Однажды я шел… Вернее, шла. В общем, да – сложно у меня с самоопределением. Я даже не вполне могу утверждать, что вижу свои руки в плотской форме, а не в прозрачной. Я смотрю на землю через свои запястья, как через водную гладь. Изображение немного искажается рябью, но камушки и травинки у себя под ногами я вижу весьма отчетливо. И меня это увлекает и даже завораживает. Так что я поднимаю руку и начинаю использовать локоть как призму. Чуть наклонив голову для удобства, я смотрю через него и вижу впереди, на скамейке, какую-то книгу. Кем-то забытую, вероятно. Ветер, не останавливаясь, перелистывает ее страницы то в одну, то в другую строну. Перелистывает и перелистывает. Я подхожу и вижу, что это чей-то дневник. Ярко розовый. Весь усыпанный блестками и стразами. Рядом, здесь же на лавке, лежит такой же ядовито-розовый замок в форме сердечка. Он закрыт, а ключа поблизости не наблюдается. Странно… Я усаживаюсь поудобнее и беру дневник в руки. Я знаю, что это хранилище, где скрыты чужие секреты. Я также знаю, что этого делать не стоит. Что читать чужие секреты неприлично. Но и ведь я здесь существую не для того, чтобы слушать ваши нотации, не так ли? Итак, я открываю его. Касаюсь пальцами его тонких белых страниц… и читаю. Читаю до конца, а потом понимаю, что история, описанная в нём, просто невероятная. Супероригинальная. И решаю, что я просто обязан пересказать вам ее суть. Пусть и своими словами…

– Фи, больно надо мне твои ребусы разгадывать, – она отвернулась, деланно сморщив свой очаровательный носик.

– Ах! Ну что за прелесть! – воскликнул он, подскочив на стуле от восторга. – Обожаю, когда ты так делаешь! Как же это мило!

– Заткнись, а то меня сейчас стошнит. И… и знаешь куда? Прямо на твои идеально белоснежные брюки!

– Это угроза? – промурлыкал мужчина приторно лыбясь.

– Я не шучу! – грозно заверила девушка и, не выдержав, с размаху ударила ладошкой по столу. – Показывай уже давай! – потребовала она.

– Эта маленькая обворожительная ладошка, – снова отвлекся он, продолжая умиляться. – Я обязан поцеловать ее.

И он взял маленькую белую руку в свою и принялся ее самозабвенно слюнявить.

– Ну все! Хватит уже! – не выдержав и двух секунд подобной мерзости, девушка вырвала руку и вскочила из-за стола. – С меня довольно! Я ухожу!

– Пока, милая! – издеваясь крикнул он ей вслед, а сам блаженно откинулся на стуле, скрестив руки за головой. – Ах, правы! Правы те люди, которые говорят, что женщина прекрасна в гневе. А маленькая женщина прекрасна вдвойне.

Он потянулся к столу и взял с него нечто цилиндрической формы, завернутое в коричневую упаковочную бумагу. И хитро улыбаясь, он, повёртывая нечто в руках, сказал:

– Завтра. Завтра, моя дорогая, ты это увидишь…

Потом, точно сам не выдержав, он аккуратно отогнул уголок обёртки, чтобы последний раз на сегодня увидеть содержимое своего подарка. И, пока он смотрел на то, что скрывалось под слоем бумаги, глаза его страшно сияли.

***

Он явился рано. Утром. Точно в шесть. Постучал в ее дверь. Ломился, к слову, очень громко и настырно. А так как в том не было никакой надобности, то, очевидно, он делал это специально, с целью ее позлить.

За дверью послышались невесомые шаги.

«Только из постели. Ещё не успела надеть свои вонючие махровые тапки, – промелькнуло у мужчины в голове. – Принцесса принцессой, а ножка у нее потеет будь здоров. Надо будет купить ей новые», – подумал он, как бы между прочим, про эти ненавистные тапки и улыбнулся, умиляясь собственной находчивости. «Что ж, непременно я это сделаю», – снова сказал он внутри себя, ожидая, когда дверь наконец-то откроется и он снова сможет увидеть столь милые ему черты.

И тут дверь действительно открылась.

– И че тебе надо? – бесцеремонно начала его «принцесса», облокотившись на дверной косяк.

Она глядела на него апатично. Недружелюбно. Должно быть с трудом различая его силуэт через ещё не разлепившиеся спросонья глаза-щёлочки.

