, то ли от боли и обиды. И только когда взвыла в унисон его финальному рычанию, понял - от удовольствия и обиды вместе. Просто не могла противостоять его звериному напору, а добром бы ни за что не далась. И в то же время ей не хватало именно такого бурного секса, чтобы получить полноценный оргазм.