– Валера.
Димитров кивнул и пошел к пролому, на ходу объясняя, что случилось.
– Тело нашли местные велосипедисты. У них маршрут проходит через Баболовский парк, и сюда они часто заезжают передохнуть. Заглянули внутрь и увидели, что ванна наполнена водой, и в ней кто-то плавает. Человек не шевелился, и они его окликнули. Он не ответил, тогда один из велосипедистов полез внутрь и нашел труп. – Димитров вскарабкался по мосткам и вошел в развалины, исчезнув из виду.
– Тело достали? – спросил я, залезая следом.
Внутри пахло человеческими экскрементами и тиной.
– Да. Воду еще не сливали. Ждем, пока насос подвезут. Криминалисты взяли пару литров на анализ, соскобы какие-то сделали. В общем, можно осушать.
Я переступил с мостков на полати, идущие вокруг знаменитой гранитной Царь-ванны, в которой купалась Екатерина Великая. Этого серого каменного монстра не смогли поднять и увезти в Германию в виде трофея даже фашисты – сорок восемь тонн оказались неподъемными. Теперь же вместо молока в ней была желтоватая вода, из которой перед моим приездом извлекли труп.
Лично я принимаю ванну очень редко. Мне попросту лень ждать, пока наберется вода, да и помещаюсь я в нее не целиком. Ноги не распрямишь. Вот если бы у меня была квартира побольше… но это мечты.
Словом, как правило, я принимаю душ. Но иногда все же хочется просто полежать в воде, закрыв глаза, и подумать о чем-нибудь отвлеченном. В таких случаях я всегда потом вылезаю из ванны прежде, чем вытащить затычку.
В детстве мама читала и пересказывала потом отцу книгу, где рассказывалось о змеях, заползавших в канализационные трубы и нападавших на жильцов. С тех пор я опасаюсь скользких тварей и потому не остаюсь там, куда они могут проникнуть через какое-нибудь отверстие.
Все это пронеслось в моей голове, пока я смотрел на воду, заполнявшую каменный резервуар. Здесь, конечно, не было ни труб, ни затычек.
Я поднял взгляд. На стенах виднелись сделанные краской надписи: буквы, цифры и разные символы.
– Эти художества были тут до убийства? – спросил я.
– Велосипедисты говорят, что только те, которые нанесены черной и синей красками, – ответил Димитров. – Те, что белой, – свежие. Думаешь, их оставил убийца?
– Когда велосипедисты были тут последний раз? Не считая сегодняшнего, естественно.
– Вчера вечером. Около половины девятого. Надписей не было.
Я прошелся по полатям, прогибавшимся так, что казалось: вот-вот проломятся, и я полечу вниз. А до пола было метра два – по высоте ванны.
Белые надписи в полутемном помещении выделялись особенно хорошо. Будь я убийцей и если бы хотел обратить внимание полиции на свое послание, выбрал бы именно этот цвет.
Я вгляделся в линии и кружки, тесно выведенные на старых кирпичных стенах.
– Похоже на ноты, – подсказал Димитров, наблюдая за мной.
Он был прав.
– Надо узнать, что это за мелодия, – сказал я.
– Зачем?
– На всякий случай. Сделали фотографии?
– Да. Если надо, могу дать копии.
– Пригодятся. – Я перевел взгляд на ванну. – А откуда здесь вода?
– Без понятия.
– Но не ведром же убийца ее натаскал.
Димитров усмехнулся:
– Надо думать! Ему бы пришлось сутки этим заниматься. Ванна-то огромная.
– А где тело? – спросил я. – Увезли уже?
– Нет, тебя ждали. Хочешь взглянуть?
– Жертву опознали?
– Как тебе сказать. – Димитров смущенно кашлянул. – Это трудновато будет.
– Почему?
– У него нет лица.
– В каком смысле? Изуродовано?
– Содрано.
Я невольно вздрогнул. Вид трупов никогда не оставлял меня равнодушным, а обезображенных – тем более.
– Так будешь смотреть? – предложил Димитров.
– Да. Где он?
– Снаружи.
Мы вышли из развалин и обошли их с левой стороны. Труп лежал в черном пластиковом мешке. Земля вокруг была мокрая.
– Откройте, – кивнул Димитров криминалистам, которые сидели неподалеку и курили. Те нехотя встали и расстегнули молнию.
