Дополз-доковылял; опираясь на стойки шлагбаума поднялся. Человек смотрел на меня с интересом, однако разговор не начинал. Хорошо, сам спрошу.
– Что с собакой?
– Лечат. Владимирович прямо ночью гнойник вскрыл, почистил. Но случай серьёзный. К главному доктору отправили с утра, там без него никак…
Меня мутило, жутко хотелось сесть. Метрах в трёх за веганом-волкопоклонником, практически рядом с перегораживающей проезд конструкцией, стояла скамейка под уютным навесом.
– Можно на скамейку присесть?
– Нет. Никому из людей, кроме Братьев или приглашённых, хода дальше нет. На землю садись, она тёплая, ничего не простудишь.
Я так и поступил, обессилено плюхнувшись на пятую точку прямо в дорожную пыль.
– А как я там… в стороне от дороги очутился? И кто за мной ухаживал? Спасибо хочу сказать.
Мужчина удивлённо посмотрел на меня.
– Так ты действительно ничего не помнишь? Странно… когда тебя мужики несли – ты говорил, всё какую-то Ю-Ю или Зулю поминал. Думал, шутят… Ночная смена за тобой присмотрела. Вечером будут.
– Понятно… – я откинулся назад, привалившись к стойке, и закрыл глаза. Надо немного отдохнуть. Однако теперь мой собеседник не унимался, утоляя своё разгорающееся любопытство и жажду общения.
– Тут эти… С южного посёлка утром приходили, про тебя спрашивали. Это ты, получается, вчера их бойцу яйца сожрал? – радостный, громкий смех заставил меня скривиться от воспоминаний, а потом скрутиться внутренностями в пружину от напряжения.
– Чего хотели? – как можно небрежнее спросил я.
– Да интересовались, дошёл ты до нас или нет. Ты же когда вчера с тачкой на дорогу вышел – так все стали ставки делать, сколько пройдёшь. Особо упорные, если не брехали, за тобой километра три топали из любопытства. Говорили, что ты даже не обернулся ни разу. Потом надоело, спать пошли, а двое любопытных сегодня не поленились, принесло их узнать…
– Что ответил?
– Почти правду. Сказал, что дошёл ночью, собаку нашим передал, а сам пошёл дальше. Туда – он показал рукой в сторону, противоположную распадку.
– Зачем обманул? – мне было действительно интересно.
– Люди тамошние – дрянь. Раньше таких мародёрами звали и к стенке ставили. Тянут, где что плохо лежит. Паразитируют на остатках прошлого, вместо того, чтобы создавать… Слышал, даже поселения нападают, людьми торгуют… Отец Андриан, когда может, детей у них выкупает. Хоть кто-то на рынок не попадёт. Так что пошли они куда подальше…
Ого! Выкупает, значит, детишек, а не в качестве платы за наводку, как на гарнизон, к примеру, берёт… Сказочно звучит. А вот если этот псевдорусич просто не знает всех дел местного «папашки» – тогда реализма в его словах гораздо больше. Но ничего этого вслух я не сказал.
– Дрянь, говоришь? Тогда как же вы такое соседство терпите?
– А куда деваться? Соседей редко удаётся выбирать. Да и не полезут они на нас, побоятся. Единства среди них нет. В том посёлке верховодят три брата: у одного паровоз, у другого грузчики, а третий за поселение отвечает. Живут не сказать, чтобы дружно, но очень стараются до вооружённых конфликтов дело не доводить, полюбовно договариваются. У каждого симпатиков много. А даже если и сунутся с перепоя – что с нас взять? Ну нападут на форт, спалят, так потом в ответку так по соплям получат, когда все наши соберутся, что и камня на камне не останется. К тому же обороны, как таковой, у них нет. На число надеются, и на дворы свои.
– Это как?
– Ты же видел, что поселение их защитной стены не имеет, – я этого толком не видел, не до того было, но на всякий случай утвердительно кивнул. – Слишком большое оно. Потому они решили по-другому поступить. Каждый двор – крепость. Есть лазы к соседям, хитрости всякие. Если и нападёт кто – врага во дворах и побьют, или повзрывают – оружия там полно. Да и кто к ним сунется? Основная жизнь южнее, мы так, на окраине цивилизации сидим, не ходим туда.
