«Может, стоило найти для них мать? Женщина сумела бы разъяснить, удержать… не для этого ли нужны женщины в мире? Вот только какая бы смертная или асинья смогла бы искренне полюбить чужих детей — тем более, вот таких детей? Сигюн, которая вечно таращится мне в спину взглядом недоенной козы или коровы, что не в силах отыскать собственное стойло? Сомневаюсь я что-то… Да, она милая, и они привязались бы к ней — и, если бы она ушла, это окончательно разбило бы им сердца».

Иногда к Локи подкрадывалась на мягких лапах и усаживалась рядом удручающая в своей простоте и печали мысль — самые счастливые дни его жизни миновали, а он слишком поздно это понял. Бесконечные дни у теплого моря Ванахейма, когда его дети были малы и беспечны. Вместе они бродили по взморью, искали чаячьи гнёзда и собирали выброшенные морем ракушки, носились по берегу, болтали о всякой ерунде и смеялись… О, как они смеялись тогда, его дети, щедрые на любовь и счастье — и он смеялся вместе с ними, не бог, не головная боль Девяти Миров, но просто отец троих детей… Надо было тогда плюнуть на все, пожертвовать доброй частью магии и окутать старую крепость непроницаемым для времени покрывалом. Пусть бы года текли мимо, бессильные прикоснуться к Ёрму, Фенриру и Хель. Они всегда оставались бы такими, какими сохранила его память — веселыми, не ведающими бед и горестей детьми…

Близится зима.

Боги Асгарда редко спят, подобно смертным. Боги порой дремлют — в дреме видят будущее, кто отчётливо, кто смутно и неопределенно. Локи пригрезились его выросшие дети: Фенрир, волк, задевающий головой небо, чье ледяное дыхание обжигало огнем; Хель, прекрасная и ужасная, на троне из костей и оскаленных черепов, в окружении призраков и теней; Ёрмунганд — неостановимое, бесконечное движение переливающихся чешуйчатых колец среди морских волн. Он смотрел на них с высокой скалы, очарованный их грозной силой — и очнулся, услышав у входа в пещеру низкое, перекатывающееся рычание. Гарм и Фенрир стояли плечом к плечу, предостерегая неведомого врага от намерения сделать хотя бы шаг к их логову.

Подхватив посох, Локи выбрался наружу. Ночью выпал снег, окутал горы, чистый и белоснежный, еще не ведающий ни звериной поступи, ни упавших на него капель крови. Ниже по склону не скрываясь и не прячась, высился посланник Асгарда — а за ним, шагах в десяти поодаль, топтался огромный, серый в яблоках конь. С этим конем было не все ладно. В полнейшем безветрии вокруг его колен крутились вихри снежной поземки, не позволяя четко увидеть и пересчитать ноги животного — то ли их четыре, как у всех бегающих тварей земных, то ли гораздо больше. Конь тряс густой гривой цвета начищенного серебра и фыркал облачками пара. Искрились камни на богатой уздечке жеребца, искрилось золото на доспехе незваного гостя, тускло сиял тяжелой сталью боевой молот в его руке. Точнее, на руке — кожаная петля на рукояти молота мирно обвивала запястье воина.

— Тише, мальчики, — вполголоса окликнул Локи. Волк и пес переглянулись. Рычание стихло, но и тот, и другой пребывали в настороженности, готовые в любой миг сорваться и грызть врага. — Это все лишь Тор и Слейпнир заглянули пожелать нам доброго утра.

Намертво схваченный золотыми клешнями синий кристалл в навершии посоха Локи замерцал, впитывая рассеянную в воздухе магию. Локи отстраненно прикинул свои шансы в поединке с Громовержцем. Если удастся вывести из игры Мьёлльнир, можно потягаться. Главное, не подпускать Тора на расстояние вытянутой руки, а то впавший в берсерк здоровяк порой умудрялся кулаком прошибать магические щиты.

Учуявший запах Локи конь вскинул голову и приветственно заржал. Локи помахал ему рукой — мол, все в порядке. За время, проведенное Локи за пределами Асгарда, жеребец вроде бы еще немного подрос и сделался шире в груди. Старший из отпрысков, лучший из коней. Что нашло на Одина, коли он разрешил Тору взять из конюшен именно Слейпнира?