Я готовился к тому, что увижу, но то, что оказалось внутри мешка, было настолько ужасно, что я едва сдержал рвотный позыв: вместо лица сплошная рана, алая, бордовая, со светлыми жировыми прожилками! Кое-где белели кости черепа, зубы торчали зловеще, как у киношного зомби, а глазные яблоки, лишенные век, «смотрели» в разные стороны.
– Где его одежда? – спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
– Одежды нет, – ответил Димитров. – Он был голый. И посмотри на грудь. Видишь клеймо? Его выжгли еще до того, как бедняга умер. Лицо, кстати, сдирали тоже живьем.
– Откуда это известно? – спросил я, уставившись на крупную цифру «4», багровеющую на фоне бледной кожи.
– Уж поверь! – раздался знакомый голос у меня за спиной. – Я двенадцать лет в судебной медицине.
Обернувшись, я увидел высокого мужчину, с большими, как у панды, глазами, крупным носом и сверкающими в мочках-тоннелях. Он подошел, протирая очки в роговой оправе. На нем был прозрачный пластиковый комбинезон, через который виднелся светло-серый костюм в мелкую полоску.
Это был Федор Полтавин, штатный криминалист нашего «Серийного отдела».
– Привет, – сказал я. – Давно приехал?
– Не очень. Башметов сначала мне позвонил, а потом уж тебя разыскивать начал.
Я перевел взгляд на труп, но тут же отвернулся.
– Значит, можно считать, что имели место пытки?
Полтавин криво усмехнулся:
– Не думаю, чтобы эти издевательства можно было назвать как-то иначе.
– А какова причина смерти?
– Болевой шок. Не выдержало сердце.
Я повернулся к Димитрову.
– Какие-нибудь следы обнаружили? Шины, подошвы? Про отпечатки пальцев пока, наверное, спрашивать рано?
– Их еще будут снимать, – кивнул лейтенант. – А насчет следов – есть несколько узких борозд, думаю, их оставила тачка вроде садовой. Отпечатки шин тоже имеются, довольно широкие, как от грузовичка или другого крупного автомобиля. Полагаю, он такой и должен быть, если на нем убийца привез тачку.
– И еще насос.
– Что? – не понял Димитров.
– Насос. Им была накачана вода в ванну. Больше этого никак не сделать.
– Логично, – подумав, согласился Димитров. – Тогда ясно, для чего он притащил тачку.
– Чтобы перевозить насос, – кивнул я. – И тело тоже.
– С чего ты взял, что жертву убили не здесь?
Я повернулся к патологоанатому, который не уходил, а с интересом слушал наш разговор – словно чувствовал, что еще понадобится.
Пока мы с Димитровым разговаривали, он расстегнул молнию на комбинезоне, достал из внутреннего кармана пиджака круглый диетический хлебец и теперь жевал его, роняя на землю крупные крошки.
– Федя, есть поблизости следы крови?
– Есть, но немного. Думаю, ты прав, и убийца обработал жертву в другом месте, а потом уже привез сюда, чтобы устроить эту жуткую инсталляцию.
– Кстати, для чего ему это понадобилось? – встрял Димитров.
– Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать мотивы убийства, – произнес я. – А мы пока такой информацией не располагаем.
Лейтенант фыркнул:
– Мы вообще ничего про него не знаем! Честно говоря, я думал, что после того, как в Баболовском парке поймали последних маньяков, там будет поспокойнее. И вот тебе пожалуйста!
– Да бросьте! – вмешался в разговор патологоанатом. – Тоже мне, безопасное место! Да я уверен, что сюда никто после девяти вечера не пойдет, даже летом. Я уж молчу про зиму.
– Но зачем тащить труп специально сюда? – возразил Димитров. – Не все ли равно, где его бросить?
– Убийца его не просто привез сюда, – заметил я. – Он прихватил насос и не пожалел времени на то, чтобы наполнить огромную ванну водой. – Я снова обратился к патологоанатому: – Во сколько примерно наступила смерть?
– Между четырьмя и пятью утра.
– Значит, здесь убийца орудовал уже с пяти-шести часов. Опасное время, некоторые уже просыпаются и выходят на улицу.
– Кто, например? – скептически поинтересовался Димитров.