<SHUFFLE>
1.noun
– шарканье
– тасование (карт)
– трюк, увертка
– перемена мест
2.verb
– волочить (ноги)
– шаркать (ногами)
– тасовать (карты)
– перемешивать, перемещать
– колебаться, вилять, хитрить, изворачиваться
Англо-русский словарь Мюллера, М., 1960
Как всегда, ссылки-отсылки. Метро Спортивная. Тучков мост. Странный столб с кольцом. Когда Спортивной не было, была аллея, изогнутые деревца у Князь-Владимира и, собственно – князь. Звонница, колокола. Колокола звонили с утра и вечером. Вечером, когда пора идти выпить в Д’Акти, утром, когда туман. От угла Талалихина до Д’Акти – три минуты неторопливо, то есть – сигарета. Тогда я ещё курил сигареты. Проспект Добролюбова, на нём – Новгородская птица. Излишне романтизировал – часть проспекта Добролюбова из домиков в стиле модерн, как люблю рисовать. На скамейке у собора увидел слепого с собакой. Попытался представить, как чувствует он. В сером доме на улице Изобретателя лампочки (Эдисона/Яблочкова) жили два человека – как две сестры наоборот, в квартире 12 и 13. Играли музыку. Сейчас понимаю – сказки, домики в стиле модерн, королева и рояль/пианино в кустах. Какая музыка, если всё по-другому. Но тогда пытался представить, что видят они из окон дома на улице изобретателей лампочки. Кажущиеся осмысленными передвижения их в городе, бытовые мелочи – что видел бы я, спрячься в глазу и не зная мотивации передвижений. Что было бы, если б мотивация вмиг исчезла. Портвейн Кавказ – и прозрачные, стеклянные мои глаза, бессмысленно слоняюсь я по Петроградской стороне, пытаясь повторить маршруты, движения в воздухе. Настороженно относился к запахам, лучше цвета. Всегда представлял цвета, как будто за человеком – шлейф цвета, как будто бы человек светится, а мой глаз – открытый затвор фотоаппарата. Сейчас люди уехали, музыка осталась на плёнках и на кончиках пальцев. Тогда думал, что гонит ветер желания, придумал говорить так, чтобы проще было понять, сейчас понимаю, что – нет, ветер – он прилетел-улетел, после влюблённости может быть немножко стыдно и всё, здесь же шаги – мои/чужие по проспекту Добролюбова закатаны в асфальт, в культурный слой на глубине полтора метра – и никаким бульдозером; нет ни троллей, ни королев, ни музыки, все разъехались, нет Д’Акти, нет портвейна Кавказ, нет ничего, меня тоже нет, только истории, которые и рассказать-то некому.
Королева Алиса
В каком-то городе, где я не был давным-давно, живет девочка Алиса. Она, наверное, догадывается о моем существовании – как и о том, что в одном из домов этого города спит Черный король, которому все это – и город, и я, и даже она, Алиса, снится. Если Алиса когда-нибудь прочитает эту историю – думаю, она решит, что либо я окончательно помешался на Кэрроле, либо, как всегда, мистифицирую. Но куда уж там мистифицировать – сегодня я расскажу эту историю заново – как будто я не писал ничего раньше. Может быть, в этом случае мне удастся с ней покончить навсегда.
Конечно, как и в любой бесконечной истории возникает вопрос – с чего начать?
Наверное, с момента Здесь и Сейчас, Now & Here, Nowhere. Потом история сама начнет разматываться – от абзаца к абзацу, по магическим гиперссылкам здесь, на бумаге – и в чудесном зеркале – в твоей голове. Сейчас я сижу в сортире и курю, глядя на карту города на двери. С такой же карты все и началось – попробуй отыскать на любой карте любого города места, где происходило что-то важное для тебя – и точки сложатся в какой-то узор главное – решить эту задачу, восстановить льва по когтю, найти правило – и тогда все шито-крыто, и никакая книга перемен тебя уже не спасет.