Чутко, внимательно запоминал всё услышанное. Складывалось впечатление, что собеседник неплохой человек, и я решил это отметить.
– Спасибо за то, что отвадил этих… Боялся, что за своего мстить придут. Ты извини, но кроме как словом, мне тебя отблагодарить нечем.
– Да ладно! Мы же славяне, должны помогать друг другу! – беспечно отмахнулся бородач. – Мелочи это, тем более ты с собакой… Мы всякую жизнь уважаем. Меня, кстати, Виктор зовут.
– Меня тоже.
– Правда?! Тёзки, значит… Ты туда, под деревце, садись в тенёк. Припекает сегодня знатно…
… К концу дня я знал об Адептах Нового Пришествия (как они себя сами называли) почти всё из общих сведений. Это было небольшое… государство, судя по организации и строю, занимающее внушительные по сегодняшним меркам территории. Где-то к северо-западу стоял их главный городок, в котором главенствовал отец Андриан. По округе расположились небольшие поселения, в которых народ занимался огородничеством и прочими ремёслами. С внешним миром они практически не общались, за исключением торговли, считая себя самодостаточной общиной.
Я находился сейчас возле самого южного форпоста сектантов. Выглядел он как привычный небольшой фортик с традиционным частоколом, практически невидимыми снаружи крышами домов, вышкой. Внутри, по рассказам тёзки, находилось помимо жилья и капище новой веры – столб с идолом в виде волчьей головы, к которому раз в неделю возлагались цветы или иные скромные дары. От шлагбаума до поселения было метров триста, караульная служба здесь неслась круглосуточно. Вообще, у меня сложилось впечатление, что вера и весь этот старорусский, показной уклад – не более чем декорации. Тёзка, на удивление, говорил без традиционного для обработанных религией огня в глазах; совершенно спокойно вворачивал иногда крепкое словцо; не бравировал мудрыми, но чужими, цитатами. Одним словом, человек как человек. Я даже получил приглашение вечером посидеть за чаркой самогона, когда он сменится. Не в поселении, нет – в распадке. «Там тихо, красиво, и бабы не найдут» – веско аргументировал он свой выбор места для мероприятия. Пришлось отказаться, сославшись на здоровье.
Оказалось, что сектанты не совсем уж упоротые фанатики. Рыба в их рационе бывала регулярно, а птичье мясо разрешалось вкушать или по праздникам, или в виде особого поощрения. Ну и детям, естественно – за подрастающим поколением следили особо. Хотя, думается мне, что втайне лопают они запретное. Не нажрёшь, как ни старайся, такие круглые морды на одних кашках с карасиками.
Несмотря на всю свою словоохотливость, Виктор не сказал ничего особо ценного. Настаивать и лезть с расспросами я попросту побоялся. Видел – человек он не глупый. Потому выводы делал по оговоркам с обмолвками. Дружба с волками оказалась правдой – их предводителя действительно иногда видели в обществе серых; более того, местные совершенно не боялись бродить по краю леса и собирать грибы с ягодами. Вглубь не совались – «отец Андриан не велит».
Главное их поселение оказалось тоже не для всех. Там могли жить только те, кто «в вере истов и крепок». По каким критериям отбирали самых-самых – не понял. Зато узнал, что там есть больница, школа-интернат, в которой учатся абсолютно все дети адептов; и главное капище, куда и возлагают свои дары для разумных животных. В наибольшем почёте тут были волки. Именно на них и замешивался основной опиум для народа.
– А что, зверь вольный, честный, умный, сильный, – говорил бородач. – Разум получил? Получил. Это чудо божье? Чудо. И почему спаситель не может прийти к нам волком? Назови иного зверя, лучше его? Медведь – ленив и одинок, свиньи – даже не смешно, олени – не та тварь, слишком нервная… Сам посмотри, что вокруг творится. Отвернулся Господь от нас, к зверям теперь благоволит. Мы же славяне, в кого нам верить? В летающего змея Кетцалькоатля?
Это сильно напоминало «Библию для самых маленьких», но в теологические споры я лезть не стал. Себе дороже выйдет чужую веру критиковать, тем более здешние ко мне почти со всей душой…
Узнал и про рейдовые группы охотников. По мнению Виктора, они охраняли волков в их дальних путешествиях. Про Слизень он ничего не знал.