На шум из пещеры выскочила Хель. Наглухо закутанная в плащ из беличьих и заячьих шкурок, с лицом, на котором по счастливому совпадению сегодня не было мертвецких пятен, она сегодня была удивительно хороша. Возле порога пещеры девушка наклонилась, схватив обглоданную Фенриром берцовую кость оленя. Мысленно Локи одобрительно кивнул: при способностях Хель подчинять себе мертвую материю безобидная с виду кость способна разить не хуже магического посоха. Жаль, Тор об этом не догадывается. Но на выбежавшую деву Громовержец уставился с явственным интересом — и нехотя вскинул руку:

— Мир, Локи. Я пришел с миром и принес тебе послание, — он повысил голос, чтобы и Хель было лучше слышно: — Всеотец желает видеть тебя в Асгарде. Тебя и твоих детей.

Хель замерла, сжимая кость в кулачке. Никогда прежде она не встречала никого из асгардцев и не знала, что нужно делать — убегать, прятаться, защищаться? Или обождать, когда отец закончит переговоры с этим устрашающим воином и примет решение?

— Это приказ или приглашение? — уточнил Локи.

— Приглашение, — слово далось Тору с трудом. Приказ «Скрути их и притащи ко мне» был куда более простым и понятным. Но мудрейший Один несколько раз повторил, чтобы Тор лучше запомнил: «Будь вежлив. Если Локи откажется идти, извинись и уходи». — В знак своих добрых намерений Один отправил со мной Слейпнира. Всеотец сказал, что хочет поговорить с тобой и взглянуть на твоих детей. Кстати, который из них твой? — все-таки не удержался Тор, махнув рукой в сторону злобно щерящихся Фенрира и Гарма. — Или я заблуждаюсь, и это ваши домашние любимчики?

— Кто из них вырвет бОльший кусок мяса из твоей задницы — тот и есть мое единокровное дитя. Хочешь проверить? — любезно предложил Локи. — Ату его, парни!

— Эй, эй! — Тор опасливо попятился, перехватывая молот за рукоять. — Держи своих зверей подальше от меня, ага? Так ты идешь?

— Как можно отказаться? — Локи пожал плечами, крутанув посох и направив его острием в землю. — Всеотец знал, кого отправлять гонцом. Мой отказ разобьет тебе сердце, принцесса, так что я вынужден согласиться.

Тор скрипнул зубами. Он мог бы с легкостью вколотить Локи в землю, но никогда не умел своевременно найти достойного ответа на его насмешки. Пугающе красивая, бледная дочка Локи ехидно смотрела на бога грозы, щуря зеленые глаза. Два то ли пса, то ли волка оскалились, вывалив длинные языки.

Асгард ничуть не изменился с тех пор, как Локи последний раз бывал здесь. Ослепительно золотой, деревянный и каменный, вызывающе роскошный и совершенный, как порой бывают совершенны ледяные кристаллы. Иногда Локи мечтал обладать им, воображал себя на троне правителя Асгарда — и хмыкал, понимая, что этого никогда не случится. Один бессмертен, а Тору суждено до конца дней носить титул вечного принца. Что касается самого Локи, его положение в Асгарде выглядело весьма диковинным. Ётун по рождению, он стал названным братом Одину по обряду разделенной крови и побратимства — о чем многие забывали или не знали, ошибочно полагая Локи приемным сыном Всеотца и сводным братом Тора. «Младшим, — неизменно добавлял Тор в кругу своих тупоумных дружков и доверчивых гостей, убедившись, что Локи далеко и ничего не услышит. — А вы не знали? Да, Локи мой младший братец. Склочный, но любимый. Вечно за ним глаз да глаз нужен, чтоб его не обидел кто… или чтоб он никого не обижал».

Слейпниру было все едино, сколько всадников устроится на его широкой спине. Конь принес Тора и его спутников к высокому, с серебряными ступеньками крыльцу Валаскьяльвы, чертога Одина, на прощание толкнул Локи мордой в плечо и рысью ускакал к конюшням. Хель в испуге и изумлении озиралась по сторонам, взъерошенный Гарм жался ближе к хозяйке. Фенрир скалил клыки на все, что оказывалось поблизости и шевелилось, перепугав выбежавших навстречу гостям слуг и заставив дозорных-эйнхериев нацелить на него копья.

— Мне тут не по душе, — прошептала Хель.

— Мне тоже, — буркнул Локи. — Но раз Всеотец зовет, придется идти.

— Э-э… — Тор в некотором смущении заступил им дорогу, и Локи вскинулся, ощутив, как леденит кисть готовая сорваться с пальцев магия. — Девушке и ее приятелям придётся малость обождать. Они просто посидят в саду. Локи, я лично прослежу, чтобы с ними ничего не случилось, — поспешно добавил Тор. — Ты получишь их обратно живыми и невредимыми.