Вообще-то довольно просто погрузиться в то или иное описание реальности – наверное, все началось именно с Сенной площади. Я вышел из метро Сенная и свернул на Садовую улицу – был декабрь, мороз градусов двадцать. Наверное, такое случается с каждым, внезапное озарение – уже видел – или – точнее, когда-то увижу – будто бы в этот декабрьский вечер сошлись разные витки чудесной кинопленки, по которой я путешествую – я вдруг понял, что буду еще не раз стоять декабрьским вечером у магазина ОКЕАН и смотреть на башню, на машины, увязающие в снегу, иногда кто-то будет идти рядом, но я буду смотреть теми же глазами на ту же башню – мне, честно говоря, стало жутковато и я побежал – мимо магазина ОКЕАН, на набережную канала Грибоедова, под арку. Во дворе тусовались какие-то темные личности. Я закурил.
Наверное, тогда я понял про двери. Во дворе было несколько дверей, все с кодовыми замками. Очень странное ощущение – когда-то я буду работать почтальоном и поэтому я могу подобрать любой код с первого раза уже сейчас. Как лучник Дзен попадает не целясь. Я открыл дверь и вошел в подъезд. Было весьма засрано – сказывалась близость рынка. Я начал подниматься по лестнице – мимо дверей, выкрашенных в коричневый цвет – с замазанными табличками и звонками “прошу крутить”, мимо окон во двор, где темные личности что-то шумно обсуждали – к чердаку, засыпанному шлаком, на крышу , холодящую ладони и весьма скользкую – покрытую инеем крышу – как рыба, всплывающая на поверхность из довольно темных глубин – я сел возле слухового окна и увидел течения – кажется, разноцветные – течения времени и чужих настроений, поднимающиеся из форточек вместе с обрывками радиомузыки и телефонных бормотаний
Может быть как рыба, глотнувшая воздуха и ушедшая вглубь своего рыбьего бессознательного –
Сигарета дотлела до пальцев и мне показалось, что я проснулся.
Видимо важно, чтобы во времени существовали контрольные точки для быстрого восстановления системы. Как в фильме герой может понять, что начиная с какого-то момента жизни ему все приснилось, ты можешь понять, что была какая-то стрелка, на которой твой поезд пошел вправо или влево – но в момент перевода стрелки ты спал и можешь проснуться на другой станции.
Хотя осадок, конечно же, остается. Если я – рыба, то я могу рыбить. Зарыбить кого-то. To fish smbd./to fish some body
Ангел. Д’Акти.
Сэм позвонил в семь. Не хочу ли я встретиться? Хочу. Как всегда. Если ты хочешь меня найти, ищи вечером, после десяти, в Д’Акти. Д’Акти – маленькое кафе типа гадюшник , пять минут от “Спортивной”. В десять Сэма еще не было. За нашим столиком уже сидел рыжий молодой человек и не отрываясь смотрел на бомбардировщик В-52 с рекламы “Lucky Strike”. За соседним столиком пили глухонемые. Я взял чашечку растворимого кофе, спросил разрешения у молодого человека и сел ждать Сэма. Закурил.
– Можно прикурить? – спросил молодой человек, закрыв блокнот. Я подвинул к нему зажигалку.
– Нет, от вашей сигареты.
Сегодня вроде не пятница. В пятницу происходят гей-тусовки в “Красном октябре”, и тогда в Д’Акти заходят подобные личности. Сигарету я все-таки протянул. Он прикурил, затянулся и выпустил дым в потолок.
– “Monte Carlo”. Вы, должно быть, Авец. Меня зовут Ангел, Сэм сказал, что Вас можно найти здесь. Можно на ты?
– Можно на ты.
Подстава. Предупреждать нужно.
– Возьмем за знакомство?
– Возьмем за знакомство.
Взяли по 100 коньяка. За знакомство. Ангел спросил, зачем тебе фотоаппарат. Я сказал, снимаю фоторепортаж. Про войну. Есть места в городе – где война. Если собрать вместе, получится история. История одной паранойи.
– Клево,– сказал Ангел.
За фотографию.
Оказалось, что мы с Ангелом соседи – он совсем недавно переехал с Петроградки на Васильевский, и жил теперь на улице Репина.
– Как ты думаешь, почему мы встретились именно здесь?, – спросил Ангел.
– Здесь хороший коньяк, – пошутил я.
– Тебе нравится жить здесь?
Смотря что называть жизнью. И что считать “здесь”.
– Ну, серьезно, – здесь и сейчас тебе нравится?
– Нравится. Только дымно.
–Ты хочешь что-нибудь сделать? С-делать. Совершенный вид глагола.