– Можно, я войду?

Не дожидаясь ответа, он попытался проскользнуть в квартиру, но его действие было встречено преградой из упершейся в стену руки. Девушка смотрела на него исподлобья.

– Я кое-что принёс, – вдруг растеряв всю свою уверенность, пискнул он совсем женским голосом.

Мужчина открыл чёрный пакет и позволил ей увидеть лежавший там предмет вчерашнего раздора.

– Теперь ты меня пустишь?

Это подействовало. Девушка убрала руку и исчезла внутри квартиры, позволяя гостю войти.

Когда он втёк в квартиру, навстречу ему выбежал четырехлетний светловолосый карапуз.

– Дядя Вова пришёл!

– Привет, Мишка, – мужчина потрепал мальчика по голове, попутно стягивая с ног пурпурные бархатные мокасины.

Он осторожно опустил обувь на пыльный коврик и замер. Уж слишком резко его обувь контрастировала с хозяйской, стоявшей в коридоре. Настолько, что ему даже сделалось как-то совестно за их парадный вид.

«Наверное, идя сюда в следующий раз, всё-таки стоит одеваться попроще», – решил он, протискиваясь в тесную кухню.

Его подруга сидела за столом в нахальной позе, запрокинув ногу на ногу, и усиленно травила свой желудок, хлеща из кружки растворимый кофе. Он мельком взглянул на ее брови: их уголки подрагивали. «Злится», – не без досады отметил он.

– Опять будешь меня изводить? – спросила дерзкая девчонка, всеми силами стараясь сохранить самообладание.

– Нет. Зачем же? – пожал он плечами. – Я сразу покажу.

Он приблизился к столу и поставил на него свой таинственный сверток, не дававший его подруге покоя со вчерашнего вечера.

Она потянула к свертку свои бледные руки и быстро, при помощи своих тоненьких ловких пальцев, избавила вожделенный предмет от бумаги. Теперь стало видно, что под оберткой скрывалась стеклянная банка.

Её горлышко плотно обнимала бирюзовая пластмассовая крышка. А внутри! Боже, что было внутри! В ней находилось что-то совсем невообразимое. Это что-то под лучами солнца из окна вдруг кратко сверкнуло и заиграло самыми замысловатыми букетами цветов. Они переливались, при всём своем многоцветье столь гармонично перетекая один в другой, что не вызвали у воспринимающей их никакого диссонанса. Хотя вполне могли бы. Ведь сюда втиснулось невообразимое количество оттенков, начиная от самых простых однотонных и заканчивая сложными витиеватыми узорами. Было же это ни что иное как…

– Гуппи! – воскликнула девушка и её глаза, неимоверно выпучившись от восторга, чуть было не вывалились из глазниц прямо на замасленную скатерку. – Гуппи! Ты законсервировал этих маленьких рыбок! – задыхаясь тараторила она, не отрывая взгляда от крохотных, плавающих в блестящем зеленоватом бульоне тушек. – Но как… Как ты умудрился сохранить все цвета в нетронутом виде?! Скажи мне… Как?!

– Ха-ха-ха, – звучно рассмеялся он. – Тут нужен был особый рецепт. Знала бы ты, дорогая моя, сколько материалов я перевел, прежде чем достиг идеала в пропорциях. Я очень старался, ведь мой подарок обязательно должен был произвести на тебя впечатление, иначе всё это не имело бы смысла. И я так полагаю, у меня получилось?

– Да! Да! Более чем! – согласно затрясла головой девчонка.

– Отлично! А теперь, милая Марго, ставь самовар, неси серебряные ложки – будем снимать пробу с моего варева. И Мишке прибор поставь… Эй, Мишка! Иди сюда! – громко позвал он, обернувшись через плечо в комнату.

Детские крохотные пальчики сжимают рукоятку огромного ножа предназначенного для разделывания мяса.

В ночной тьме, конечно, мало что видно. Ведь единственный источник света здесь – оплывшая парафиновая свеча.

Малышка с каким-то абсурдным остервенением, так не подходящим к её нежно-розовому миловидному лицу, вонзает нож в распростертую на деревянной доске тушку. Получается криво. Неумело. Совсем не так как у взрослых, когда они готовят пищу. Другой ребёнок, быть может, бросил бы эту затею, но она упорна.